Человечество
Если не считать нескольких шедевров, попавших туда случайно, Брюссель
— это Париж, из которого убрали все высокое. Мы не поймем Парижа
и его прошлого, пока не уразумеем, что его ярость оправдывает и
уравнивает его фривольную легкость. Париж прозвали городом наслаждения,
но можно его назвать и городом страданий. Венок из роз — терновый
венец. Парижане легко оскорбляют других, еще легче — себя. Они умирают
за веру, умирают за неверие, претерпевают муки за безнравственность.
Их непристойные книги и газеты не соблазняют, а истязают.
Патриотизм их резок и груб; они бранят себя так, как другие народы
бранят иноземцев. Все, что скажут враги Франции о ее упадке и низости,
меркнет перед тем, что говорит она сама. Французы пытают самих себя,
а иногда — порабощают. Когда они смогли, наконец, править как им
угодно, они установили тиранию. Один и тот же дух владеет ими, от
Крестовых походов и Варфоломеевской ночи до поклонения Эмилю Золя.
Поборники веры истязали плоть во имя духовной истины; реалисты истязают
душу ради истины плотской.
Брюссель — Париж, не очищенный страданием. Вульгарность его не
перегорает в огне непрестанных мятежей. В нем нет того, за что любят
Париж благородные французы. В нем есть все то, за что любят Париж
дурные англичане. Здесь, как во многих больших городах, вы найдете
худшие плоды всех наций — английскую газету, немецкую философию,
французский роман, американские напитки. Здесь нет английской шутки,
немецкой учтивости, американского восторга, французской борьбы за
идею. Бульвары, как в Париже, и магазины, как в Париже, но посмотрите
на них две минуты, и вы поймете, в чем разница между королем Леопольдом
и хотя бы Клемансо.
По этим, а также по другим причинам я стал мечтать об отъезде,
как только приехал, и, движимый мечтою, сел в трамвай, который шел
за город. В трамвае этом беседовали двое мужчин: невысокий, с черной
бородкой, и лысоватый, с пышными баками, как у богатого графа-иностранца
в трехактном водевиле. Когда мы выбрались из центра и шума стало
меньше, я услышал всю их беседу. Они говорили по-французски, очень
быстро, но вполне понятно, ибо употребляли в основном длинные слова.
А кто не поймет длинных слов, сохранивших ясность латыни?
— Гуманность — кардинальное условие прогресса, — сказал человек
с бородкой.
— А интернациональная консолидация7 — парировал человек с баками.
Такие разговоры я люблю; и я стал слушать. Человек с баками хотел,
чтобы Бельгия была империей, и впрямь, для нации она недостаточно
сильна, а для империи — сойдет. Нация имеет дело с равными, империя
бьет слабых Сторонник империи говорил так:
— Человечеству прежде всего нужна наука.
А человек с бородкой отвечал:
— Этого мало. Ему нужна гуманизация интеллекта.
Я зааплодировал, как на митинге, но они не услышали. Мысли их не
были для меня новостью, но в Англии их не выражают так резко и к
тому же так быстро. Человек с баками любил просвещение, которое,
как выяснилось, распространяется. Просвещенные просвещают непросвещенных.
Мы несем отсталым народам науку, а заодно — и себя. Поезда ходят
все быстрее. Наука преображает мир. Наши отцы верили в Бога и, что
еще прискорбней, умирали. Теперь мы овладели электричеством — машины
совершенствуются — границы стираются — стран не будет, одни империи,
а властвовать над ними станет все та же наука.
Тут он перевел дух, а гуманизатор интеллекта ловко перехватил инициативу.
Движемся-то мы движемся, но куда? К этическому идеалу. Человечество
становится человечным. Что дали ваши империи? Не новое ли варварство?
Но человечество его преодолеет. Интеллект — гуманность — Толстой
— духовность — крылья...
На этом немаловажном месте трамвай остановился, и я, как ни странно,
увидел, что наступили сумерки, а мы — далеко за городом. Тогда я
вышел побыстрее, оставив пригородный трамвай на произвол судьбы.
Вокруг лежали поля, города не было видно. По одну сторону рельсов
росли тонкие деревья, которые есть везде, но возлюбили их почему-то
именно фламандские художники. Небо уже стало темным, лиловым и густо-серым,
только одна полоска, лоскуток заката, светилась серебром. Меж деревьев
бежала тропинка, и мне показалось, что она ведет к людям. Я пошел
по ней и вскоре погрузился в пляшущий сумрак рощи. Как причудлив
и хрупок такой лесок! Большие деревья преграждают путь весомо, материально,
а тонкие — как бы духовно, словно ты попал в волшебное облако или
пробираешься сквозь призрак.
Когда дорога осталась далеко позади, странные чувства овладели
мной. В трамвае я много узнал о человечестве. Сейчас я ощутил, что
его нигде нет, что я — совсем один. Мне были нужны люди, хотя бы
человек. И тут я почувствовал, как тесно мы все связаны. Тогда я
увидел свет. Он был так близко к земле, что мог принадлежать только
образу Божию.
Я вышел на лужайку. Передо мной был длинный низкий дом, а в его
открытой двери стояла, задом ко мне, большая серая лошадь. Я вежливо
протиснулся мимо нее и увидел, что ее кормит медлительный паренек,
попивающий при этом пиво. Отовсюду глядели, как совы, дети помоложе;
я насчитал шесть штук. Отец еще работал в поле, а мать, завидев
меня, встала и улыбнулась, но проявлять друг к другу милосердие
нам пришлось знаками. Она налила мне пива и показала, куда идти.
Я нарисовал детям картинку, и, поскольку на ней сражались два человека,
дети очень обрадовались. Потом я дал каждому ребенку по бельгийской
монете, заметив, что люблю экономическое равенство. Они о нем не
слышали, в отличие от английских рабочих, которые только о нем и
слышат, хотя его и не видят.
Я добрался до города и назавтра снова встретил своих спутников,
доказывавших, без сомнения, что наука радикально изменила человечество,
а человечество, в свою очередь, стремится к гуманизации интеллекта.
Но для меня при этом слове вставала одна картина.
Я видел невысокий дом, затерянный в полях, и мужчину, копающего
землю, как копали ее люди с первого своего утра, и большую серую
лошадь, жующую у самой головы ребенка, как тогда, в пещере.
Примечания:
- Данный текст воспроизведен по изданию:
Честертон Г. К., Собр. соч.: В 5 т. Т. 5: Вечный Человек. Эссе
/ Пер. с англ.; Сост. и общ. ред. Н. Л. Трауберг. — СПб.: Амфора,
2000.
- В бумажном издании этой странице соответствуют страницы: 372-374.
|