Дмитрий Фурман, Киммо Каариайнен

Религиозность в России в 90-е годы XX – начале XXI века

К оглавлению

10. Мировоззренческие самоиндентификации. Категория верующих.

В наших опросах предлагалось выбрать для себя одно из следующих определений: «верующий», «колеблющийся», «неверующий» и «атеист». Вот как менялось соотношение между этими категориями (см. таблицу 29).

Число лиц, называющих себя верующими, не совпадает с числом лиц, дающих ответ «Да» на вопрос: «Верите ли Вы в Бога?», которое мы видим на таблице 24 — оно всегда меньше. Самоидентификация как верующих в глазах респондентов — нечто более серьезное, чем просто сказать, что ты веришь в Бога. Отвечая так, человек как бы берёт на себя определённые обязательства и включает себя в некоторую мировоззренческую категорию, отделяя себя от других категорий, противопоставляя себя им. Но ритм роста числа верующих, естественно, совпадает с ритмом роста числа «верящих в Бога». За 1991 - 2005 годы число ”верующих” выросло более, чем в двое, а число отвечающих: «Да» на вопрос «Верите ли Вы в Бога?» - чуть меньше, чем вдвое.

Параллельно с ростом числа и удельного веса в населении верующих в начале рассматриваемого периода идет падение числа и удельного веса атеистов. С 1991 по 1993 год процент атеистов упал «катастрофически» — с 35% до 5%. Но далее он стабильно держится на этом уровне.

В какие категории перешли атеисты? Разумеется, они могли перейти в любые категории, но, скорее всего, с 1991 по 1993 год большинство из них перешло в бурно и симметрично с падением числа атеистов растущую категорию «неверующих». В 1991 году называть себя атеистом стало уже немного «неприлично». Массовый конформистский атеизм распался, и его представители, если не объявили себя «колеблющимися» или просто верующими, стали предпочитать более «мягкую» и не «вызывающую» самоидентификацию как «неверующих», уже затем, в последующие годы, переходя в «колеблющиеся» и «верующие» — после бурного роста с 1991 по 1993 год численность категории «неверующих» постепенно уменьшается. Почему, однако, численность атеистов после 1993 года стабилизируется? Почему эта группировка вообще не исчезает?

На наш взгляд, с атеистами происходит то, что обычно бывает при массовых колебаниях народного сознания, и что происходило с верующими при первом движении нашего «маятника».

Массовая формальная православная религиозность после революции 1917 года стала быстро распадаться , и в 20-е – 30-е гг. можно было предполагать, что в обозримый период в России вообще не останется ни одного верующего. Но на деле все было далеко не так. Масса формальных, конформистских приверженцев легко и быстро покидает потерпевшую поражение религию. Но всегда существует небольшое меньшинство, для которого изменить свою самоидентификацию, свою идейную принадлежность очень трудно. И те верующие, которые сохранили веру в революционный период и в годы самого бурного атеистического натиска, в массе своей так и прожили верующими до конца своих дней. Никакие усилия атеистической пропаганды уже ничего с ними поделать не могли.

Нечто похожее, на наш взгляд, происходит и с атеистами при втором ударе «маятника». Конформистские атеисты «ушли из атеизма» в 1989—1992 гг., остались «твердые», выдержавшие натиск религиозной волны, которые, наверное, теперь уже и останутся атеистами до конца своих дней — им уже поздно меняться.

Когда человек говорит о себе – «Я –верующий» или ”Я –атеист”, это всё же относительно сёрьёзное утверждение мировоззренческой и жизненной позициию. Поэтому при громадной аморфности, эклектичности и разнообразии различных индивидуальных ”вер” группы по самоидентификации дают нам как бы точки опоры в дальнейшем исследовании.

Однако, надо чётко понимать, что грань между ними – проницаема и подвижна, и что заявление о том, что ты верующий или атеист, не означает, что человек ”подписывается” под неким ”кредо”, и лишь в незначительной мере даёт возможность предсказать его ответы на другие вопросы.

Выше мы говорили о том, что атеисты и неверующие в той или иной мере входят в ”проправославный консенсус”. Атеисты, из которых 9% ”очень хорошо” и 61% - ”хорошо” относятся к православию, 21% - доверяют и скорее доверяют РПЦ, 36 % согласны с необходимостью привилегий для РПЦ , 47% считают, что каждый русский – православный в душе, а 4%, как мы увидим ниже, просто ”верит в Бога” – это всё же не совсем ”настоящие атеисты”. Советский термин 30-х гг. «воинствующий атеист» к ним никак не приложим. С другой стороны, многие, заявляющие о себе как о верующих, не верят в основные христианские догматы.

Таблица 30 иллюстрирует эту аморфность массового сознания и мировоззренческих категорий, к которым относят себя респонденты, материалами из опроса 2005 года.

Мы видим очень причудливую и хаотичную картину. Только 49% верующих твёрдо уверены в том, что Иисус существовал, и только 38% - что он воскрес из мёртвых. Зато 46% из них верят в астрологию и 13% - в НЛО. Верующие не только больше, чем не верующие, верят в догматы церкви – они больше верят во все новые и старые суеверия[35].

С другой стороны, 4 % атеистов верят в Бога, 12% - в переселение душ и 8% – в жизнь после смерти.

11. Насколько важна вера?

Пока мы находимся на уровне слов, причём слов – очень неопределённых, в чём мы могли убедиться, когда пытались выяснить, что имеется в виду под словами ”Я верю в Бога” или ”Я –верующий”. Но важно не только содержание верований, но и их интенсивность. Для одного человека сказать :”Я верю в Бога”, может означать полную перестройку жизни, для другого это может вообще ничего не значить.

Насколько важны для людей их верования? В какой мере утверждения о вере в Бога и идентификация себя как верующего действительно что-то значат?

Посмотрим сначала, как оценивают сами респонденты важность для них религии и Бога (см. таблицу 31).

Утверждение: «Религия – важна» в значительной мере отражает общую положительную оценку религии. Если ты признаёшь, что религия – необходима и важна вообще, как-то трудно после этого сказать, что она не важна лично для тебя. Тем не менее, мы видим, что в иерархии разных сфер жизни по степени их важности место религии – более, чем скромное. В 1991 г. среди 6 разных сфер жизни религия занимала последнее место, а предпоследнее занимала политика. Затем религия и политика поменялись местами. С 1991 по 2005 г. важность политики последовательно уменьшалась, а важность религии и Бога – последовательно росли параллельно с ростом других вербальных показателей религиозности. Но выше предпоследнего места религия так и не поднялась При этом процент тех, для кого религия не важна, пока остается выше процента тех, для кого она важна ( 53% и 45%), и даже среди верующих религия ”не важна” и ”не очень важна” для 29% и занимает то же предпоследнее место. [37].

Ещё более скромное место по степени важности занимает религия, когда мы спрашивает не просто о её важности, а о важности в определённых жизненных ситуациях, ситуациях выбора. На таблице 32. мы видим, какие факторы, по мнению респондентов, важны для успешного брака.

Мы видим, что хорошие жилищные условия, проживание отдельно от родственников и удовлетворённость от сексуальных отношений – значительно важнее общности религиозных взглядов.

Но, пожалуй, наиболее видно очень небольшое значение религии в том, какое значение придаётся родителями религиозности детей. В 1996 г. мы предложили респондентом список из 11 качеств, которые они хотели бы видеть в своём ребёнке, из которых они могли выбрать 5 важных, с их точки зрения, качеств, Результаты обобщены на таблице 33.

Мы видим, что религия респондентами почти не упоминается, и даже «хорошие манеры» их детей для них неизмеримо важнее их религиозности.

12. Институциональная религиозность

При анализе данных о субъективной важности религии и Бога, мы пока не вышли за пределы слов. Если для 29% тех, кто определяет себя как верующих, религия может быть не важна, то и ответ – ”религия – очень важна” также может быть чисто конформистским стереотипным заявлением, которое нельзя подтвердить никакими фактами. Нам важно понять, в какой мере утверждения о собственной вере, о важности православия и т.д. претворяются в действия. И прежде всего – в специфически религиозные действия –посещение церкви, молитвы, соблюдение постов и т.д.[38] Начнём с совершения таинств, сопровождающих основные вехи человеческой жизни – рождение, брак, смерть.

Даже в советское время крещение детей и церковный обряд похорон были очень распространены. Церковный брак был распространён значительно меньше – во-первых, он был относительно опасен – за это могли исключить из комсомола, во-вторых, распространённость разводов лишает брак того ореола исключительно важного, единственный раз в жизни происходящего события, которое требует особого, религиозного освящения. Постсоветская эпоха внесла здесь лишь незначительные изменения. На таблице 34 представлена динамика ответов на вопрос: «Как Вы считаете, важно или нет совершение религиозных обрядов в следующих случаях?

Удельный вес признающих важность крещения детей и отпевания умерших (и, очевидно, частота действительного совершения крещений и отпеваний) несколько выросли, но удельный вес признающих важность церковного брака практически не вырос, а число лиц, считающих, что церковный брак – не важен, по сравнению с 1991 г. даже возросло, причём особенно возросло среди верующих – в 1991 г. 85% верующих считали церковный брак важным и только 6% - не важным, в 2005 г. – 70% и 21%.

Рождение, смерть близкого человека и, в значительно меньшей мере, бракосочетание – это исключительные жизненные ситуации, и это те случаи, когда в церкви бывает большинство русских постсоветских людей. Вне этих случаев посещение церкви – значительно более редкое событие (см. таблицу 35).

