Иосиф Черняк
Черняк И. К вопросу об исторических типаха нтиклерикализма // Антиклерикализм как культурно-исторический феномен. СП.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2011.
В начале своей знаменитой книги "Боккаччо средневековый" Витторе Бранка приводит датируемое 1360 годом письмо Франческо Буондельмонте, доверенного лица и племянника кардинала Никколо Аччаюоли, фактического правителя Неаполитанского королевства, адресованное во Флоренцию кузену Никколо, архиепископу Патарасскому Джованни Аччаюоли. В нем Франческо просит вернуть принадлежащий ему экземпляр книги новелл мессера Джованни Боккаччо, находящийся у прелата. Для передачи он предлагает использовать архиепископа Неаполитанского или кого-то из его окружения, но просит передать ее "так, чтобы книгу вручили мне лично <...> ...книга эта мне очень дорога, и остерегайтесь одалживать ее кому бы то ни было, потому что нечестных людей много..." (1)
В. Бранка никак не комментирует тот факт, что в этом бытовом эпизоде, связанном с передачей тома "Декамерона", участвуют прямо или косвенно три высокопоставленных духовных лица. Судя по всему, книга эта не вызывала у них ни малейшего неприятия, иначе они не стали бы держать ее у себя и пересылать из города в город, Напомню, что и А.Н.Веселовский приводил свидетельство архиепископа Флорентийского, считавшего Дж. Боккаччо благочестивым человеком. (2) При этом упомянутые духовные лица были представителями знаменитейших фамилий Флоренции. Как показали исследования В. Бранки, основанные на изучении наиболее ранних кодексов "Декамерона", их владельцами были представители наиболее богатых и влиятельных торгово-промышленных и банкирских фамилий: Каппони, Бонаккорси, Барди, Дети, Бигати и др. (3)
Казалось бы, ключ к разгадке у нас в руках. Мы имеем здесь некое воплощение согласия представителей передовых кругов, которые скептически относятся к традиционным институтам, и нападки на духовенство их не смущают, более того, приветствуются ими, несмотря на принадлежность отдельных представителей этого круга к высшему духовенству. Но этому противоречит, во-первых, уже хотя бы то, что сама литературная форма "Декамерона" находится в значительной зависимости от средневековых литературных традиций, а во-вторых, неприятие книги Дж. Боккаччо теми, кого мы традиционно считаем духовными наставниками "новых людей", то есть гуманистов.
И хотя после исследований Р. И.Хлодовского мы знаем, что Франческо Петрарка гораздо благосклоннее, нежели считалось раньше, относился к книге своего друга и даже принял участие в обсуждении некоторых стилистических исправлений, внесенных в нее Дж. Боккаччо в 1370-1372 годах (4), все же другие гуманисты в равной мере демонстируют свое равнодушие к "Декамерону": и Филиппо Виллани, и Бенвенуто да Имoла, и Колуччо Салутати, и Леонардо Бруни, — все они упоминают об этой книге вскользь и часто намеками, но не приводят ее названия (5). Допустим, что этот список начинают два довольно умеренных представителя раннего гуманизма, но К. Салутати уже придерживается довольно радикальных воззрений относительно совместимости духовных ценностей двух ветвей древней литературы: языческой и христианской. Ему пришлось вступить в спор с критиком его позиции консервативным доминиканским богословом Джованни Доминичи и тем самым способствовать разработке защиты новой культурной программы — Studia humanitatis (6). А его сочинение "О подвигах Геракла" развивает аргументы в защиту поэзии, выдвинутые Дж. Боккаччо в "Генеалогии языческих богов", и закладывает основу нового гуманистического отношения к Библии, становящейся в рамках этого нового подхода одним из памятников древней литературы, который можно и нужно изучать с применением новых филологических методов (7). Наконец, Леонардо Бруни — автор биографии Дж. Боккаччо и трактата "Против лицемеров", в котором критикует монашество как институт, порождающий лицемерие (8), — не видит в авторе "Декамерона" своего предшественника.
