Ист.: http://www.trifon.an.ru/feodorit.html, 1.2001. Автор не указан.

Практически единственным и самым известным наиболее полным дошедшим до нас источником исторических сведений об архимандрите Феодорите, просветителе лопарей, является посвященная ему глава из "Истории о великом князе Московском", написанная князем A.M. Курбским [1] и озаглавленная "О преподобном Феодорите священномученике". Такое заглавие было определено в связи с дошедшими до Курбского слухами о мученической кончине Феодорита от руки Иоанна Грозного, который "повелел такого святого мужа в реке утопити". [2] Хотя Курбский оговаривает наличие и других свидетельств об иной, мирной кончине старца. По Соловецкому патерику Блаженный Феодорит, Просветитель Лопарей погребен на Соловках "близ Южной стены Преображенского собора". [3]

Начиная свое повествование о старце Феодорите, Курбский указывает местом рождения подвижника город Ростов, и напоминает, что и святой Сергий был оттуда родом, как бы подчеркивая преемственность с духовным отцом северно-русского монашества Сергием Радонежским. Но при этом не указывает года рождения Феодорита, что приводило к самым разнообразным вариантам этой даты у различных исследователей. [4]

Наиболее достоверным годом рождения Феодорита на наш взгляд следует считать 1481 год. Возражения по этой дате часто сводились к тому, что сомнительным видится путешествие Феодорита в Константинополь в возрасте 77 лет и, что окормление лопарей в Коле и Печенге вплоть до своей смерти на 91-м году жизни, вряд ли были бы ему под силу. Подобные возражения никак нельзя признать решающими. Мы еще вернемся к аргументации в пользу этого (1481) года рождения. А сейчас дадим общую последовательность событий жизни Феодорита, как они изложены его духовным сыном, воеводой и писателем князем Андреем Курбским, и пока что без наших подробных комментариев.

Покинув родительский дом в Ростове, на тринадцатом году жизни Феодорит отправился на "Соловецкий остров, в монастырь", где, пробыв один год, на четырнадцатом году принял монашеский постриг. После чего стал послушником у одного старца ("святу, премудру и многолетну сушу") по имени Зосима, который был учеником самого преподобного Зосимы Соловецкого. У Зосимы он пробыл в послушании духовном 15 лет. После чего был рукоположен архиепископом Новгородским в сан диакона. Еще год послужив у своего старца и испросив у него благословения, отправился "на созерцание ко славному и великому мужу, чудотворцу сущу, Александру Свирскому". Преподобный принял иеродиакона очень тепло и "зело любяще его, пока он жил в монастыре оном".

Отсюда Феодорит направился в далекие Заволжские "великие монастыри, ища храбрых воинов Христовых", и обойдя все те обители, он поселился в "Кирилловом (Белозерском) великом монастыре", так как именно здесь он нашел "духовных монахов" и "святых мужей". Тут живет он два года, предаваясь "жестокому и святому жительству, умучая и покоряя плоть свою в порабощение и в послушание духа". После чего перемещается в Порфирьеву пустынь, где встречает там "божественного Порфирия, исповедника и первомученика". Далее Курбский делает пространное отступление о судьбе Порфирия, приступая к главной задаче своей "Истории..." - обличении царской тирании в данном случае, на примере Порфирия - "бывшего уже игумена Сергиевой обители, много страдавшего мучениями и тяжкими оковами от князя великого" (Василия III - прим. ред.).

Эта последняя фраза становилась для многих исследователей камнем преткновения, ибо прочитывалась она в том смысле, что Феодорит встретил Порфирия, уже после злополучной истории с его игуменством в Троице-Сергиевом монастыре, то есть после 1525 года [5] когда Порфирий был отрешен от игуменства. Привязка к этой дате автоматически изменяла и дату рождения Феодорита и всю хронологию событий его жизни. На наш взгляд Курбский, приступая к описанию судьбы Порфирия, пишет, имея в виду "бывшего игумена" на момент написания книги, а не на момент встречи с Феодоритом. После чего приступает и к дальнейшему изложению событий мученичества Порфирия.

Таким образом, первая встреча Феодорита с Порфирием видимо должна была произойти в пустыни до призвания Порфирия на игуменство, то есть до 1521 года . [6] Порфирий поселился в этой пустыне задолго до описываемых событий. [7]

Завершив свое отступление от повествования жизни Феодорита, Курбский упоминает встречу в этой же пустыни с неким иноком Артемием, личностью достаточно известной в истории Церкви. [8] Надо сразу сказать, что этот эпизод знакомства с иноком Артемием в Порфирьевой пустыни необходимо перенести по времени, к более поздним событиям жизни Феодорита , [9] чего мы коснемся позже.

С Порфирием он прожил в пустыне "аки четыре лета", когда получил письмо от своего духовного отца, старца Зосимы, писавшего, что чувствует приближение своего отшествия ко Господу и просит Феодорита возвратиться к нему. Феодорит немедленно отправляется в путь "по великим и непроходимым пустынями". Добравшись до своего учителя и духовного отца, служит ему в его "немощах и недугах, аж до смерти старца" в течении около одного года. Похоронив почившего Зосиму, Феодорит "разжегся желанием пустынного безмолвного жительства" и плывет на небольшом судне "великою Колою рекою" до "глубоких варваров, Лопарей диких". Там он "восходит на горы высокие и вселяется в тех лесах пустых, непроходимых". Через несколько месяцев встречает Феодорит здесь единственного пустынника, старца, пришедшего сюда лет за пять до Феодорита. "Старца, помнится, звали Митрофаном". Вместе со старцем Феодорит, "Богом хранимы", остается здесь, питаясь "от жестоких зелей и корений их же там производит прегорчайшая пустыня оная".

И так живет он здесь со старцем около 20 лет "в святом и непорочном жительстве", после чего они "возвращаются во вселенную" и приходят в Новгород. В Новгороде архиепископ Макарий возводит Феодорита в сан пресвитера и определяет его быть своим духовником.