Посещение церквей раз в месяц — нормальное общепринятое в социологии религии измерение религиозности, и по этому измерению Россия находится на одном из последних мест в Европе и мире[39]. Рост регулярного посещения церкви, и очень небольшой, отмечается только в самые последние годы и абсолютно не пропорционален росту числа открытых церквей. Правда, значительно возросло число людей, посещающих церковь несколько раз в году, на большие праздники.

Схожую картину дает и динамика ответов на вопрос: «Как часто Вы молитесь Богу не во время религиозных служб?» (см. таблицу 36).

Мы видим, что никогда не молятся сейчас 45%, а молятся каждый день – 18%[41]. Очень интересно, что при этом 25% твёрдо верят и 33% просто верят, что Бог отвечает на молитиы, а не верят в это – только 28%, то есть значительно меньше тех, кто никогда не молится.

Все данные об институциональной религиозности дают примерно одинаковую картину очень медленного и незначительного роста. См.. например, Таблицу 37.

Полностью соблюдали пост в 1996 году 4%, в 1999 г. – 4%, в 2002 г. - 3%, в 2005 г. – 6%, частично – 22%, 21%, 24% и 26% и вообще не соблюдали 55%, 56%, 60% и 52 %.

Только 1% (!) опрошенных и только 3% верующих в 2002 году и те же 1% и 3% в 2005 г. сказали, что они часто обращаются к священнику за советом по жизненным вопросам. 1% и 5% в 2002 г. и 3% и 6% в 2005 г. обращались относительно часто, 5 и 8% в 2002 г. и 7 и 11% в 2005 г. – относительно редко, а 75% всех опрошенных и 58% верующих в 2002 и 66% и 49% верующих 2005 г. не обращались никогда. ( И это при том, что большинство верит, что церковь имеет ответы на моральные и семейные вопросы!)

В 2002 г. мы спрашивали респондентов, читали ли они Библию. Читали, но не всю 40%, только Новый Завет – 5%, только Ветхий завет -1%, всю Библию – 9%, вообще никогда её не читали 45%. На вопрос, как часто они её читают, ответы были : «постоянно» -3%, иногда -40%, никогда -56%. В 2005 г. не реже раза в неделю читали Библию 4% опрошенных и 7% верующих, не реже раза в месяц – 4% и 6%, несколько раз в год – 5% и 12%, реже – 19% и 10% и никогда не читают - 60% и 26%. ( При этом в 2005 году согласились с тем, что Библия – Слово Божие 21% опрошенных и 34% верующих.)

Как только мы перешли с уровня слов на уровень дел, движение нашего «маятника» сразу резко замедлилось. «Хорошее отношение» к церкви, убеждение в её необходимости и убеждение, что без православия нет «русскости», даже объявление себя «верующим» лишь с громадным трудом переходит в личную веру, хоть в какой-то мере подкрепленную делами.

Мы видим удивительную картину очень высокого идеологического значения религии и церкви и даже высокой степени религиозной нетерпимости при очень невысокой степени собственно религиозности и «воцерковленности».

13. «Традиционные верующие».

По мере перехода с уровня идеологии на уровень сначала чисто «словесной» веры в Бога, а затем — на уровень претворения этой веры в какие либо действия, признаки «религиозного возрождения» становятся все менее заметными, а «поверхностность» и скорее идеологическое, чем собственно религиозное содержание новых самоидентификаций как «верующих» и «православных» все очевидней.

При этом по мере приобретения церковью квазигосударственного характера, и «хорошим» отношением к православию – характера общенационального консенсуса, понятия ”верующий” и ”православный” девальвируются. Мы видели, что понятие ”православный” стало практически синонимом понятия ”русский” и соответственно, положительный ответ на вопрос, православный ли Вы, очень мало говорит о реальных взглядах и действиях ”православных” - они могут быть даже атеистами. Нечто похожее происходит и с понятием ”верующий”. Люди, заявлявшие о себе как о верующих, в советское время и даже в какой-то минимальной мере в 1991 году, совершали акт нонконформизма. Это был серьёзный и, если в конце советской эпохи уже не слишком опасный, то, во всяком случае, не приносящий никакой выгоды мировоззренческий выбор. Заявить о себе как о православном и верующем в 2005 г. – скорее уже, наоборот, акт конформизма, определённое мужество теперь надо, наоборот, для того, чтобы сказать о себе: «Я-атеист». (С понятиями ”православный” и ”верующий” в постсоветское время происходит то же, что происходило с понятиями ”коммунист” и атеист” в советское. Чем больше становилось коммунистов и атеистов, тем меньше реального значения имели их атеизм и коммунизм.)

Сравнение некоторых данных о верующих 1991 г. и верующих 2005 г. позволяет увидеть эту ”девальвацию”понятия «верующий». Так в 1991 г., когда верующих было 23%, заявили, что религия для них – важна и очень важна, 75%, а в 2005 г., когда верующих стало 53%, - 69%, посещали церковь раз в месяц и чаще в 1991 г. - 20% верующих, хотя при незначительном количестве церквей для каких-либо деревенских старушек пойти в церковь, расположенную в далёкой деревне, было почти тоже, что совершить паломничество к святым местам, а в 2005 г., несмотря на множество новых церквей, – те же 20%, часто молились в 1991 г. – 33% верующих, в 2005 г. – 22%, считали церковный брак не важным в 1991 г. 6% верующих , а в 2005 г. -21%.[42].

Поэтому мы попытались вычленить категорию лиц, которых с большей или меньшей обоснованностью можно считать действительно верующими.

Для этого мы отобрали лиц, которые: 1) идентифицируют себя как верующих; 2) верят в Бога, с которым можно вступить в личные отношения (а не в «жизненную силу»); 3) считают себя православными и 4) или а) посещают церковь не реже раза в месяц, или б) часто молятся. Это – как бы «ядро» более широкой и аморфной группы «верующих» по самоидентификации, входящих в которое людей мы условно назвали «традиционными верующими».

Динамика их удельного веса в населении и во всей массе верующих дана в таблице 38.

Мы отлично понимаем, что наши критерии вычленения «настоящих» православных верующих очень не строги.

Не только сознание и поведение всех «верующих», но и сознание и поведение ”традиционных верующих” - не слишком ортодоксальны. Например, 13% из них ( данные 2005 года) вообще никогда не причащались, только 50% верят и 30% не верят в воскресение мёртвых, 15 % даже не верят в загробную жизнь, зато 44% верят в астрологию (больше, чем среди всех опрошенных – 42%), 6% - в высшей степени ( максимальная оценка по 10-балльной шкале) доверяют гороскопам, 40% твёрдо верят, что жизнь человека предопределена, 14% - что материальные предметы могут двигаться силой мысли. Во все древние дохристианские и даже новые суеверия они верят значительно больше, чем опрошенные в целом и чем верующие в целом. См. таблицу 39.

Вера традиционных верующих в громадной мере – «суеверная», в которой элементы христианской системы соединены с самыми разными архаическими представлениями.

Тем не менее, даже при наших «либеральных» критериях отнесения опрошенных к этой группе она представляет собой незначительное и очень мало растущее меньшинство. А если бы применяли более строгие критерии, группа «традиционных верующих», очевидно, вообще оказалась бы « неуловимой» опросами, как не «улавливаются» ими разные небольшие меньшинства.

Мы последовательно переходили в нашем изложении материала от факторов, влияющих на отношение к религии, сначала к анализу этого отношения, идеологической роли религии, затем к личной вере в православное учение и, наконец, к претворению этой веры в поступки, в религиозное поведение. Следующей ступенью нашего анализа должно быть «обратное» влияние религии на не религиозную сферу – психологию верующих, их отношение к моральным вопросам, к политике.

Но здесь мы сталкиваемся с одной проблемой. Если группы верующих резко отличаются от всего массива опрошенных по социальным и демографическим параметрам, отличие их взглядов на не собственно религиозные вопросы может быть связано с этими социально-демографическими факторами, а не с верой. Поэтому прежде чем попытаться понять влияние религии, мы должны выяснить особенности социально-демографического состава групп верующих и традиционных верующих.

13. Социально-демографические и психологические характеристики верующих и традиционных верующих.

Начнём с гендерного состава. На таблицу 40 показан удельный вес мужчин и женщин в мировоззренческих группах в 1991-2005 гг.

Мы видим, что традиционные верующие - группа с громадным преобладанием женщин и атеисты – группа с преобладанием мужчин. Во всех наших опросах удельный вес мужчин увеличивался от самой религиозной группы – традиционных верующих – до самой не религиозной – атеистов. При этом с годами удельный вес мужчин в группе традиционных верующих растёт, но очень слабо ( меньше, чем в группе верующих в целом), а атеисты, наоборот, стали к 2005 г. более «мужской» группой, чем в 1991 г.

Также чётко отличаются группы по возрастной структуре. См. таблицу 41.

Традиционные верующие, как мы видим, не только «очень женская» группа, но и очень «старая». Верующие в целом – старее, чем все опрошенные, но в среднем моложе , чем традиционные верующие. Однако такого «правильного» перехода от наиболее к наименее религиозной группе, который мы могли видеть на таблице, показывающей гендерный состав, здесь нет. Атеисты – не самая молодая группа, и с 1991 г., когда произошёл массовый «уход из атеистов», они заметно «постарели». Наиболее молодая группа – «колеблющихся».