При этом никакой серьезной критики "Декамерона" со стороны церкви ни при жизни Дж. Боккаччо, ни в ближайшие годы после его смерти мы практически не встречаем, что позволяет сделать вполне обоснованное предположение: главнейший памятник ренессансного антиклерикализма — а именно таков "Декамерон" в нашем сознании — воспринимался современниками как книга развлекательная, и если в ней и усматривали какую-то опасность, то лишь в сфере нравственной, за что она и получила прозвание "Принц Галеото", по аналогии со знаменитой историей Паоло и Франчески в первой кантике "Божественной комедии" Данте. Именно этим можно объяснить то, что в "Заключении автора" Дж. Боккаччо главным образом пытается оправдать нескромность многих новелл и высказываний и лишь мимоходом признает, что "найдутся и такие, которые скажут, что у меня язык злой и ядовитый, потому что я кое-где пишу правду о монахах" (9).
В свете этого необходимо осознать природу антицерковных пассажей Дж. Боккаччо, которые органично вписывались в итальянскую (за Альпами дело обстояло иначе) культуру позднего Средневековья. Насмешки над клиром и даже папской курией были делом домашним, их цель — подвигнуть церковную верхушку к некоторому улучшению нравов духовенства при понимании, что достижение идеального состояния времен апостольских невозможно. Таким образом, особенностью этого этапа была такая критика церкви, за которой не было серьезной идеологии, содержавшей хоть какой-то намек на требование глубоких реформ или иных мер воздействия на церковные институты. Это во многом предвосхищает то понимание религиозных проблем, которое будет характерно для ренессансной мысли. Светский характер культуры Возрождения способствовал не столько разрыву с церковью и возрождению язычества, как это представлялось в XIX веке, сколько новому пониманию религиозных проблем и их толкованию, весьма далекому от средневековой ортодоксии (10).
Разумеется, это не исключало ведения антимонашеской полемики. Помимо Л. Бруни, против монашеского лицемерия выступали Альбертино Муссато, Джан Франческо Поджо Браччолини, Гуарино да Верона, Анджело Полициано, Джан Джовиано Понтано и другие гуманисты. Сочинения Л. Бруни и Дж. Ф. Поджо Браччолини дошли до широкого читателя благодаря печатному станку, особенно в начале XVI столетия, в условиях начавшейся Реформации и заняли свое место в антицерковной полемике уже другой эпохи.
Но особое место в этой полемике занимает диалог Лоренцо Валлы "О монашеском обете", который дает наиболее глубокую критику монашеских претензий на особое положение в обществе. Исходным пунктом аргументации Л. Валлы, от имени которого выступает участник диалога по имени Лаврентий, становится всестороннее рассмотрение самого понятия обета, являющегося, по мнению защитника монашества, который назван просто братом, главным доводом в пользу этих претензий.
Лаврентий вступает в спор во всеоружии филологической учености и указывает на неправильность понимания монахами самого слова "обет" (votum) применительно к монашеской присяге, ибо так называют то, что обещают богам за исполнение молитвы (11). Присяга монахов не имеет к этому никакого отношения. Это скорее клятва, едва ли уместная, поскольку, "когда мы имеем дело с богом, клятвы более чем излишни" (12). Доказав, что монашеские обеты противоречат заветам апостольской церкви, Валла видит их смысл в том, что они помогают быть добродетельными из страха, а не по свободному произволению: "Если бы ты не боялся, что иначе не можешь угодить богу, ты, конечно, никогда не стал бы себя связывать. Ведь именно для того вы даете обещание и придерживаетесь его, чтобы при свободе выбора какая-нибудь причина не могла отвратить вас от служения богу. Поэтому-то ты и видишь, что в ваше товарищество вступают почти одни только преступники, злодеи, убогие, отверженные или те, которые почему-либо потеряли надежду, что могут хорошо служить богу... Кстати, небесполезно будет вспомнить о том "общественном приюте", который был у Ромуяа и куда стекалась вся нечисть и все подонки общества" (13).
Обескураженный оппонент предложил закончить диспут, а один из упомянутых слушателей, Павел Корбион, рекомендовал записать этот диалог, озаглавив его "О лживом монашеском звании и мнимых его преимуществах" (14), от чего Лаврентий благоразумно отказался.
Трактат Л. Валлы не был известен современникам и не печатался ни в XV, ни в XVI веках. Впервые он был опубликован только в 1869 году М. Валеном (15). Возможно, сам Валла остерегался предавать его широкой огласке, но возможно и то, что по причине резкости тона он не был созвучен настроениям эпохи.