Через два года, собрав богатые пожертвования, Феодорит "с некоторыми другими" возвращается в свою пустыню и в устье "Колы реки созидает монастырь, а в нем поставляет церковь во имя пребезначалъные Троицы". Собирает там монашескую братию и "правило им священное уставлят, заповедуя им обще и отнюдь нестяжательно жительствовать, без имений, своими руками пищу добывающее". Потом, поскольку Феодорит был "уже весьма искусен языку" лопарскому, "некоторых оглашает к пути спасенному и просвещает святым крещением". Среди крещеных лопарей "множество от них монашеское житие возлюбили", поскольку Феодорит сумел научить их Священному Писанию и "молитвы некоторые перевел им от Словенска в их язык".

По прошествии "лет немалых", когда проповедь евангельская распространилась в округе среди лопарей в "един день крестишася" около "двух тысяч с женами и детьми".

После этого у Феодорита начались нестроения в монастыре, поскольку "не терпит древний супостат человеческого рода благочестие возрастаемое" и "шепчет невидимо в уши и глаголюще им в сердце", что никто из человеков не может вынести и претерпеть устав от Феодорита установленный - "тяжел он вам и неподъемен. Как можно без имений жить и лишь своими руками кормиться"? И "сложившись с диаволом", монахи, схватив Феодорита, "старца святого, бьют нещадно, и не только из монастыря извлачают, но и из страны той изгоняют, как врага некоего".

Феодорит "неволей" отведен от тех пустынь "во вселенную", где становится игуменом в малом монастыре в Новгородской земле. Здесь проводит он два года.

О подвижничестве Феодорита царю Иоанну Грозному рассказал тот самый старец Артемий, ставший игуменом Троице-Сергиева монастыря. Царь призывает Феодорита к себе и архиепископ Суздальский поставляет его архимандритом Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале. Там Феодорит пребывает около 4-5 лет. В монастыре "обрел зело не обузданных монахов, своевольно не по уставам и святым правилам живущих". Их он "уздает и востязает страхом Божиим", но так же обличает и епископа Суздальского "за сребролюбие и пианство".

Далее Курбский описывает борьбу церкви с "ересью Люторской явившеся на церковные догматы". "И началось было cue дело сперва добре", но в дальнейшем обвинения в ереси стали удобным поводом для гонений и на приверженцев "нестяжательного" монастырского устава. "Тогда оклеветали преподобного и премудрого Артемия", "такоже и других монахов, по Великого Василия уставу живущих нестяжательно". Также усилиями мстительного епископа Суздальского был оклеветан и Феодорит, как друг Артемия, и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь "в неволю", где полтора года претерпевал "ругание и бесчестие". После чего Феодорит отписал Курбскому и иным своим духовным чадам о своей нынешней скорби и те "саном почтенные" собравшись, пришли к "архиепископу Макарию" (ошибка, так как это - событие 1555 года, а Макарий уже с 1542 года - митрополит) с ходатайством. И тот "устыдившись нашего сана", также вспоминая и духовничество Феодорита, послал письмо в монастырь "повелевающе отпустити мужа и жительствовати ему свободно, идеже хощет". И Феодорит поселяется в Ярославле, в монастыре, где, прожив год или два, призывается Царем и отправляется послом к Константинопольскому Патриарху просить благословения на коронацию по чину венчания на царство, как "цесари Римские". Это поручение Феодорит выполняет очень успешно, несмотря на свой преклонный возраст, трудности, препятствия и болезни в пути.

Царь, весьма довольный полученным патриаршим посланием с благословением, наградил Феодорита 300 большими серебряниками и "кожухом драгих соболей", а также предложил ему выбрать себе "власть духовную", какую бы хотел. Феодорит смиренно отказался от всех даров, и лишь по особому уговору царя взял только 25 монет. Раздав деньги нищим, переехал жить в Спасо-Прилуцкий монастырь под Вологду. Откуда регулярно предпринимал путешествия ("при мне два крат") через Холмогоры рекою Двиною до моря и морем до Печенги, туда, где Мурманская земля, где живет Лопарский народ и там же и "Кола - великая река в море впадает, а в устье ее монастырь, созданный Феодоритом". Летом, добираясь по морю, "зимой на оленях по непроходимым пустыням", посещая и окормляя детей своих духовных, забывши ненависть иных "нечеловеколюбивых монахов" и "пекущися о спасении душ их", сея "в неверных проповедь евангельскую" и "размножая благочестие - врученный ему от Бога талант", в народе этом лопарском "не щадяще ни старости своей, ни немощного тела, сокрушенного многими летами и великими трудами".

Как бы предвидя сомнения будущих исследователей этой повести, в реальности столь долгих лет жизни и таких тяжких трудов, Курбский обращается к таким скептикам: "Смотри сюда, полувер, лицемерный христианин, размягченный и разложенный различными наслаждениями: какие храбрые обретаются старцы в православной Христианской земле, на правоверных догматах воспитанные! Чем более состарятся и изнемогут телом, тем храбрее ревностью по благочестию полагают и острозрительнейшими и приятнейшими ко Богу бывают".

Ну вот, собственно и все, что нам известно о жизни старца Феодорита из "Повести ..." А. Курбского. "Соловецкий патерик", включающий блаженного Феодорита, как местночтимого святого, содержит и его Житие, представляющее из себя краткий пересказ цитат из этой же "Повести ...".

Теперь, по окончании изложения основных событий жизни Феодорита по-Курбскому, приступим с более подробными историческими комментариями к тем фактам, которые наиболее важны и могут быть использованы при написании жития блаженного Феодорита Кольского.