Третья важнейшая социальная характеристика – образование. См. таблицу 42

Традиционные верующие во всех опросах – наименее образованная группа, верующие в целом – несколько менее образованы, чем все опрошенные, и наиболее образованные – атеисты.

Остальные характеристики легко «выводятся» из этих трёх. Откуда происходят и где живут старые необразованные женщины? Естественно предположить, что среди них много – деревенских женщин, перебравшихся в города при советской власти или даже так и не перебравшихся и оставшихся в деревне.

Так и есть. Таблица 43 показывает нам, что среди традиционных верующих – значительно больше, а среди всех верующих – несколько больше, чем среди всех опрошенных, лиц деревенского происхождения.

В значительной мере их религиозность – действительно традиционная, уходящая корнями в мир старой русской деревни. Во всяком случае, на вопрос, «разделяют ( разделяли ли Ваши родители Ваши религиозные взгляды», который мы задавали в 1991-96 гг. традиционные верующие отвечали «да» значительно чаще, чем остальные респонденты , они значительно чаще определяют своих мать и отца как верующих и чаще говорят, что они были воспитаны религиозно. См. таблицу 44

Очень естественно предположить, что традиционные верующие – в основе своей старые и необразованные женщины, - бедны. И опять – таки, данные опросов это полностью подтверждают. См. Таблицу 45.

Мы видим, что к верхнему дециму по доходам принадлежит ничтожное число традиционных верующих, и наоборот, удельный вес традиционных верующих, принадлежащих к нижнему дециму – значительно больше, чем среди всех опрошенных. У верующих в целом – та же картина, но «смягчённая».

Схожую картину мы получаем, если просим респондентов оценить самих своё материальное положение по сравнению со средним по России и его динамику. См. таблицу 46.

Естественно также, что среди верующих – очень много пенсионеров. См. Таблицу 47.

Чем больше в группе старых женщин, тем больше в ней должно быть одиноких – родители у этих женщин давно умерли, мужья тоже вполне могли умереть – женщины живут в России значительно дольше мужчин, дети – уже взрослые и живут отдельно. Именно эту картину мы видим на таблице 48.

В 1991 и 1993 гг. мы задавали вопрос о здоровье. Как и следовала ожидать, здоровье верующих – резко хуже здоровья «среднего россиянина».См. таблицу 49.

Психология людей зависит от их объективного положения. Как должна чувствовать себя старая, не образованная, бедная женщина, тем более, если она одинока и здоровье у неё плохое?

Она должна чувствовать себя несчастной. Эту картину «несчастности» традиционных верующих мы видим на таблице 50.

14. Изменение социально-демографической структуры групп верующих и традиционных верующих

Мы говорили о социально-демографической структуре и психологии мировоззренческих групп, обращая внимание прежде всего на группу традиционных верующих, обладающую очень яркими характеристиками. За 14 лет, в течении которых мы проводили наши опросы, эти характеристики изменились, но очень незначительно. Традиционные верующие так и остались группой с доминированием старых, бедных. необразованных и несчастных женщин.

Значительно большие изменения произошли в более широкой группе всех верующих. Эта группа с самого начала, с 1991г., была ближе по своей структуре к структуре населения в целом. И с годами эта близость стала больше. Если в 1991 г. среди всех верующих было только 25% мужчин, то в 2005 -35%, Лиц до 30 лет стало практически столько же, сколько во всём массиве опрошенных. ( 21% в группе верующих и 21% в населении в 2002 г. и 20% и 23% в 2005 г.). В 2005 г. среди верующих было столько же лиц с высшем образованием, сколько среди всех опрошенных – 19%. Принадлежащих по доходам к верхнему дециму в 2002 г было 13%, а в 2005 г. -10% . Соответственно меняется и психология группы верующих. Недовольных материальным положением и недовольных жизнью сейчас в ней – примерно столько же, сколько среди всех опрошенных.

Эти изменения прямо связаны со значительным ростом этой группы. Группа традиционных верующих выросла очень мало и, очевидно, её пополнение происходит в основном за счёт того же социального типа, старых женщин, вышедших на пенсию. Но в большую группу верующих пришло много совершенно других людей – не старых, образованных и не бедных мужчин, приток которых изменил облик этой группы.

Мы можем зрительно представить себе эти перемены. Представим себе прихожан в церкви в 1991 г. в непраздничный день. Мы почти не видели бы в их толпе мужских лиц: 86 человек из 100 - женщины. В толпе практически нет и юных лиц. До 30 лет – только 4 человека из 100, а 61% - старше 60 лет. Таким образом, мы видим полное доминирование пожилых женщин, это – «клуб старушек», причём старушек определённого социального и социально-психологического типа. Видно, что эти старушки – бедные (26% принадлежат к низшему дециму по доходам) и не интеллигентные (63% с образованием ниже средней школы). 59% - пенсионерки .

Если поговорить с ними и расспросить их о жизни, мы узнаем много того, о чём можно было предположить уже по их облику. Очень многие из них – одинокие (36% живут одни). Дети – взрослые и живут отдельно, а старушка доживает свой век одна и реже – со своим стариком. Чаще всего, старик уже давно умер.

Старушка, наверняка, ощущает себя несчастной и, вероятно, пожаловалась бы нам на здоровье, на одиночество, на чувство подавленности и скуки. Она, возможно, сказала бы, что часто думает о приближающейся смерти. Религия для неё – очень важна[43]. Она приносит ей утешение[44], даёт ей спокойнее отнестись к перспективе смерти[45], возвращает её к миру её деревенского детства, церковь даёт возможность общаться с другими такими же старушками и как-то участвовать в жизни[46].

Перемены, происходящие в обществе в 1991 г., скорее пугают, чем радуют старушку[47]. Её, конечно, могло бы теоретически радовать изменение отношения к религии в обществе. Но прямо её это не затрагивает – разрушение церквей осталось в далёком прошлом, и в последние десятилетия никто ей ходить в церковь не мешал. А предстоящие революционные социально-экономические перемены не принесут ей ничего хорошего, так что, когда она не ожидает впереди никакого улучшения своего положения, она совершенно права.

Образ нашей старушки – примерно тот же образ, который создавали опросы и исследования, сделанные советскими «научными атеистами», подчёркивавшими «компенсаторную функцию религии».

В большие праздники в 1991 г. толпа становится больше, и её облик несколько меняется. Преобладают всё равно женщины, но мужчины уже более заметны, их - 25 человек из 100. Встречаются молодые (15% - до 30 лет) и интеллигентные (11% с высшим образованием) и даже хорошо одетые люди (6% принадлежит к верхнему дециму по доходам). Это – уже признаки нового (мы – в 1991 г.), вряд ли такие люди решились быть на празднике в церкви в 60-е – 70 –е годы.

Проходит 14 лет, и к 2005 году общее количество прихожан в будничный день стало чуть больше ( в 1991 г. не реже раза в месяц в церкви было 6%, в 2005 г. – 11%)[48], и их облик изменился. Но изменился он очень немного. Большинство старушек 1981 г. уже умерли, но общество всё время воспроизводит этот социальный тип – оставшаяся одна, вышедшая на пенсию (даже в 2005 г. половина постоянных прихожан – пенсионеры) старая женщина начинает ходить в церковь, тем более, что теперь, с открытием множества новых церквей, это стало значительно проще. Женщин всё равно - преобладающее большинство, хотя мужчин стало чуть-чуть больше ( в 1991 г. – 14 на 100, в 2005 г. – 18 на 100). Молодых лиц в ней тоже стало чуть больше ( до 30 лет было 4%, стало 10%), старых – чуть меньше ( старше 60 лет было 61%, стало - 47%). В толпе стало немного больше интеллигентных (было 5% с высшим образованием, стало – 11%) лиц, и она стала чуть лучше одета (к высшему дециму принадлежали 4%, теперь – 5%, к низшему принадлежали 26%, теперь -23%).

Но на большие праздники, когда по телевидению показывают службу в Елоховском соборе, где присутствуют президент и вся правящая верхушка России, картина меняется значительно. В это время социальный состав толпы в церкви начинает приближаться к социальному составу населения в целом, ибо в церкви устремляются богатые, образованные мужчины средних лет со своими жёнами. Это – люди с совсем иной психологией, не несчастные и думающие не столько о смерти, сколько о жизни и своём успехе в ней.

Социальный состав верующих отражает социальное положение религии. В атеистическом советском обществе в массовом масштабе быть религиозными могли только люди, которым уже не надо, или они уже не могут работать и, во всяком случае, делать карьеру, которые – маргинальны в обществе, в какой-то мере уже – вне его. Энергичные молодые мужчины, стремящиеся к деньгам и карьере, верующими быть не могли. В социально-демографическом плане верующий был антиподом коммунисту-атеисту, что можно наглядно увидеть на таблице 51.

С советских времён, однако, ситуация изменилась почти на противоположную ( ”маятник” сделал ход). Религиозность не стала необходимым условием карьеры ( ещё не стала?), но из признака социальной маргинальности превратилась в признак социальной респектабельности. Пример Путина, энергичного, не старого и ”современного” президента, верующего и со всей серьёзностью относящегося к религиозной обрядности, не может не оказывать колоссального воздействия на людей, стремящихся преуспеть в обществе. Социальный состав группы верующих меняется.

15. Религия и мораль.