Церковно-политическая ситуация стала несколько меняться на рубеже XV и XVI веков, когда после выступления Джироламо Савонаролы многие наиболее дальновидные деятели церкви задумались о необходимости перемен. Но начавшаяся Реформация коренным образом изменила ситуацию. В ее русле борьба против традиционной церкви велась с позиций, так сказать, внешнего антиклерикализма, который приобрел уже острую идеологическую окраску и отрицал все католические институты как земные учреждения. В этой полемике использовались и сочинения Л.Бруни и Дж.Ф.Поджо Браччолини, но для строгих протестантских нравов сатирическое изображение духовенства у Дж.Боккаччо, Пьетро Аретино и Франсуа Рабле не вполне подходило.
Но именно в это время католическая церковь обратила внимание на многие сочинения гуманистов и других ренессансных писателей, содержавшие высказывания, не соответствующие официальному учению церкви, нормам благочестия и критикующие нравы духовенства. Не избежал внимания цензоров и "Декамерон" Дж.Боккаччо, попавший в число книг, которые можно было разрешить для чтения только после существенных цезурных исправлений (16). Во исполнение этого решения в 1573 году Флорентийская Академия подготовила его издание со следующим названием: "Декамерон Мессера Джованни Боккаччо, флорентийского гражданина, вновь просмотренный в Риме и исправленный в соответствии с постановлениями святого собора в Тренто" (17).
Совершенно новое звучание приобретают антицерковные настроения во Франции накануне Великой революции. Роже Шартье показал, что к 1770-м годам во многих провинциях резко сокращается число людей, заказывающих согласно завещанию заупокойные мессы и придерживающихся строгих правил христианской морали. (18) Дехристианизация и секуляризация еще до революции пустили во Франции глубокие корни. Разумеется, процесс этот не был однородным, но ярче всего он проявляется в тех областях, жители которых приняли наиболее активное участие в революционных событиях. (19)
Антицерковная пропаганда стала основной частью идеологической подготовки революции. В равной мере расшатывались устои монархии и церкви. Сейчас, после многочисленных исследований французских ученых последней трети прошлого века (во многом предвосхищенных работами нашего соотечественника Л. С. Гордона (20)), стало ясно, что решающее значение для укоренения новых идей играли не труды философов-просветителей и уж, конечно, не сама Великая Энциклопедия, а сочинения мыслителей, принадлежавших к радикальному плебейско-демократическому течению французской общественной мысли кануна революции. За авторами этих дешевых книг по 30 су шла радикально настроенная часть французского общества, в первую очередь молодежь (21). Как правило, они печатались в Голландии и нелегально ввозились во Францию. И если основой для антимонархической пропаганды и десакрализации власти стали памфлеты, обличающие неуемное расточительство и нравы двора, то для антицерковной пропаганды (22) использовались бродячие сюжеты, часто восходившие к ренессансной литературе. Так, например, в 1770-е годы широкое хождение имело французское переложение сочинения П. Аретино "Рассуждения Нанны и Антонии", в котором диалог первого дня посвящен рассказам о жизни женского монастыря, озаглавленное "Блудная проститутка" (23).
Чтение разнообразной бесцензурной литературы во многом подготовило сознание наиболее активной части французского общества к решительным мерам, направленным против деспотизма и фанатизма, пик которых пришелся на осень 1793 года. Именно в событиях этого времени берет начало тот тип политической идеологии, в которой радикальная постановка и решение политических и социальных проблем теснейшим образом увязаны с требованием ограничить влияние религиозных организаций на политическую и духовную жизнь народов и государств. С начала 50-х годов XIX века эта идеология получила во Франции название "антиклерикализм" (24). Как это часто бывает, понятийное оформление идей и практики запоздало более чем на полстолетия.
----------------------
1 Бранка В. Боккаччо средневековый. М" 1983. С. 19.
2 Весеповский А. И. Боккаччьо, его среда и сверстники. Т. 1-2. СПб., 1893-1894.
Т, I.C. 522.
3 Бранка В. Боккaччо средневековый. С. 21.
4 Хлодовский Р. И. Декамерон: Поэтика и стиль. М., 1982. С. 340.