Прежде всего, хотелось бы подчеркнуть, почему видится очень важным отстоять год рождения Феодорита, как 1481 год. Все, кто всячески "омолаживал" Феодорита, сводили свои рассуждения, в конечном итоге, к заявлению о "маловероятном" двадцатилетнем пустынном жительстве Феодорита в районе Колы, вместе со старцем Митрофаном. [10] Но, думается все же, что Курбский скорее допустил бы неточности в посещениях Феодоритом тех или иных монастырей, времени и степени его знакомств с другими подвижниками и участниками политических событий, чем просто взял бы и выдумал такой принципиально важный, можно сказать, основополагающий факт из жизни Феодорита. Этот наиважнейший период, который, как раз, во многом и определил столь обильное стяжание благодатных даров Святого Духа, чего мы коснемся позже.

Итак, родившийся в 1481 году в Ростове Великом, юноша (мирского имени не сохранилось) на тринадцатом году жизни в 1493 году, отойдя "от дому родителей своих", пошел на Север в Соловецкий монастырь. Надо думать, что отрок отправился в путь не один, а вместе со старшими попутчиками. Именно через Ростов пролегала дорога на Белое море. [11] Родители Феодорита воспитав юношу в крепкой вере и благочестии, дали ему превосходное образование и, как станет понятно в дальнейшем, наградили его стойким характером, светлым умом и блестящими способностями к языкам.

Юноша был принят в монастырь. Когда же ему исполнилось тринадцать лет, в 1494 году, он принял постриг [12] и, в соответствии с обычаем, был отдан на послушание одному многолетнему старцу, иеромонаху, "премудрому Зосиме". Видимо именно эти качества Зосимы "святу, премудру, и многолетну сущу" и определили выбор наставника для этого необычного юноши, инока Феодорита, а так же и условий жизни - в уединенном скиту, в дали от большого монастыря.

Зосима был учеником одного из основателей монастыря, преподобного Зосимы, игумена Соловецкого (f 1478 г.) Старец Зосима, как свидетельствует Соловецкий патерик, упоминается в "Житии Соловецких угодников". Он подвизался в скиту на р. Шуе (побережье Белого моря, напротив Соловков, южнее нынешней Кеми). Известно также, что в 1485 году именно через него Зосима и Саватий Соловецкие явили чудесное заступничество и помощь своей погоревшей обители. [13] В атмосфере живых преданий и строгих традиций воспитывался молодой инок Феодорит. "Навыче всякой духовной премудрости" он формировался как книжник, в чем ему, конечно, оказала помощь Соловецкая библиотека. [14] И, несомненно, то, что первую информацию о "Лопи дикой" юноша получил именно здесь, подвизавшись в скиту на берегу Белого моря, где проходили традиционные пути из центра России на Кольский Север. Да и с самими лопарями и иными малыми народностями Севера, с их языком и наречиями, он имел великолепную возможность познакомиться непосредственно в этих краях. [15]

Феодорит пробыл в послушании у своего старца 15 лет. После чего был рукоположен "от Архиепископа Новгородского диаконом", то есть в 1509 году. Это был год завершения недолгого правления архиепископа Новгородского Серапиона. Именно в 1509 году он был низвержен с Новгородской кафедры в результате ссоры с Иосифом Волоцким, игуменом Волоколамского монастыря, духовным лидером "осифлян".

Одной из косвенных причин конфликта архиепископа с игуменом со столь тяжелыми последствиями, стала невозможность для Иосифа Волоцкого приехать в Новгород с разъяснениями по возникшим между ними недоразумениям, из-за эпидемии оспы, свирепствовавшей в городе с 1505 по 1508 год. [16] А в 1506 году Феодориту исполнилось 25 лет. Это возраст, с которого он мог бы быть произведен в диаконы, [17] но эпидемия, затянувшаяся на три года, откладывала возможность хиротонии. И лишь с прекращением эпидемии, когда связь с Новгородом возобновилась, Феодорит в 1509 году был рукоположен во иеродиаконы. Это случилось весной - летом, во всяком случае, не позднее июля 1509 года, когда состоялся злополучный для владыки Серапиона, да и для всей Новгородской епархии, Собор в Москве. [18] После этих событий 1509 года Новгородская кафедра была незанятой вплоть до 1526 года, когда, наконец, был назначен архиепископ Новгородский Макарий (будущий святитель, митрополит Московский).

Итак, получив трехлетний урок терпения, Феодорит уже иеродиаконом вернулся к своему учителю. Надо понимать, что старец Зосима, подвизавшийся в уединении в скиту, [19] в дали от большого общежительного Соловецкого монастыря, был приверженцем пустынножительства. И, конечно, он воспитал своего ученика Феодорита в том самом духе нестяжательного, пустынного подвижничества, умного молитвенного делания, которое еще существовало на Руси и питалось духовными токами истинного монашества древнего православного Востока.

Это направление религиозной жизни на Руси в начале XVI века получило название "нестяжательства". Духовным лидером "нестяжателей", старцем-учителем, давшим совершенно уникальный Устав монашеской жизни, стал преподобный Нил Сорский. [20] Правда, к моменту, когда это направление развития духовности на Руси в полной мере столкнулось с иным подходом к религиозной жизни, с иной практикой спасения, с так называемым, "осифлянством", Нил Сорский уже почил (f 1508 г.). Многочисленные его последователи поселились в "Заволжье" (в Белозерье, Вологодчине), в бесчисленных пустынных уединенных скитах (все более тяготея к Северу России). "Заволжцы" жили исконной духовной традицией Православия - "процессом духовного и нравственного сложения христианской личности". [21]

Забегая вперед, надо с горечью констатировать, что формирующемуся Московскому Царству, уже требовалось совсем иной образ Церковной жизни. Официальная Церковь как бы оказывалась в плену у государственных интересов, а точнее, должна была составлять с ним единое целое.