До сих пор мы рассматривали факторы, воздействующие на отношение к религии и религиозность, и собственно уровень религиозности российского населения . Но изменение религиозности, несомненно, не только следствие социально-политических процессов, но и фактор, сам влияющий на эти процессы. Когда человек становится верующим, меняется не только его отношение к религии. В какой-то мере меняется ( или должно меняться) его поведение – он начинает ходить в церковь, соблюдать пост и т.д. Должно меняться и его отношение к миру, к не собственно религиозным сферам жизни.

Вопрос о влиянии религии на мораль – вопрос колоссальной сложности. Прежде всего – в разных культурах и религиях в разное время моральное и аморальное поведение оцениваются по разному. Если убийство и причинение другим страдания, воровство, обман в той или иной мере и с теми или иными оговорками осуждаются всеми религиями и во всех культурах, то разброс, например, оценок разных форм сексуального поведения – громаден. То, что для одних – извинительный проступок или даже норма, то для других – абсолютно аморальный акт.

Возьмём далеко не самый яркий, но наиболее близкий нам пример различия моральных оценок в разных культурах. Моральные оценки в России в значительной мере отличается от моральных оценок в Финляндии. Это отчасти видно на Таблице 52.

Мы видим довольно большие различия[50]. Россияне «строже» («консервативнее?») в вопросах сексуальной этики, особенно – в вопросе об отношении к гомосексуализму. Финны – строже в «социальной» этике, этике отношений с государством и договорных отношений[51].

Мы не собираемся обсуждать, насколько действительно приемлем или не приемлем тот или иной поступок, и какая мораль – лучше. Наша цель – попытаться выяснить влияние религиозности в России на мораль, то есть, как моральные оценки меняются в зависимости от того, религиозен человек или нет.

Различия отношения к разным моральным вопросам российских верующих, и особенно – традиционных верующих от опрошенных в целом –очевидны. См. Таблицу 52.

Оценки всех без исключения перечисленных поступков у верующих - «строже», чем у всех опрошенных, а у традиционных верующих – строже, чем у верующих в целом[52]. Вывод о том, что религия влияет на мораль в сторону большего ужесточения моральных оценок разных поступков, напрашивается сам собой.

Однако, здесь мы сталкиваемся с одним противоречием. То, что исследуемое нами 14-летие – годы неуклонного роста всех показателей религиозности (хотя и в разной степени по отношению к разным показателям) – очевидно, и уже показано нами. Удельный вес верующих в населении вырос за это время значительно, и даже несколько вырос удельный вес традиционных верующих. Между тем, если мы посмотрим, как менялись оценки на протяжении этого времени, мы увидим неожиданную картину. См. таблицу 53.

Мы видим, что на протяжении этого периода оценки всех перечисленных поступков значительно смягчились. Как это можно объяснить? Если религия «ужесточает» оценки, то почему параллельно росту религиозности они смягчались?

Дело в специфике социально – демографического состава групп верующих. Моральные оценки зависят от множества факторов и религиозная группа, состоящая в основном из бедных и не образованных старых женщин, отличается по своим моральным оценкам от массы опрошенных отнюдь не только потому, что она – религиозная. И при составлении регрессий выясняется, что из трёх факторов - религиозности (самоопределение как верующего), пола и возраста, фактор религиозности на моральные оценки почти никакого влияния не оказывает ( см. таблицу 55).

Некоторое, и незначительное, влияние религиозность (принадлежность к группе «верующих») оказывает лишь на отношение к самоубийству и к некоторым вопросам семейной и половой этики[53].

Самым главным фактором, влияющим на моральные суждения, оказывается возраст. «Строгая мораль» - это прежде всего «старая мораль» и мораль старых людей[54].

Изменение отношения к различным поступкам – процесс, зависящий как от общекультурных факторов ( мораль «смягчается» не только в России, но и в других странах[55]), так, очевидно, и от специфически российских факторов[56], но рост религиозности на него практически не влияет – не ускоряет и не сдерживает. Верующие «включены» в него также, как и не верующие. Это можно наглядно увидеть на таблице 56, где показано различие оценок всех респондентов, традиционных верующих и верующих в 1991 и 2005 гг.

Громадная масса новых верующих не меняет с изменением своего отношения к религии и своей самоидентификации моральных оценок (они меняются, но отнюдь не под влиянием их новых самоидентификаций), и рост религиозности практически не влияет на моральную эволюцию российского общества[57]. Мы можем констатировать парадоксальное явление – «секуляризацию» морали, идущую параллельно росту религиозности.

15. Религия и политика.

Мы уже говорили, что в массе своей российское общество в 1991 г. не было расколото на какие-то чёткие «партии». Но серия событий начала 90-х гг. – ГКЧП, Беловежские соглашения, запрет КПСС, затем – начавшаяся экономическая реформа, а также серия голосований, в том числе – дихотомических голосований на референдуме марта 1993 г. приводят к разделению общества на относительно жёстко оформленные политические лагери.

Это - лагерь сторонников победившей «партии» революционных преобразований и лагерь «коммуно-патриотической» оппозиции, борьба между которыми занимает почти всё десятилетие 90-хх гг. В этот период мы можем говорить, что большинство верующих, и прежде всего – традиционных верующих, скорее сочувствует оппозиции. Это видно по многим данным наших опросов этого времени.

Так, с утверждением, что «распад СССР можно и нужно было предотвратить» в 1996 г. согласились 47% опрошенных, 68% традиционных верующих и 51% всех верующих, в 1999 г. - 55% опрошенных , 65% традиционных верующих и 57% верующих. С утверждением, что «распад СССР был неизбежен» в 1996 г. согласились 18% опрошенных, 14% традиционных верующих и 16% верующих, в 1999 г. - 31%, 25% и 14%. В 1996 году считали, что «Россия всегда была великой державой, Так оно останется и в будущем. Россия должна играть такую же роль в мире, как и США», 58% опрошенных, 65% традиционных верующих и 60% всех верующих. С утверждением: «Государства ближнего зарубежья и в будущем будут зависеть от России» согласились 39% опрошенных, 43% традиционных верующих и 38% всех верующих.

С тем, что предприятиями должны управлять собственники в 1999 г. безоговорочно согласились (выбор позиции по 10-балльной шкале) 13% опрошенных, 11% традиционных верующих и столько же всех верующих, с противоположным утверждением, что предприятиями должно управлять государство – 21%. 24% и 22%. С тем, что конкуренция – это хорошо в 1996 г. согласились 20% опрошенных, 15% традиционных верующих и 16% верующих, в 1999 г. - 18%, 15% и 16%.

С тем, что надо «как можно скорее вернуться к советским порядкам» в 1999 г. согласились 16% всех опрошенных, 18% верующих и 25% традиционных верующих, с противоположным утверждением, что надо как можно скорее отойти от них – 8%, 5% и 2%. С тем, что КПРФ – партия, лучше других выражающая их политические взгляды, согласились 15% опрошенных, 17% верующих и 18% традиционных верующих. Собирались голосовать за КПРФ на ближайших выборах – 17%. 19% и 23%

Во всех опросах, где ставился выбор между свободой и равенством, верующие чаще, чем все опрошенные, отвергали свободу и выбирали равенство. См. таблицу 57.

Мы приводим не все данные о политических ориентациях верующих, содержащиеся в наших опросах, ибо нам сейчас важно просто подтвердить тезис о скорее «коммуно-патриотической» ориентации верующих, особенно «традиционных».

Коммуно-патриотическая оппозиция выражала протест народных масс против политики властей, которые выдвигали лозунги демократии, но принимали наиболее важные решения в узком кругу, ставя общество перед свершившимися фактами, и постепенно переходили к строительству авторитарной системы власти. Но наличие в идеологии и психологии оппозиции мощного антидемократического компонента разоружало оппозицию перед властью, и тем более разоружала, чем жёстче становилась сама власть, тем больше в обществе устанавливался тот «порядок», которого требовала оппозиция.

Даже в условиях острейшего недовольства и большой политизированности общества оппозиция не могла получить большинства на действительно важных дихотомических голосованиях референдумов 1993 г. и на выборах президента в 1996 г. Громадная масса людей, скорее сочувствующая оппозиции, тем не менее, не решается голосовать против власти, она всё равно предпочитает стабильность переменам. А с приходом к власти Путина и окончательным восстановлением «порядка» те же, кто в 90-е гг. поддерживают оппозицию, становятся массовой народной поддержкой власти.

Различия политических взглядов верующих и неверующих, несколько большая склонность верующих, особенно «традиционных», к антидемократическим и антизападническим позициям, сохраняется и сейчас. См. таблицу 58.

Но если в 90-е гг. симпатии верующих– скорее на стороне оппозиции, то в следующем десятилетии они уже скорее на стороне власти. См. таблицу 59.

Различия политических взглядов верующих и неверующих – достаточно очевидны. Но мы снова сталкиваемся с вопросом, аналогичным вопросу, возникшему у нас при анализе моральных суждений – какую роль при этом играет именно религиозный фактор?

При больших отличиях в социально-демографическом составе всей массы опрошенных и групп верующих, а особенно – традиционных верующих, особенности их политических взглядов могут быть никак не связаны с религиозностью. Ясно, что нищая старушка иначе относилась бы к капиталистическим реформам и демократии, чем молодой бизнесмен, даже если бы эта старушка была неверующей[58].

Поэтому мы математически вычленили роль возрастного и гендерного факторов и роль собственно фактора религиозности в ответах на все вопросы опроса 2005 г., которые имеют хотя бы отдалённое отношение к политике.