5 Бранка В. Боккаччо средневековый. С. 23.
6 Горфункепъ А.Х. Полемика вокруг античного наследия в эпоху Возрождения // Античное наследие в культуре Возрождения. М., 1984. С. 6-19.Антиклерикализм как культурно-исторический феномен
7 Ревякина Н. В. Миф о Геракле в толкованиях гуманиста Салютати // Бахру-шинские чтения. Вып. 3. Вопросы всеобщей истории. Новосибирск, 1973. С. 36-47.
8 Бруни Л. Против лицемеров // Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии / Сост., ред. и пред. М.А.Гуковского. М., 1963. С. 45-54.
9 Боккаччо Дж. Декамерон. М., 1955. С. 635.
10 О ренессансном понимании религиозных проблем см.: Баткин Л.М. Возрождение и религия // Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М., 1995. С. 211-266; Черняк И.Х. Культура Возрождения и проблема гуманистической религиозности // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М., 1997. С. 5-13.
11 Baллa Л.. О монашеском обете // Итальянские гуманисты XV века о церкви и религии. С. 115-116.
11 Там же. С. 118.
13 Там же. С. 133-134. — Тит Ливий сообщает, что Ромул, желая увеличить население Рима, прибег к старой хитрости основателей городов и открыл убежище, в которое "от соседних народов сбежались все жаждущие перемен - свободные и рабы без разбора" (Liv. I, 8.6), но, учитывая тональность повествования Л.Валлы, следует признать, что здесь он опирается на свидетельство христианского апологета Минуция Феникса: "Сначала Рим служил убежищем для всяких людей; туда стекались разбойники, злодеи, изменники, прелюбодеи, убийцы; и сам Ромул... совершил братоубийство" (Oct. XXV).
14 Валла Л. О монашеском обете. С. 138.
15 Vahlen M.J..L.Vallae opuscula tria.Wien, 1869. S. 99-134.
16 М. Л. Малаховская подробно рассмотрела историю исправления "Декамерона". Еще в 1559 г. в первом издании Римского индекса говорилось о необходимости его очищения. Комиссия Тридентского индекса выполнила эту работу к 1572 г. Цензурным изъятиям подверглись нападки на духовенство и те места, которые затрагивали религиозные проблемы. Многие непристойности, касающиеся мирян, были оставлены, монахини превратились в знатных женщин, а монахи — в колдунов. Были также и другие цензурированные издания "Декамерона", подготовленные Луиджи Гротто и Лионардо Сальвиати, печатавшиеся в конце XVI в. См.: Малаховская М. Л. Сочинения гуманистов в индексах запрещенных книг XV! в. // Коллекции. Книги. Автографы. Сб. научных трудов. Л., 1991 (Книжные редкости Публичной библиотеки. Вып. 2). С. 47,48.
17 Цит. по: Андреев М.Я., Хлодовский Р. Л .Итальянская литература зрелого и позднего Возрождения. М., 1988. С.41.
18 Шартье Р. Культурные истоки Французской революции. М" 2001. С. 110-112.
19 Там же. С. 121,122.
20 Вольфцун Л. Б. От Корбийского скриптория до века Просвещения. Из истории изучения западноевропейской культуры в России. СПб., 2008. С. 202-205, 232-234. — Наибольшую ценность представляют работы Даниэля Роша и уже упомянутого Р. Шартье,
21 Вольфцун Л. В. От Корбийского скриптория до века Просвещения. С. 202, 203.
22 Часто эти направления переплетались. Как известно, важное место в обличении двора занимало так называемое дело об ожерелье королевы, в котором одним из главных участников был кардинал де Роган.
23 Шартье Р. Культурные истоки Французской революции. С. 90. — Отзвуки этого сочинения можно найти в романах маркиза де Сада, в которых веселые истории П. Аретино приобретают мрачные, поистине садистские черты.
24 В Англии прилагательное "антиклерикальный" зафиксировано в 1845 г., а существительное "антиклерикализм" — в 1886 г., в последующее десятилетие оно получило широкое распространение. См.: The Oxford English Dictionary. 2nd edition. Oxford, 1991. Vol. 1. P. 522. Приношу глубочайшую благодарность Н. И. Николаеву, указавшему мне на это издание.