Почему мы так подробно останавливаемся на этих проблемах? Дело в том, что, не поняв сути этого противостояния в Церковной жизни Руси XV-XVI века, мы не сможем объяснить многих основополагающих побудительных мотивов тех или иных поступков в жизни подвижников Кольского Севера: Феодорита Кольского, Трифона Печенгского, Гурия Печенгского и других . [22]

Носителями идеологии крупных общежительных, "стяжательных", монастырей стали, так называемые, "осифляне", последователи Иосифа Волоколамского (Волоцкого). Надо сказать, что сам по себе преподобный Иосиф, игумен Волокаламского монастыря, являл образец "нестяжательности" и высочайшей духовности. [23] И дело-то, как раз, состояло вовсе не в тех или иных личностях этого противостояния, большей частью, с обеих сторон людях, безусловно достойных и истинных подвижниках веры. Так, например, митрополит Макарий, явившийся официальным борцом с "нестяжателями", сам по себе, как личность, достоин похвал во всех отношениях (святитель Макарий, митрополит Московский канонизирован в 1988 году).

То есть речь идет о том, что противоположность духовных направлений "нестяжателей" и "осифлян" сама по себе не являлась поводом для борьбы. Но практические выводы, затрагивающие интересы государства - отношение к монастырским имениям, землям и вотчинам, к крепостными людям, а также отношение к еретикам - сделали эту борьбу неизбежной и бескомпромиссной. [24] Последствия же ее для Православия на Руси оказались весьма печальными.

Итак, как уже было сказано, сан иеродиакона Феодорит принял от владыки Новгородского Серапиона, совсем недавно возглавившего Новгородскую кафедру. Его предшественник архиепископ Геннадий был сведен с кафедры за факты "стяжания" - "начал брать мзду со священников за поставление". [25]

Все эти события, происходившие в церковной жизни Москвы и Новгорода, безусловно, доходили до уединенного монастырского скита на реке Шуе и поучения старца Зосимы о хранении души от соблазнов и искушений "имениями", о нищете телесной и богатстве духовном, формировали будущего стойкого подвижника веры - Феодорита Кольского.

Еще года полтора-два Феодорит провел в Шуе, теперь уже сослужа иеродиаконом иеромонаху Зосиме, в небольшой Шуереченской церкви св. Клемента, папы Римского. [36] В 1511 году ему исполнилось 30 лет - возраст, с которого Феодорит мог быть рукоположен в иеромонахи. Этим рукоположением, видимо, и должно было бы закончиться послушание Феодорита у старца Зосимы, как подвижника, пришедшего в возраст, совершенный как по годам, так и по духу. Но, увы, после отстранения от архиерейства Новгородского владыки Серапиона (в июле 1509 г.), Новгородская кафедра так и не была никем занята в течение 17 лет [27] и рукоположения прервались. Так что стать священником Феодориту довелось лишь гораздо позже, в 1538 году.

А пока он, взяв благословение, со слезами, попрощался со своим отцом духовным, престарелым наставником Зосимой, под руководством которого возрастал он в "духе и истине" целых 17 лет.

Отныне он готов был к странствиям по славным святым местам Русского Севера, готов воспринять, разделить и приумножить те благодатные духовные дары, коими так богаты были еще в то время многочисленные монастыри, бесчисленные скиты и пустыни, населенные многими великими подвижниками православной святости.

И к первому, к кому устремилась душа Феодорита, был "славный и великий муж", чудотворец Александр Свирский, игумен. И встреча их была как "чистого с чистым и непорочного с непорочным". Преподобный Александр, не зная Феодорита, и прозрев приближение его, вышел к нему навстречу за ограду монастыря и произнес: "Вот сын Авраамов пришел к нам, Феодорит диакон" (к сокровенному смыслу этого приветствия мы позже еще вернемся).

Очень пришелся по сердцу Преподобному молодой подвижник ("зело любяше его") и, наверное, часто сослужил он игумену на Божественных службах, что справлялись братией в той первой, деревянной церкви монастыря, освященной в 1508 году в честь Живоначальной Троицы. И рассказывал Феодориту Преподобный, как подвизался он в этих непроходимых пустынных лесах, в полном одиночестве, в тяжелейших подвигах, питаясь лишь травой в течение 7 лет, как заболел желудком, и как Господь не оставил его, послав Ангела - целителя. О том, как злые духи этой пустыни бороли его и всячески изгоняли из этих мест. И как теперь собрались вокруг него истинные ревнители пустынной жизни и что теперь он игумен монастыря. Все услышанное и увиденное глубоко запало в душу Феодорита и именно отсюда, от этого великого северного святого старца (f 1533 г.), унес он в своем сердце жажду "пойти в землю не обетованную, и не путную, в землю жаждующую, понеже не исходил муж, не обита человек". [28]

Отсюда, от этого монастыря, от этой деревянной Троицкой церкви берет начало Свято-Троицкий монастырь, построенный Феодоритом в устье реки Колы в 1542 году. Образ этого сурового и, одновременно, смиренного северного подвижника, преподобного Александра Свирского, в ветхой одежде, вкушающего пищу понемногу и раз в день, спящего сидя или на голой доске и трудящегося больше всех - навсегда остался в сердце молодого Феодорита и укреплял его и был примером в его долгой, подвижнической жизни.

Из Свирского монастыря Феодорит направился "за Волгу реку, в тамо сущие великие монастыри", к тем самым "заволжским старцам", живущим по многочисленным скитам и продолжающим великое духовное делание преподобного Нила Сорского, возрастающим на древних традициях пустынных отцов православного Востока в духе "нестяжания" и умной молитвы.