Как и при анализе ответов на моральные вопросы, выяснилось, что главным фактором является возраст – большая склонность старых людей к антидемократическим и антирыночным позициям. Религиозность как таковая действует в том же направлении, что и возраст, но играет относительно небольшую роль. В таблице 60 мы объединяем все вопросы, имеющие отношение к политической сфере, в которых роль этого фактора – велика.

В основном, это – специфическая группа вопросов, связанная с интересами РПЦ и стремлением к установлению «государственной монополии» РПЦ в религиозной сфере.

Как и в моральной сфере, в политической процессы идут в основном не зависимо от изменений в религиозной сфере и скорее изменения в политическом сознании влияют на религиозность, чем рост религиозности – на политическое сознание.

16. Перспективы российской религиозности.

Мы рассмотрели довольно большой круг вопросов – факторы, влияющие на отношение российского общества к религии, само изменение этого отношения и рост религиозности и, наконец, влияние религиозности на не религиозные сферы жизни. В заключение попытаемся ввести эти данные в некоторый общий контекст.

На наш взгляд, в эволюции отношения к религии в постсоветской России мы можем вычленить влияние трёх очень разных процессов, которые происходят в современном российском обществе.

Во – первых, российское общество включено в общемировой процесс развития. Этот процесс, естественно, имеет и свой религиозный аспект. Авторы убеждены, что религия имманентиа человеку и человеческому обществу, которое так же не возможно без религии, как оно не возможно без морали, или искусства, или экономики. Поэтому религиозным аспектом современного развития не может быть секуляризация, если понимать под этим термином отступление и исчезновение религии. Им может быть лишь принятие религией каких-то новых форм[59].

Основная тенденция современного религиозного развития, соответствующая другим тенденциям развития современного мира (глобализации, демократизации, дедогматизации сознания) – это то, что условно называется «приватизацией» религии. Ослабляется роль религии как внешней по отношению к индивиду силе, которая может заставить человека верить в определённые догматы и совершать определённые действия, контролируя его сознание и поведение или через государство, или через общину. В современном демократическом и мобильном обществе такой внешний контроль всё менее возможен. Во что верить, как решать встающие перед ним мировоззренческие и моральные проблемы, всё более становится личным, частным делом человека.

Отсюда – неизбежное усиление плюрализма в религиозной сфере, индивидуализация религиозных представлений, их всё большая лабильность и их «эклектизация», соединение в одном сознании элементов разных религиозных систем. Если никто не может в современном мире запретить, например, христианину читать Бхагаватгиту или сутры, никто не может и помешать элементам чужих для христианства религиозных идей проникать в сознание людей и вступать в сложные отношения с усвоенными ими традиционными для их культуры представлениями. Это можно назвать «энтропией», и в этом процессе, несомненно, есть и свои болезненные стороны. Но это и обогащение религиозного сознания и религиозного опыта. Одним из внешних выражений и аспектов этого процесса является некоторое ослабление в развитых европейских странах институциональной религиозности и, в частности, уменьшение регулярного посещения церквей, которое теряет свой принудительный, формально обязательный характер[60].

Включена ли Россия в этот процесс, идёт ли он в современной России? Безусловно, идёт. В своё время падение царизма и господства официальной церкви было вызвано действием этого процесса модернизации, хотя это и была модернизация в очень своеобразной и «уродливой» форме установления тоталитарной системы, основанной на квази-научной и квази-религиозной идеологии. Эта система сдерживала развитие, но остановить его она не могла, модернизация шла и внутри советского общества. Падение коммунистической системы также было частью этого процесса, ибо освобождение от тотального господства марксизма-ленинизма – часть общего процесса освобождения от внешних, принудительных форм идейного ( религиозного) контроля, который идёт в современном мире. В некотором роде в 1991 г. произошло отделение от российского государства «марксистко-ленинской церкви». И при всех своих авторитарных тенденциях современное российское общество – на порядок свободнее, чем советское или царское, и весь приведённый нами материал говорит, на наш взгляд, об очень ограниченных возможностях нового установления идеологического единообразия и контроля в российском обществе.

Этот процесс идёт, несомненно, и в узко религиозной сфере, сфере отношения к историческим формам религии, в России – к православию, хотя проследить его – крайне сложно. На наш взгляд, в той эклектичности современного российского сознания, о которой мы уже говорили, есть и аспект, связанный со специфически российскими факторами – распадом тоталитарной системы и возникающим в результате него идейным хаосом, и другой аспект, связанный уже с общемировыми тенденциями к индивидуализации религиозных представлений[61].

Во вторых, в России наряду с общемировыми тенденциями, действуют и специфически посткоммунистические процессы и тенденции.

Во всех посткоммунистических странах в той или иной мере идёт рост традиционной и институциональной религиозности, вызванной особым фактором – освобождением от коммунистичекой атеистической идеологии. Разжимается сжатая пружина. К церкви устремляются, потому что исчез принудительный атеизм, потому что открылись новые возможности для действия религиозных организаций, потому что религия была естественной формой идеологического протеста и нонконформизма в коммунистическое время, потому что все посткоммунистические общества в той или иной мере испытывают духовный вакуум и особенно остро нуждаются в символе «вечных ценностей». Если в не прошедших через коммунизм странах Европы роста институциональной религиозности нет, скорее идёт её постепенное падение, то во всех посткоммунистических странах он происходит. Рост институциональной религиозности в России связан прежде всего с этим общим посткоммунистическим фактором и является частью этого общего посткоммунистического процесса.

Поскольку этот фактор по сути своей – временный, вызванный им рост, скорее всего, должен достигнуть какого-то определённого для каждой страны уровня и остановиться, когда страна освободится от посткоммунистических синдромов, и коммунизм отойдёт в далёкое прошлое[62].

В- третьих, это – специфически российские формы этого процесса. Они определяются особенностями российской культуры. Для российского общества характерна слабая способность к самоорганизации и самоконтролю через институты гражданского общества и демократии, лёгкость, с которой свобода переходит в анархию и хаос. Эта слабость способности к самоорганизации и самоконтролю компенсируется стремлением воссоздать внешние формы объединения общества и внешний, государственный контроль над ним. Поэтому, как после революции 1917 г., так и после антикоммунистической революции 1991 г. России не удалось создать правовое общество, где в рамках конституции может идти соперничество за власть разных политических сил. Фактически с самого момента свержения власти КПСС Россия, , в отличии от стран Центральной Европы, встала на путь воссоздания системы, основанной на независимости верховной власти от общества и её «безальтернативности». И сейчас ещё трудно сказать, достигла ли Россия высшей точки в этом движении, в смягчённой форме повторяющее развитие после 1917 г.

В религиозной сфере эти же особенности российского общества и его посткоммунистического развития проявляются в тенденции к государственной церкви, к приданию православию характера официальной идеологии и ограничению возможностей деятельности других, прежде всего, новых для России религий. Личная, индивидуальная религиозность в России – очень слаба, люди мало ходят в церковь, очень редко молятся, почти никто не обращается к священникам с какими то личными вопросами. Но эта слабость личной религиозности компенсируется очень мощным стремлением установить внешний, государственный и церковный формальный контроль над религиозной сферой. В смягчённой форме как бы воссоздаётся старая царистская формула «православия, самодержавия и народности» и, с другими идеологическими символами, советская формула «морально-политического единства». Этот процесс, естественно, идёт вразрез с общемировыми тенденциями, также, как в своё время в разрез с общемировыми тенденциями шёл процесс установления тоталитарного контроля над обществом марксистко-ленинской идеологии. И именно поэтому он, несомненно, временный.

Можно говорить о всё увеличивающемся разрыве между усиливающейся идеологической ролью религии, нетерпимостью к новым религиям и к антирелигиозным идеологиям, с одной стороны, и очень низким уровнем религиозности и усиливающейся независимостью от церкви поведения людей в нерелигиозных сферах. Общество всё более «заявляет» о себе как о религиозном, оно готово к установлению идеологического контроля со стороны церкви. Но при этом людей, которых действительно можно назвать религиозными, в нём – крохотное меньшинство, перспективы роста которого – очень сомнительны, а моральная эволюция общества идёт совершенно не зависимо от церкви. На наш взгляд, возникает болезненная и чреватая конфликтами ситуация.

Общее развитие самых разных сфер в самых разных странах совершается через серию «маятникообразных», «синусоидальных» движений. В частности, в религиозной сфере европейские страны прошли через множество периодов отхода от исторических форм религии и их «возрождений» и «обновлений». Особенностью России была громадная амплитуда колебаний этого «маятника». От тотального контроля со стороны церкви Россия перешла не к смягчению этого контроля, к обществу с более свободными и разными формами религиозной жизни и религиозной мысли, а к почти полному отказу от исторической религии и к тотальному контролю атеистической квазирелигиозной идеологии марксизма. При втором ударе маятника марксистская идеология распалась с такой же лёгкостью, как при первом распалась идеология «православия, самодержавия и народности». Колебания маятника ослабевают, но он вновь начинает заходить слишком далеко – к воссозданию идеологического контроля со стороны церкви. Если этот процесс пойдёт дальше, и разрыв между уже громадной идеологической ролью религии и слабой религиозностью будет ещё более усиливаться, на наш взгляд, это сделает неизбежным в дальнейшем какую-то форму антирелигиозной реакции. Если «маятник» зайдёт слишком далеко, неизбежно его обратное движение.

