Рафаэллино дель Гарбо

См. Евангелие в живописи

Из очерков Бенуа:

Рафаэллино ди Бартоломео ди Джованни прозван дель Гарбо по названию улицы, на которой он жил. Его идентифицируют некоторые с Рафаэлло де'Каппони, с Рафаэллино де Карли и с Рафаэлло ди Фиренце. Рафаэллино был учеником и сотрудником (в Риме) Филиппино Липпи; в 1498 г. он упомянут в качестве самостоятельного мастера. Умер Рафаэллино во Флоренции в 1524 г.

2 - Путь Пьеро. Рафаэллино дель Гарбо

Не хуже, нежели в картинах Антонелло ди Мессина, светятся и горят краски его поэтической "Магдалины" в римском музее Корсики, и совершенно по-нидерландски (или по-венециански) трактован здесь первый план: молитвенник, руки святой, бумажка на подоконнике, фаянсовая вазочка с миром. Точно голландцем XVII-гo века писан фон в берлинском "Рождестве Христовом" - этот зеленый холм, на котором расположился мощный вол, это полусгнившее дерево, к которому приделана иконка с соломенной сенью, этот стог сена, выглядывающий из-за деревьев. Примитивнее представляется Пьеро в своей лондонской "Мертвой Прокриде" и в берлинской картине "Венера и Марс"; но и там пейзажи очень замечательны, особенно плоский, несколько "придавленный" пейзаж в "Прокриде" с тонко выписанными травами на первом плане, с береговым песком, по которому прогуливаются водяные птицы и собаки, с широкой рекой, выливающейся в море. Все это напоминает пейзажи во французских и нидерландских часословах83.

Черты северного вкуса обнаруживаются и в образе "Непорочного зачатия" (Уффици), в одном из самых зрелых произведений Пьеро. Всего изумительнее эффект льющегося сверху света, последовательно проведенный и даже достигающий таких ухищрений, как передача рефлекса от упавшего на пол луча, слабо освещающего пьедестал, на котором стоит Святая Дева. Слева и справа на этой картине изображены два холма со всевозможной растительностью, среди которой бросаются в глаза пышные пальмы. И последнюю деталь, несомненно "южного" происхождения, Пьеро мог заимствовать у нидерландцев, любивших щеголять своими знаниями экзотической природы; совершенно же германский вид имеют свешивающиеся со скал мхи и корявый ствол ветлы.

К концу века наступает перемена в творчестве Пьеро. Он начинает писать свободнее, легче. В фигурах же у него появляется какая-то судорожность и "вертлявость". Чрезвычайно типичной для этого периода представляется его серия мифологических картин в Уффици и других собраниях. На сей раз перед нами настоящие "пейзажные картины", "исторические пейзажи", в которых фигуры играют роль "стаффажа".

Один из этих сюжетов примыкает к подобным же "кассонным" картинам Филиппино: середину композиции здесь занимает святилище Юпитера, в котором происходит благодарственное жертвоприношение по поводу спасения царской дочери Андромеды. Простой, но изящный храм стоит одиноко среди равнины, оцепленной невысокими горами. Два других панно рисуют нам бой Персея с чудовищем, причем в одном случае изображены плоские дюны с низким кустарником, а в другом - скалистые берега, на которых ютятся хижины, и город, целиком как будто заимствованный из немецких гравюр. С величайшим усердием (вроде того, как у Эйка) выписаны волны разбушевавшегося под лапами чудища моря, трава берегов, кусты, здания, все извилины в скалах. При всем том стиль картины остается итальянским, и это не только благодаря классической грации фигур (из которых некоторые достойны Рафаэля, а другие были заимствованы Джулио Романо), но и благодаря общему стилю композиции.

У Рафаэллино дель Гарбо, родившегося в 1466 г., мы находим черты, знакомые уже нам по творчеству других художников84. Рафаэллино был безличным художником, но при этом великим техником, совершенно исключительным знатоком своего ремесла. По силе и яркости красок его картины приближаются к произведениям Пьеро ди Козимо, в композициях он напоминает то скромную ритмичность Креди, то массивную архитектонику Гирландайо. Фигуры и типы его представляют известное отражение искусства его учителя, Филиппино, лишь в более обыденном облике.

Впрочем, в пейзаже Рафаэллино не уступает никому из своих современников. Стиль его "декорации" напоминает и Перуджино, и Франчу, и Пьеро ди Козимо, иначе говоря, в нем встречаются и умбрийские, и болоно-венецианские, и нидерландо- флорентийские мотивы. Но соединены эти мотивы с большим искусством, без натяжки, а исполнены с величайшим умением, в одно и то же время и сочно, и тонко. В достоверном его "Воскресении Христовом" (Флорентийская Академия) чисто перуджиновский пейзаж прямо прелестен, хотя и не имеет никакой связи с настроением момента. Далекий плоский пейзаж, стелющийся позади Святой Троицы на образе в церкви Сан Спирито (приписывавшемся ранее Росселли) с его "германизирующей парафразой" Флоренции в глубине85 - один из самых поэтичных фонов в картинах этого времени. Полны чувства природы и пейзажи в предэлле этой прекрасной алтарной картины.