Обойдя северно-русские обители, напитавшись духом суровой аскезы, поглядев на "храбрых воинов Христовых, иже воюют сопротив начал властей темных, миродержцев века сего", Феодорит поселился в Кирилло-Белозерском монастыре, где жил в течение двух лет, до 1514 года, наблюдая за жизнью многих святых мужей и "ревнуя их жестокому и святому жительству". Однако, жизнь в столь многолюдном общежительном монастыре показалась ему слишком суетной и Феодорит удаляется в пустыни, которые в большом количестве существовали вокруг монастыря. Именно в этих уединенных скитах подвизались многочисленные ученики и последователи преподобного Нила Сорского, "умучая и покоряя плоть свою в порабощение и послушание духу". Именно они, белозерские пустынники составляли основу "нестяжательства" на Руси [29] - этой истинной идеи монашества, идущей с древнего Востока, "никогда не умиравшей в Греции и которая, будучи перенесенной в Россию, никогда не умирала совершенно и у нас". [30]

Здесь Феодорит поселился в одной из пустынь, основанной старцем Порфирием. Известно, что позже, в 1521 году "был тот Порфирий привлечен из пустыни насилием, по повелению великого Князя Московского (Василия III - прим. ред.) на игуменство в Троице-Сергиев монастырь". Причиной такого решения была отмеченная историками внутренняя готовность сначала Ивана III, а позже и Василия III поддержать приверженцев учения Нила Сорского, но не столько по идейной концепции "нестя жательства", сколько из желания решить проблему дефицита государственных земель, за счет секуляризации церковных имений. Но дух независимости от мирской власти, свободы и христианской любви исповедуемый нестяжателями, очень быстро вошел в противоречие с жесткими теократическими тенденциями Московской великокняжеской власти. [31] И это, как раз, хорошо видно на примере сопостника Феодорита - старца Порфирия, в 1524 году смело обличившего Василия III и выгнанного последним с игуменов обратно в его пустынь, а затем подвергнутого жестоким пыткам и заточению.

"Теократическое царство знает уже только одну неограниченную власть - власть Царя, рядом с нею меркнет образ митрополита или патриарха, все слабее голос Церкви". [32] Царской власти все меньше были нужны "ревностные наставления печальников земли русской". [33] Иерархов иного духа стремились иметь рядом с собой Московские цари. И наиболее подходящие кандидатуры на высшие церковные должности стали поступать из лагеря "осифлян", то есть активных "стяжателей".

Конечно, в Истории не все так однозначно. Цари Московские всегда были и ревнителями истинной веры Христовой и искренне радели об укреплении Православия на Руси. Подчас, ясно видя, к чему ведет извращение подлинной идеи монашества в крупных монастырях, они насильно внедряли на руководящие должности в монастыри "старцев-пустынников", истинных подвижников веры (старец Порфирий, старец Артемий - игумены Троице-Сергиева монастыря, старец Феодорит - игумен Спасо-Евфимиева монастыря), но преодолеть общую тенденцию упадка монашеского духа и торжества "осифлян", уже было невозможно. [34]

Итак, Феодорит прожил с "божественным" старцем Порфирием около 4 лет. Курбский к этому же периоду относит и знакомство Феодорита с другими "нестяжателями-пустынниками" и, в частности, с иноком Артемием. Это очевидная неточность рассказа Курбского, так как инок Артемий поселился в Порфириевой пустыни только в 1536 году. [35] Кроме того, о разных периодах знакомства Феодорита с Порфирием и с Артемием говорит архимандрит Иаков в "Летописи событий Кирилло-Белозерского Успенского монастыря", который, перечисляя пустыни монастыря, пишет: "... пустынь Порфириева, бывшего игумена Троице-Сергиевой лавры, где жил преподобный Феодорит, просветитель лопарей; пустынь Артемиева, в которой, вместе с ним подвизался некоторое время, тот же Феодорит...". [36] Таким образом, то самое "некоторое время" скорее всего приходится на период первого возвращения Феодорита из Лопарских пустыней, после 1539 года, когда он готовился к новому, главному событию своей жизни, к основанию монастыря на Кольской земле и, возможно, искал здесь и, как мы узнаем дальше, нашел единомышленников для этого великого дела.

А пока что, в 1518 году Феодорит неожиданно получает письмо от своего духовного отца, от "многолетнего святого старца" Зосимы, который "провидев свое отшествие к Богу" просит его вернуться в Шуереченский скит, дабы "послужить в немощах его последние дни".

Феодорит немедленно отправляется в столь далекий путь по "великим и непроходимым пустыням". Курбский называет расстояние в 300 миль, что, конечно, слишком велико (1 старорусская миля - 7,468 км) - 2240 км. Реальное расстояние от Белоозерья до реки Шуи на Белом море - 1100 км. Путь этот Феодорит прошел пешком. А это не меньше 30-40 дней пути. И "прииде с болезненными ногами" к Зосиме, "обнимает многолетнего святого старца и лобызает и целует пречестнейшие его седины пресвитерские и пребывает при нем, служа ему в немощах и недугах его" несколько месяцев, вплоть до самой кончины старца. Похоронив своего духовного отца и вняв его последнему напутствию о хранении обетов монашеских и великой мудрости пустынной жизни ("напился я оныя сладости пустынные, понеже пустыня покоя и ума почивания наилучшая родительница и воспитательница, клеврет и тишина мысли, Божественного зрения плодовитый корень, истинная содружебница с Богом"), Феодорит "разжегся желанием пустынного безмолвного жительства". Видимо, что-то еще важное о призвании Феодорита сказал ему отходящий ко Господу Зосима. Вспомним, что старец Зосима был из учеников преподобного Зосимы, игумена Соловецкого. Другой же ученик Зосимы Соловецкого, игумен Досифей пишет: "Когда слава о добродетелях преподобного Зосимы, разнеслась повсюду, тогда многие из окрестных дикарей сами приходили к нему, принимали святое крещение и даже постригались в монашество". [37] Именно в этот период игуменства Зосимы Соловецкого (1452-1478 гг.) учитель Феодорита, Зосима, принял постриг и если даже и не был сам из тех "новообращенных", то уж во всяком случае, тесно общался с ними и сокрушался о тех варварских лопарских народах, живущих "яко звери дикие в пустынях непроходных, в расселинах каменных. Отнюдь Бога истинного, единого и от него посланного Иисуса Христа не знающих...". [38]

Феодориту пошел сороковой год, и он чувствовал, что наступило время главного дела его жизни. Он долго готовился и, обходя великих старцев "заволжских", подвижников Русского Севера - "храбрых воинов Христовых" учился у них брани "сопротив начал властей темных, миродержцев века сего". Теперь путь его лежал на Крайний Север, к "ребрам северовым" (Пс. 47,3). Ребра северовы - сила северова. То есть сила демона - "ибо демонская сила всегда подразумевалась под именем Севера". [39] И такое определение Кольского полуострова и районов к нему прилегающих, вовсе не является удачной метафорой. Многие серьезные историки и исследователи жизни на Кольском Севере вынуждены признать, что известия об этих краях всегда связывались с владениями "князя века сего", с духами злобы поднебесной.