Движения «маятника», тем более, если амплитуда его колебаний столь велика – болезненный процесс. Но через эти «синусоидальные» и болезненные для общества движения, идёт процесс модернизации российского общества, его «подключения» к общемировому развитию. Россия – своеобразная страна, но своеобразие её развития не означает, что Россия не развивается, или что её развитие обусловлено какими-то принципиально иными законами, чем развитие остального человечества.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Кроме того, были проведены ряд специальных опросов – в мусульманских республиках в составе РФ и среди российской элиты, результаты которых в данной работе не рассматриваются.

[2] Старые церкви, новые верующие. (Религия в массовом сознании постсоветской России). Под редакцией К. Каариайнена и Д.Е. Фурмана. М. «Летний сад». 2000. См. также: Kimmo Kaariainen. Religion in Russia after the Collapse of Communism. The Edwin Mellen Press. USA. 1998. Каариайнен К., Фурман Д. Верующие, атеисты и прочие (эволюция российской религиозности. Вопросы философии. 1997. №6. ; Фурман Д., Каариайнен К.. Религиозная стабилизация в России. Свободная мысль – XXI. 2003. №7. Фурман Д., Каариайнен К.. «Я доверяю президенту». Свободная мысль – XXI. 2003. №5..

[3] Разумеется, картина религиозного сознания средневековья очень сложна и не сводится к тотальному господству православия. В сознаниии народа были и элементы дохристианских верований, не интегрированные в православную систему и осуждаемые церковью, и иногда - какие-то элементы сектантского ”свободомыслия”. Тем не менее, очевидно, что 100 % русских людей на протяжении средневековья на вопросы: ”Православный ли ты?” и ”Веришь ли ты в Бога?” отвечали бы: ”Да” без каких-либо запинок и колебаний.

[4] Российский соавтор данного текста помнит, как в его детстве его верующие ( или скорее верующие, чем неверующие) бабушки говорили ему о разных уважаемых представителях старой интеллигенции, занимавших видное положение при советской власти и остававшихся открыто верующими людьми. Особо большую роль в этих рассказах играл великий русский физиолог академик Павлов, пример которого должен был показать, что религию можно совмещать с передовой наукой.

[5] Роль «связующего звена» между дореволюционной религиозностью, которую сохраняли многие представители старой дореволюционной интеллигенции, и новой религиозностью уже советской интеллигенции играл Б. Пастернак, чьи религиозные стихи не публиковались, но очень широко распространялись в машинописных списках и были широко известны..

[6] См.: Демьянов А. И. Религиозность: тенденции и особенности. Воронеж, 1984. С. 88.

[7] Так, в советских опросах фигурируют только верующие. Если бы в них была включена категория «колеблющихся», так определяющих себя людей могло бы оказаться больше, чем это было идеологически приемлемо.

[8] Само обращение Сталина к церкви во время войны могло иметь не только демагогический характер и служить прагматической цели превращения войны в национальную и противодействия нацисткой пропаганде, но и личный характер, что, естественно, отнюдь не значит, что Сталин не был марксистом и коммунистом.

[9] Российский соавтор, вспоминая своих бабушек и дедушек и отца с матерью, не может ответить на вопрос, были ли они православными верующими и верили ли в коммунизм. Бабушки в Бога скорее верили, во всяком случае, на праздники были в церкви. Но сказать, что они «не верили» в коммунизм и КПСС, тоже нельзя. Родители скорее в Бога не верили и несколько больше верили в коммунизм. Но никаких ясных и однозначных ответов на эти вопросы быть не может.

[10] Создаётся ощущение, что и данные об удельном весе крещёных, приведённые в таблице 2 также могут быть преувеличены.

Трудно поверить, что среди людей 40-49 лет, то есть, родившихся в 1956-65 гг., эпоху хрущёвского гонения на религию и закрытия церквей, крещёных - больше, чем среди молодёжи, родившейся в либеральную по отношению к религии позднесоветскую эпоху или даже в годы горбачёвской «перестройки». Вполне возможно, что здесь также играет роль «мифологизация» прошлого. Выступая по телевидению, один российский генерал сказал про себя, что он не так, как другие, которые говорят, что их крестила бабушка в детстве – он честно пошёл и крестился.

[11] В нашем опросе 29% коммунистов были руководителями и «руководителями среднего звена», в то время как среди всех опрошенных таких было 21%, «белых воротничков» -17%, среди опрошенных – 12%, научных и творческих работников – 9% и 5%. «Синих воротничков», напротив, среди коммунистов было только 35%, а среди всех опрошенных – 46%. С высшим образованием были 54%членов КПСС и 21% респондентов.

[12] В какой-то мере хаотичность, не структурированность общественного сознания была характерна для всех стран, в которых ослабление и затем полное снятие контроля со стороны Москвы привели к антикоммунистическим революциям. Но в странах Центральной Европы и Балтии совпадение векторов антикоммунизма и стремления к национальному освобождению и идея «возвращения в Европу», ведшая к принятию курса на интеграцию в ЕС и НАТО, создавали некоторый консенсус вокруг основных целей общества. В России эти факторы не действовали, и хаотичность, противоречивость, неопределённость массового сознания была, несомненно, значительно больше.

[13] По десятибалльной шкале как безоговорочно левые определяли себя 3%, а безоговорочно правые -1%. Назвали свои взгляды «очень консервативными» 1%, «очень либеральными» 5%. В последующие годы людей, способных определить свои взгляды как «левые» или «правые», «либеральные» и «консервативные», больше не стало. В 2005г. безоговорочно левых было 3%, безоговорочно «правых» - 2%. безоговорочно «консерваторов» в 2002 г. было 4%, «либералов» – 3%. Это, несомненно, связано со специфической ситуацией, когда формально крайне левая идеология правит более 70 лет и превращается в оплот и символ всего того, что ассоциируется с «правым» - традиции, прошлого, социальной иерархии.

[14] В 1993 г. мы предлагали респондентам выбрать, кем должны управляться предприятия. 15% выбрали ответ «собственниками», 12% - «государством», 22% - «собственниками и работниками» и 42% - «работниками».

[15] Антикоммунистическая и антисоюзная идеология 1991 г. не была столь ясной и определённой, как идеологии революционных партий в России 1917 г. – эпоха таких идеологий уже прошла. Мы можем выделить две доминирующих антикоммунистические идеологические ориентации, ”настроения”. Во-первых, это преобладающее в эту эпоху ”западничество”, ориентация на демократическую и рыночную модель и стремление перенести её в Россию. Во-вторых, это ”славянофильская” ориентация на докоммунистическое русское прошлое, ”Россию, которую мы потеряли”.

Это – две естественные ориентации, возникающие при отвержении коммунистической идеологии и существовавшие во всех странах, расстававшихся с коммунизмом. Но отношение между ними в разных странах – разное. В странах Центральной Европы эти ориентации более или менее совпадали – ориентация на докоммунистическое прошлое была и ориентацией на «европейские ценности». В России, где коммунисты пришли к власти не на иноземных штыках, где на период их правление приходится максимальное усиление российского государства, и где демократические идеи не могли найти достаточной опоры в досоветском прошлом, они совпадать не могли.

Но для понимания изменений в отношении российского общества к религии очень важно, что отношение к религии представителей этих очень разных идейных ориентаций было хотя и не тождественным, но схожим.

Для ”западничества” свобода религии и её почётное положение в обществе (прежде всего, естественно, почётное положение традиционной национальной религии, православия) – часть «нормального» западного образа жизни. Для ”славянофильства”, напротив, религия, православие – скорее антизападный символ, символ того, что отличает ”русскую цивилизацию” от западной. Но оба этих направления сходятся в то время на ”прорелигиозной” и ”проправославной” позиции.

[16] Опрос, проведённый в Москве в 1988 г. АН СССР и американской социологической фирмой Marttila and Kiley, показал, что верят в Бога 10% москвичей ( мужчин – 5%, старше 60 лет – 13%, до 30 лет -11%) и 43% уверены, что Бога нет. См. Project Understanding. A Survey of the Residents of Moscow. Tabular Report. Boston. 1988. Этот опрос, очевидно, фиксирует начало обвального процесса смены мировоззренческих идентификаций. Наш опрос 1991 г. показывает уже значительно более позднюю стадию процесса.

[17] Естественно, что это – чисто «априорное», идеологическое доверие, ибо в отличие от милиции, СМИ и даже правительства, с РПЦ подавляющее большинство опрошенных практически никогда не сталкивались.

[18] Респонденты должны были выбрать соответствующую их взглядам позицию на 5-балльной шкале, на которой крайние позиции (1-я и 5-я) соответствуют полярным характеристикам, например, «нужная» и «ненужная»

[19] Выбор характеристик респондентами производился по той же схеме, что и выбор характеристик РПЦ, обобщённый в таблице 9.

[20] В российском фильме «Бригада» ярка показана роль религии в жизни криминальной группы. Она – достаточно велика. Её руководитель гордится построенными им церквами, а её участники соблюдают все полагающиеся ритуалы при рождении, бракосочетании и похоронах.

[21] Беловежские соглашения полностью противоречили желаниям российского населения, выраженным на референдуме о судьбе СССР в марте 1991 г., они буквально «свалились на голову» не подготовленному к ним народу, мнение которого правящая группа не решилась спросить даже пост фактум. Социально-экономические реформы – либерализация цен и приватизация также несомненно противоречили мнениям большинства, как они видны в данных наших опросов..

[22] При оценке данных 1996 г. в этой и следующей таблице надо учитывать, что это – год президентских выборов, которые представлялись народному сознанию как важные и альтернативные.

[23] Специфический «материализм» современного российского сознания виден как в неуклонном выборе экономического роста в качестве важнейшей задачи государства, так и в выборе хорошей зарплаты как самой важной характеристики работы. В 1996 г. мы дали респондентам список из различных характеристик работы, которые они должны были отметить как важные или неважные. Хорошую зарплату отметили 90%, в то время как возможность проявлять инициативу - 26%, полезность работы для общества – 43%, «работу, где Вы чувствуете, что можете достичь чего-то» - 31%, «работу, которая интересна» - 65%, «работу, где можно проявить себя» - 34%

[24] Особенности российского политического процесса, -отсутствие консенсуса по поводу основных решений власти в революционный период 1991 г., навязывание властью своих решений не способному сопротивляться обществу, - отражались и на особенностях российской оппозиции. Эта «комммуно-патриотическая» оппозиция не могла не взять своими лозунгами «Банду Ельцина – под суд!», «Долой оккупационный режим!» и т.д. Сила оппозиции заключалась в отвержении самыми широкими слоями общества революции 1991 г. и её идеалов, в «контрреволюционности» оппозиции. Но в этом же заключалась и её слабость. Приход такой радикально «контрреволюционной» оппозиции к власти имел бы совсем иные следствия, чем приход к власти «умеренных» в центрально-европейских странах, разделявших с революционными силами, вставшими у власти при свержении коммунистических режимов основные, базовые ценности. Её приход к власти был бы новым социальным потрясением, новой «революцией». Поэтому сочувствуя её лозунгам, большинство одновременно боится её прихода к власти.

[25] Это – заметно больше, чем тех, кто считает, что надо ограничить деятельность мусульман и иудеев. Стронников запрета на постройку церквей новых религий – 55%, мечетей – 33%, синагог – 37%. Сторонников запрета публичной проповеди проповедникам новых религий – 66%, мусульманским – 57%, иудейским - 56%, сторонников запрета распространения печатных изданий – соответственно 60%, 44% и 46%, открытия школ - 62%, 42% и 44%.

[26] Во всяком случае, популярность Путина, громадная во всех категориях опрошенных, у верующих всё же больше, чем в среднем.. В 2002 г. «полностью доверяли» Путину 27% опрошенных ( доверяли – 49), и 29% верующих, в 2005 г. «полностью доверяли» – 27% и 30%

[27] Из таблицы видно, что рост удельного веса верящих в Бога и другие церковные догматы рос не равномерно. Было два периода резкого подъёма - с 1996 по 1999 гг. и с 2002 по 2005 гг.. С чем связана эта неравномерность, мы не знаем. Можно предположить, что первый период резкого роста - с 1996 по 1999 гг. связан с психологическими последствиями дефолта 1998 г., а второй, с 2002 по 2005 гг. имеет совсем иную причину. Это – годы стабилизации постсоветской системы и колоссальной популярности подчёркнуто религиозного Путина.

[28] Следует отметить поразительно, на наш взгляд, большое число лиц, не верящих или считающих маловероятным то, что Иисус вообще существовал. Отрицание исторического Иисуса, утверждение, что Иисус – лишь миф, было одним из положений советской атеистической псевдонауки. Удивительно, как эта атеистическая догма оказалась живучей в годы, когда отношение к религии радикально измениолось.

[29] Гипотетически можно предположить, что значительно большее распространение веры в загробную жизнь, чем в воскресение мёртвых, может быть связано с воздействием массовой культуры. Есть очень много фильмов и художественных произведений, в которых изображается общение с мёртвыми.. Но нет, насколько нам известно, ни одного, где бы изображалось воскресение мёртвых. Стоит отметить, что такая иерархия верований – явление не специфически российское. В Финляндии, например, верят в Бога 74%, а в то, что Бог сотворил мир – только 59%.

[30] Возможно, эта же логика позволяет объяснить, почему вера в бессмертие души значительно распространённей веры в загробную жизнь. Идея «бессмертной» души без идеи загробной жизни души и загробного воздаяния – такая же неопределённая, как идея Бога без идей сотворения им мира и возможности молитвенного общения с ним.

[31] В 1999 г., кроме вопроса о вере в магию, мы задали отдельный вопрос о вере в колдовство. В колдовство верили 47%

[32] Страны , где удельный вес верящих в Бога максимален – Мальта (99%), Ирландия и Польша (96%) и Румыния (93%). Минимален он в Швеции – 46%, Эстонии – 42%, Чехии – 35%.

[33] Цифра – очень близкая к полученным нами в 2002 г. -59% и 2005 г. -66%.

[34] При этом и в 2002, и в 2005 г. 24% вообще не верили гороскопам, а 2% - очень верили ( по 10-балльной шкале). Большинство – «полуверило».

[35] Верования, приведённые в последних двух строках таблицы 30 – только часть большого списка всяких не христианских верований и суеверий, о которых мы спрашивали респондентов в 2002 и 2005 г. Мы не приводим все данные об отношении верующих ко всем этим суевериям, ибо текст и без того перегружен таблицами и цифрами.. Но здесь, в сноске, мы приведёт некоторые данные из ответов на эти вопросы.

В то, что число 13 приносит несчастье, в 2005 г. твёрдо верят 6 % опрошенных и 9% верующих., в то, что жизнь человека предопределена, – 22% и 40%, в пророческие сны – 30% и 51%, в возможность общения с умершими – 6% и 22%, в то, что чёрная кошка приносит несчастье, – 5% и 7%, в то, что позиция звёзд на небе в момент рождения человека определяет его судьбу, – 5% и 7%, в то, что разбитое зеркало предвещает несчастье – 11% и 21%. Нет ни одного суеверия, в которое и по данным 2002 г., и по данным 2005 г. верующие не верили бы больше, чем все опрошенные.

И эта корреляция суеверий с верой – не статистический «артефакт», связанный с тем, что среди верующих – больше женщин и старых людей, склонных к суевериям. Если мы математически вычленим действие факторов возраста и пола, мы увидим, что вера (принадлежность к группе «верующих») - значимый самостоятельный фактор. Для веры в переселение душ зависимость от принадлежности к верующим - В - -, 238, Std. Error - , 025, Beta - -, 263, t - -9, 508, Sig - ,000 Для веры в астрологию - В - -, 082, Std. Error - , 027, Beta - -, 082, t - -3, 040, Sig - ,002 Для веры в возможность передвигать предметы силой мысли - В - -, 275, Std. Error - , 048, Beta - -, 154, t - -5, 762, Sig - ,000 И.т.д.

[36]. Мы приводим только удельный вес крайних оценок.по 10-балльной шкале ,

[37] Если так можно выразиться, это – «нормальный» среднеевропейский уровень. По межстановому опросу 1990 г. во Франции «очень важна» религия для 14%, в Британии – для 18%, ФРГ – 13%, Финляндии – 15%. В США «очень важна» религия для большинства населения – 54%.

[38] Строго говоря, в опросе мы вообще не выходим за пределы слов и о действиях респондентов узнаём с их слов. В этих словах могут содержаться и преувеличения – люди могут полуосознанно стараться приписать себе действия, более соответствующие их представлениям о должном, чем их реальное поведение.

[39] По данным общеевропейского опроса 2000 году, на который мы уже ссылались, российское ежемесячное посещение церкви было на уровне 10% при среднеевропейском уровне – 31%. Ниже России была только одна страна – Швеция, где ежемесячное посещение было на уровне 9%. В Финляндии не реже раза в месяц церковь посещали 14%.

[40] В 2002 г. формулировка вопроса была изменена.

[41] В общеевропейском опросе 2000 г. вопрос задавался несколько иначе и, наверное, правильнее, чем у нас. По данным этого опроса молились не реже раза в месяц 34% россиян. Реже молились англичане (32%), французы ( 25%), датчане ( 24%) и эстонцы (23).

[42] Естественно предположить, что с неверующими и атеистами происходит обратный процесс – чем меньше их становится и чем больше объявление себя неверующим и атеистом становится актом нонконформизма, тем серьёзней должен стать их атеизм. К сожалению, проверить эту гипотезу - очень трудно, поскольку атеистов стало очень мало, и значение случайных факторов в их ответах резко возросло.

[43] В 1991 г. религия была «очень важна». для 11% опрошенных и 57% традиционных верующих, Бог по десятибалльной шкале очень важен для 9% опрошенных и для 66% традиционных верующих

[44] В 1993 г. 36% опрошенных и 96% традиционных верующих и в 1996 г. 32% и 97% ответили «да» на вопрос, приносит ли религия мир их душе. (В 1991 г. и после 1996 г. этот вопрос не задавался. )

[45] В 1991 г. 18% всех опрошенных и 68% традиционных верующих согласились с утверждением: «Смерть приобретает смысл, лишь если веришь в Бога», 15% опрошенных и 68% - с утверждением: «Горе и страдания имеют смысл лишь тогда, когда веришь в Бога»..

[46] Создаётся впечатление, что при всей своей одинокости и несчастности, наша старушка любит поучать других. В 1993 г. в нашем опросе было утверждение: «Я часто даю советы другим». С такой характеристикой согласились 19% опрошенных и 29% традиционных верующих.

[47] С утверждением, «когда в жизни происходят большие перемены, надо быть очень осторожным» полностью согласились ( по 10-балльной шкале) 12% всех опрошенных и 16% традиционных верующих, с противоположным утверждением, «надо действовать решительно» -9% и 2%. С утверждением, «когда в моей жизни происходят изменения, я испытываю тревогу», согласились 14% опрошенных и 18% традиционных верующих.