В легендах народов об этих местах часто упоминается, что именно здесь под вечными льдами земли горит "огонь неугасающий". [40]

О той обстановке, в которой оказывается любой христианин, попадающий на Кольский Север, а тем более подвижник веры и благочестия, пришедший просветить это царство мрака светом веры Христовой мы подробно писали ранее в разделе 2.

Однако еще раз подчеркнем тот очевидный факт, что эта земля с большим трудом и сопротивлением расставалась с мраком язычества, идолопоклонства и страшного колдовства и, что очень немногие истинные подвижники выстояли в этой смертельной схватке за души людские.

Только те подвижники, которые в полной мере бесконечным смирением и укрощением своей плоти (блаженный Феодорит) или же небывалой силой покаяния (прп. Трифон, прп. Варлаам) сумели обессилить лютого врага, только им удалось сподобиться святости на этой земле "и спасти вокруг себя тысячи". И надо сказать, что это в полной мере относится и к духовной жизни на Кольском Севере в наше время.

Вернемся же к Феодориту, который "великою рекою Колой" добрался до Кольского залива на маленьком суденышке, где "восходит на горы высокия" [41] и вселяется в этих пустынных местах, срубив себе келию. В настоящее время лесная растительность в районе Колы вряд ли позволила бы заготовить бревна под избушку. Но, в начале XVI века, как показывают научные исследования, [42] влияние теплого Гольфстрима на климат в наших краях еще не настолько ослабло, и лес рос вполне пригодный для строительства. [43]

Через несколько месяцев Феодорит встречает здесь еще одного пустынника, некоего старца Митрофана, живущего тут уже около пяти лет. Несомненно, эта встреча для Феодорита была весьма полезной - опыт пятилетнего выживания в этой "прегорчайшей пустыне", наверняка оказался весьма кстати для него. Питаются же они от "жестоких зелей и корений", которые находят в этой пустыне. Как свидетельствует "Повесть о пустынножителях с Соловецких островов", подвижники в наших краях питались "мохом белым квашеным с брусникою" [44] (белый мох - ягель, прим. ред.).

Что касается предположений о том, что встреченный Феодоритом отшельник Митрофан не кто иной, как преподобный Трифон Печенгский до своего пострига, то при всей заманчивости этой житийной ситуации, увы, это, скорее всего, не так. [45]

В 1519 году Трифону, родившемуся в 1495 году, [46] было 24 года. Митрофан пришел на 5 лет раньше, то есть (если он - Трифон) будучи 19 летним юношей.

Феодорит же "обретает там единого старца, пустынника". Юношу старцем назвать нельзя. [47] Их дальнейший совместный подвиг у реки Колы в течении 20 лет (!) никак не мог бы пройти мимо писателей Жития Трифона. Однако, в Житии об этом периоде и о месте подвигов Преподобного, пишется совершенно однозначно, что "еще в мирском чину, прииде на приморье великого моря окияна..., на реку Печенгу" и особо подчеркнуто "преподобный же отец Трифон в той непроходной дальней стране бе един пришелец". Также и лично беседовавший с Трифоном голландский путешественник Симон ван Салинген пишет: "он в одном месте, вверх от Монкефьорда (Печенгского залива) построил небольшую келью... прожил там значительное время, вовсе не видя людей". [48] Житие Трифона указывает, что первое время Преподобный "выше писаныя реки Печеньги, бездомно и бескровно, по лесам и по горам и в пропастях земных скитался, странствуя".

Если предположить, что встреча Феодорита с Митрофаном произошла, как результат таких скитаний последнего, и далее они опять каждый подвизался самостоятельно, то тут явное противоречие с Курбским: "и пребывают в купе", "и пребыв там с этим старцем около двадцати лет, во святом и непорочном жительстве, потом оба возвращаются во вселенную и приходят до великого места Новгорода".

"Около двадцати лет" - это значит до 1539 года. Курбский до обидного мало сообщает об этом наиважнейшем периоде жизни Феодорита. Причиной такой краткости может быть следующее:

1. Курбский прежде всего активный политик и находится в оппозиции Ивану IV, поэтому главное свое внимание он уделяет описаниям общест- венных контактов Феодорита с движением "заволжцев", а не подробно- стям просветительских деяний среди лопарей. [49]
2. Время написания "Повести..." А. Курбским, исследователи относят приблизительно к 1581 году. [50] Беседы же его со своим духовным отцом Феодоритом относятся к 1551-1556 годам. За такие значительные периоды времени многие важные для нас детали рассказов старца могли стереться из памяти, тем более, если они не слишком волновали слушателя.
3. Курбский извиняется и отдельно оправдывает свое сознательное опускание из жизнеописания Феодорита всех подробностей "о духовном", дабы избежать скептических замечаний маловеров. [51]
4. Архимандрит Феодорит в 1551 году, беседуя с Курбским, по своему бесконечному смирению, конечно же не акцентировал внимание на величии своих пустынных трудов и успехах в деле "оглашения" "дикой лопи".