[48] Но при громадном числе вновь открытых церквей в каждой отдельной церкви прихожан должно быть меньше.

[49] Мы сознательно противопоставили традиционных верующих не атеистам, а именно коммунистам. Группа атеистов в 1991 г., когда массовая, «обвальная» перемена самоидентификаций ещё только начиналась, и сохранялся старый конформистский атеизм, была менее элитарной, чем группа коммунистов.

Дальнейшая судьба этой группы – очень интересна. Мы уже видели, что в период 1991-96 гг. она стремительно уменьшается и затем стабилизируется на уровне 5-6% населения. Кто эти люди, сохранившие верность если не старой идеологии в целом, то одному из её важнейших аспектов?

Это, как мы видели (см. таблицы 39-44) , - очень «мужская» группа, наиболее образованная из мировоззренческих групп, не самая бедная и не самая молодая. Скорее всего, к ней принадлежат многие представители интеллигенции, сохранившие рационалистическое мировоззрение большинства интеллигенции советской эпохи. Очевидно, ярким представителем этой группы является академик В. Гинсбург. .

[50] Причины этих различий не могут здесь рассматриваться. Отчасти, конечно, это – различия морали протестантской страны от морали страны православной.

[51] Разницу в оценке степени приемлемости того или иного поступка нельзя смешивать с распространённостью этих поступков в обществе. Распространённость их, конечно, зависит от оценки, но не только от неё, а и от организации и состояния общества. Ясно, например, что в ситуации обнищания и голода даже в обществе, строго осуждающем воровство, число случае воровства будет расти, а распространение гомосексуализма в тюрьмах связано отнюдь не с особенностями сексуальной этики сидящих в них людей. Русские несколько мягче, чем финны, относятся к взятке и это, несомненно, влияет на поведение людей. Но различия – не так велики, как различия в реальном поведении чиновников в Финляндии, которая в 2004 г. была признана самой некоррумпированной страной мира, и России, одной из самых коррумпированных стран. Дело не только в различия в оценках, но и в различиях в социальной организации обществ.

Другой пример – отношение к аборту и число абортов. Отношение русских к аборту – «строже», чем у финнов. Но в Финляндии на 100 рождённых детей в 2001 г. приходилось 20 абортов, а в России – 163.

У нас нет данных о распространённости гомосексуализма, но совершенно очевидно, что разительные различия в отношении к нему русских и финнов отнюдь не связаны с большей распространённостью гомосексуализма в Финляндии, чем в России.

[52] Вопросов, касающихся моральных проблем, особенно в сфере семейной и сексуальной морали, в наших опросах было очень много. Ответы на них заслуживают специального исследования, и в данном контексте анализировать их мы посчитали излишним. Но на все эти вопросы верующие и особенно традиционные верующие отвечают с позиций более «жёсткой» морали. Приведём здесь лишь ещё один, достаточно выразительный пример.

Вопрос звучал так: «Если бы кто-нибудь сказал, что люди должны иметь возможность наслаждаться полной сексуальной свободой безо всяких ограничений, Вы бы скорее согласились или не согласились с этим?». «Скорее согласились бы» в 1991 г.14% опрошенных, 9% традиционных верующих и 12 % всех верующих, в 1993 г. – 19%, 10% и 15%, в 1996 г. – 16%, 7% и 12%, в 1999 г. – 14% и 10% верующих, в 2002 г. – 13% и 20%. «Скорее не согласились бы» в 1991 г. – 60%. 68% и 61%, 1993 г. – 54%. 65% и 60%, 1996 г. – 52%, 69% и 59%, 1999 г. – 59% и 60% верующих, в 2002 г. – 47% и 31%.

[53] Религиозность также выступает как значимый независимый фактор в таких вопросах, как– несогласие с утверждением : «Брак – устаревший институт» ( зависимость ответов от религиозности - B - -, 313; Std. Error - , -, 096; Beta - -, 083; Sig. - , 000) и ряд вопросов, конкретизирующих отношение к абортам ( согласие с тем, что аборт недопустим , если беременность угрожает здоровью матери, если есть опасность рождения ребёнка с физическими дефектами, если женщина – не замужем и если супруги не хотят иметь больше детей.

Характерно также, что если в самом отношении к гомосексуализму влияние собственно религиозного фактора не прослеживается, оно отчётливо выступает в том, что верующие более склонны запретить гомосексуалистам преподавать в университетах (B - -, 107; Std. Error - , -, 027; Beta - -, 112; Sig. - , 000) и изъять из публичных библиотек книги, защищающие легализацию однополых браков (B - -, 070; Std. Error - , -, 024; Beta - -, 078; Sig. - , 004)

[54] В какой мере эта «старая мораль» - действительно старая, доминировавшая в ушедшую советскую эпоху, и в какой это просто – мораль старых людей, где здесь – фактор возраста, и где – поколения, определить очень трудно. Ясно, например, что человек, у которого меньше искушений нарушить нормы половой этики, склонен строже относиться к таким нарушениям вне зависимости от того, когда он родился. (Этот вопрос аналогичен вопросу о роли возраста в религиозности. Среди традиционных верующих старых больше потому, что это – люди прошлой, более религиозной эпохи, или потому, что со старостью и приближением смерти человек начинает думать о Боге?) Последовательное «смягчение» моральных суждений на протяжении изучаемого периода говорит о том, что главное всё же – фактор эпохи, поколения. Тем не менее, фактор возраста, несомненно, тоже значим.

[55] Например, в Финляндии удельный вес совершенно не допускающих уклонение от налогов упал с 1981 г. по 2000 г. с 66% до 53%, получение взятки – с 84 % до 80%, гомосексуализм – с 56% до 28%, аборт – с 30% до 11%, развод – с 18% до 3%, самоубийство – с 60% до 40%. ( Очень характерно, что перемены – очень велики в отношении к проблемам половой этики, но относительно невелики в отношении к проблемам социальной морали).

Мы здесь не можем вдаваться в вопрос о причинах этого сложного явления. Отметим лишь, что оно не означает «всеобщего падения нравов». Люди начинают менее «догматично» относиться к морали, лучше видят сложность моральных проблем и им всё труднее ответить :«никогда», «ни в коем случае».

[56] Общий для развитого мира процесс «дедогматизации», «смягчения» моральных оценок может в России накладываться на процесс другого рода, связанный с сугубо российскими постсоветскими факторами. Когда, например, налоговая система организована так, что не уклоняться от налогов – крайне сложно, уклонение от них, естественно, начинает расцениваться как поступок извинительный.

[57] Характерно, что , как мы видели на таблице 11, удельный вес тех, кто считает, что церковь должна высказываться по таким вопросам, как аборты, внебрачные связи, эвтаназия и гомосексуализм, не только не растёт, но даже уменьшается.

[58] В этом отношении очень интересно, что традиционные верующие в своих оценках очень часто отклоняются от всего массива опрошены в том же направлении, что и атеисты. Например, в 1999 г. с тем, что развал СССР можно и нужно было предотвратить, согласились 55% опрошенных, 65% традиционных верующих и 60% атеистов, что нужно вернуться к советским порядкам в 1999 г. согласились – 16%. 25% и 20%, а в 2002 г. – 13% опрошенных, 16% верующих и 14% атеистов. Атеисты и традиционные верующие, как было показано выше, резко отличаются друг от друга по социально-демографическому составу. Но в одном аспекте они – относительно близки. Атеисты – тоже очень не молодая группа. Частичное совпадение их взглядов со взглядами традиционных верующих может в значительной мере объясняться этим – обе эти группы связаны с прошлым. Но атеисты, маленькая и очень, как нам представляется, интересная группа требуют отдельного изучения.

[59] Победу коммунистической идеологии ни в коей мере, на наш взгляд, нельзя рассматривать как «секуляризацию», ибо сама эта идеология представляла собой новую форму религии (или «псевдорелигиии»).

[60] С 1981 по 2000 год удельный вес тех, кто никогда или практически никогда не ходит в церковь увеличился во Франции с 59 до 60%, Британии – с 48 до 55%, Нидерландах – с 41 до 48%, Бельгии – с 35 до 46%, Швеции – с 38 до 46%, Испании – с 26 до 33%, Ирландии – с 4 дол 8%. В целом по 14 развитым странам их удельный вес увеличился с 31 до 36%. См. htttp://www.usatodae.com/news/world/2005-08-10- europe-religion

[61] Авторы в предыдущих работах пытались вычленить группу носителей наиболее свободного, «приватизированного» религиозного сознания», которую они условно именовали эклектиками. Здесь они должны признать, что у них это не получилось. Ясных критериев такого выделения у них нет. Возможно, носителей наиболее свободного и современного религиозного сознания следует искать в основном среди наиболее молодой и более образованной, чем опрошенные в целом, группы «колеблющихся».. Но это, естественно, - лишь гипотеза, требующая разработки и проверки.

[62] Цифры, характеризующие институциональную религиозность разных демократических и не посткоммунистических стран – очень устойчивы, определённый уровень как бы является характеристикой культуры, и иерархия этих стран по институциональной религиозности – очень прочна и не меняется десятилетиями. И очевидно, для России, когда она освободится от посткоммунистического синдрома и станет одним из «нормальных» европейских обществ, также будет характерен относительно устойчивый уровень, который затем, очевидно, будет медленно понижаться. Какой это уровень – сейчас сказать не возможно.