Отдельно следует подчеркнуть, что Феодорит "от юности своея" познакомившийся с лопарями, населявшими в то время эти громадные северные просторы, начинавшиеся как раз от Шуи, где обитала Лешая Лопь и далее на Север к Лопи Верхней Земли и Лопи Кончанской, [52] и всем сердцем "разжегшийся желанием" вывести эти "поганьские народы" из тьмы идолопоклонства, вовсе не ставил своей целью только лишь проживание и проповедь в устье Колы реки. Деятельность его была более масштабной и задачи, стоявшие перед ним, были во многом по силам только ему. Надо понимать, что, как указывают специалисты по саамской культуре, различные группы лопарского народа подчас использовали совершенно различные языковые диалекты. Причем, различные до такой степени, что порой они совершенно не понимали друг друга. Феодорит же, как подчеркивают многие исследователи, обладал уникальной способностью к языкам (например, совершенное знание им греческого). [53]

Голландский купец Симон ван Салинген в своих путевых записках [54] касаясь проводимых им исторических исследований взаимоотношений Норвегии и России, ссылается на авторитет некоего "русского философа Феодора из Кандалакши", с которым он беседовал, встречая во время своих путешествий по Северу. Интересно, что вскоре после этих записей о Феодоре, Салинген описывает и свою личную беседу с Трифоном Печенгским. Несомненно, все то, что сообщает Салинген далее об этом "русском философе Феодоре", убеждает нас в том, что собеседником голландца был наш Феодорит Кольский. "Он написал историю Карелии и Лапландии, а так же осмелился составить письменность для карельского языка, на котором никогда ни одни человек не писал. Так он показывал мне алфавит и рукопись, "Символ Веры", "Отче наш", им самим переведенные". [55]

Историки, размышляя об этом сообщении, сходились во мнении, что, безусловно, речь идет о церковном просветителе и книжнике, для своего времени исключительно высоко образованном, а так же о человеке незаурядных способностей. Но возникало недоумение, почему имя деятеля такого масштаба совершенно затерялось в истории Русской Церкви.

Симон ван Салинген приводит имя и фамилию этого "русского философа" - Feodor Zidenowa, что может быть прочитано, как Федор Жиденов. Среди русских книжников того времени никого с похожей фамилией найдено не было, [56] но есть одно соображение. Согласитесь, фамилия характерная и мы к ней еще вернемся.

А пока что продолжим анализ исторических свидетельств, проповеднических трудов Феодорита в Северных пустынях в течение этих 20 лет. И мы видим, что даже при наличии такой хорошей языковой базы для проповеди Евангелия, Феодориту понадобилось целых семь лет, прежде чем он добился первых реальных успехов среди лопарей. И произошло это в районе устья реки Нивы. Именно здесь, в местах зимовок Лешей Лопи, на месте нынешней Кандалакши, в 1526 году видим мы первые плоды просветительских трудов Феодорита, крестителя лопарей: "Приехаше к Москве лопляне с моря Окияна, из Кандалакшской губы, усть Нивы-реки, из дикой лопи, били челом государю и просили антиминса и священников, церковь свящати и просветити их святым Крещением, и Государь велел архиепископу Макарию послати из Новаграда от соборныя церкви, священника и диакона. И они ехавше свящали церковь Рождества Иоанна Предтечи и многих лоплян крестиша". [57]

О том, что это плоды трудов Феодорита, а не каких-то абстрактных со- ловецких монахов, [58] говорит сам текст летописи. Монахи, связанные со своим монастырем, должны были знать, что в их Новгородскую епархию наконец-то назначен управляющий - архиепископ Макарий. И, конечно, этого не знал Феодорит, живший в пустыне с 1519 года, и направивший своих челобитчиков-лопарей прямо в Москву.

Следующим свидетельством успеха его миссии является сообщение, упоминаемое в Софийской летописи за 1532 год: "Toe же зимы приехаша в Великий Новгород лопляне с Мурманского моря. С Колы-реки, с Тутоломи, и били челом государеву преосвященному Макарию и просили антиминсов и священников церкви Божия свящати и самих просветити святым крещением. И боголюбивый архиепископ Макарий послал от соборныя церкви святей Софии священника и диакона, и они, ехавши церкви Божия свящали, Благовещения Святей Богородицы да чудотворца Николу в Филиппов пост, и самех многих крестиша..". [59]

Таким образом, через 12 лет пустынного подвижничества и просветительских трудов Феодорита, лопарями и, видимо, сезонными рыбаками, приходящими на лов в район устья реки Колы, были построены церкви и посланы челобитники-лопари в Новгород к архиепископу.

Почему освящена Церковь в честь именно Благовещения? Кроме чисто духовного соответствия - благой вести, принесенной в эти края, была и иная причина. Незадолго до описываемых событий, грамотой Василия III от 1530 года запрещались самовольные поборы с лопарей данщиками-дьяками и устанавливался конкретный срок представления дани в Новгород не позднее дня Благовещенья. [60] Конечно, такое известие о пресечении злоупотреблений в поборах добавило радости лопарям к празднику Благовещения.

Кроме того, именно к середине марта приходили в Колу так называемые "мурманщики" рыбаки с Белого моря и с Онеги, и праздновали здесь Благовещение (25 марта), после чего уходили на лов рыбы до Петрова дня (29 июля). [61] Лопари же, с этого времени рассчитавшись с царскими данщиками, готовились вместе с оленьими стадами кочевать на морские побережья.

Эта Благовещенская церковь сохранилась до 1611 года. В 1591 году уцелевшие монахи Трифонов-Печенгского монастыря именно вокруг нее образовали Кольско-Печенгский монастырь. [62]

Вторая церковь, Никольская, в Коле всегда считалась приходской, теплой. Как сообщается в "Архангельском патерике" - "первый и единственный священник в Коле стал быть 6 декабря 1533 года" (при этом источник информации не оговаривается). [63] В "Писцовых книгах" за 1608 год читаем: "да в остроге (Кольском укреплении - прим. ред.) церковь с трапезою Никола чудотворец, клетски, [64] деревянная теплая".

Именно в этой церкви начинал служить "белый поп Иоанн", будущий иеромонах Иона, спостник преподобного Трифона и первомученик при разорении монастыря.

Именно в ней служил, сменив Иоанна, "пресвитер с Керетския веси" Василий, [65] будущий преподобный Варлаам - несгибаемый подвижник и воин Христов. Но все это будет позже.

А пока что, на просьбу "лоплян" в 1532 году из Новгорода архиепископ Макарий присылает в Колу иеромонаха и диакона для освещения этих двух церквей и крещения "оглашенных" Феодоритом Кольских лопарей.

Это событие происходит на Филиппов пост. Достойно восхищения такое самоотверженное стремление святителя Макария столь безотлагательно выполнить просьбу лопарей. Нам, северянам, не надо объяснять, что такое конец ноября - декабрь на Крайнем Севере. Это кромешная тьма и непогода. Видимо, Феодорит со своей стороны передал владыке Макарию информацию, что только в это время, к середине зимы все лопарские семьи возвращаются на свои погосты. [66]

Как известно из жития Трифона, к этому времени Преподобный у себя на Печенге, у реки Маны тоже построил церковь, и нуждался в освящении ее. Думается, архиепископ Макарий, снабжая антиминсами иеромонаха Илию в дорогу по просьбе "феодоритовых" лопарей, имел в виду и освящение готовой церкви на Печенге. Как известно из жития Трифона, тот ходил испрашивать благословение на строительство церкви к Макарию и, вернувшись со строителями, построил Троицкую церковь на реке Мане. Через три года (так по житию) "прииде преподобный в волостку Колу и там Божием строением нечаемо обрете иероинока, именем Илию и, взяв с собою паки прииде на реку Печенгу". [67]

Другими словами, иеромонах Илия прислан был не по просьбе лопарей от Трифона, а "лоплян с Колы и Туломы" от Феодорита, а Трифон случайно (по Божиему промыслу) пришел в Колу.

Иеромонах Илия, крестивший лопарей, освятивший первые церкви на Кольском Севере и постригший в 1533 году в монахи самого Трифона Печенгского, [68] личность весьма заметная в истории церкви XVI века, как миссионер и книжник.

Именно в житии Трифона, мы находим самое раннее (1532 г.) упоминание его имени. И, видимо, это путешествие его на Север "до лопи до дикие" дало Илие информацию о положении дел в инородческих северных областях Новгородской епархии (Чудской, Ижорской, Карельской), которую он доложил архиепископу Новгородскому Макарию. Именно после этого появилась написанная Макарием, с соизволения государя [69] окружная грамота (25 марта 1534 г.) и была предпринята очень известная в истории Русской Церкви миссия иеромонаха Илии по искоренению рецидивов язычества на Севере России среди ранее крещеных народов. [70] Священнику домовой (крестовой) церкви архиепископа Макария, иеромонаху Илие были даны жесткие инструкции по уничтожению капищ, мольбищ, предметов языческого поклонения. А так же по индивидуальной работе с шаманами (арбуями) и поголовном окроплении всех жителей святой водой, лично приготовленной Святителем в храме Святой Софии "с животворящих крестов, с чудотворных икон и со святых мощей". Такие миссионерские походы иеромонах Илия совершил дважды: в 1534 и 1535 году. Интересно, что в этих путешествиях на Север, в том числе "до лопи до дикие" Илию сопровождали двое, так называемых, "боярских детей". [71] Один из них Васюк Палицин. [72] В будущем, в монашестве - Варлаам. Иеромонах Варлаам, [73] родной дядя нашего Аверкия Палицина - первого воеводы Колы в 1582 году. [74] В дальнейшем Аверкий станет Авраамием Палициным, келарем Свято-Троицкого монастыря, пламенным патриотом и защитником Руси в смутное время.

Итак, Феодорит завершает свое пустынножительство и первую проповедь христианства на берегах Нивы, Колы и Туломы, среди диких, языческих племен и возвращается в 1539 году "во вселенную" в Новгород, где приходит к святителю Макарию.

Ряд исследователей [75] находит противоречие в том, что такой строгий "пустынник", уединенный созерцатель, отшельник и, вдруг, такие результаты: строительство церквей, активное крещение язычников. И что, мол, дескать, это какие-то другие, неизвестные миссионеры потрудились. Думается в данном случае авторам этих сомнений христианское миссионерство представляется на "западный" манер. Православные русские миссионеры - это преподобный Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Александр Свирский, Трифон Печенгский, начинавшие проповедь Христа с себя самого, с личного подвига спасения в пустынных, диких, языческих местах. "Стяжи дух мирен и вокруг тебя спасутся тысячи". Только после этого этапа можно рассчитывать на успех проповеди. Как писал Н.М. Карамзин: он, Феодорит "...имел славу крестить многих диких лопарей; не убоялся пустынь снежных; проник во глубину мрачных, хладных лесов, и возвестил Христа Спасителя на берегах Туломы; узнав язык жителей, истолковал им Евангелие, изобрёл для н их письмена... просветил Божественную верою без насилия, без злодейств, употребленных другими ревнителями христианства в Европе и Америке, но единственно примером лучшего". [76]

Итак, по прибытии Феодорита в Новгород, архиепископ Макарий рукополагает его во иеромонахи. Феодориту уже около шестидесяти лет. Святитель даже немного младше Феодорита (1482 года рождения). Курбский описывает, насколько высока духовность и светел облик пришедшего из пустыни Феодорита. Святитель Макарий чувствует это тоже - Феодорит становится его духовным отцом.

Благодать Духа Святого, которую стяжал старец Феодорит, столь обильно изливается на всех к нему притекающих, что Курбский, описывая его деяния в Новгороде, пишет: "не будучи епископом, воистину светлого епископа дела исправляет". Он приводит к истинной вере множество знатных "светлых и богатых граждан". К нему идут и идут страждущие и он "целит недужных, очищает прокаженных, возвращает заблудших душою из сетей диавольских", пробуждает небывалое покаяние у них. Но мыслями он далеко, в той, любезной его сердцу Северной стране, среди полюбившихся ему лопарей. О них, об этих по сути добрых и наивных детях природы, Феодорит рассказывал Курбскому: "тот народ Лопский, люди зело просты и кротцы и отнюдь всякого лукавства неискусны, ко пути спасения же тщаливы и охочи зело".

Он и не скрывает, что собирается вновь в "полунощную страну", и что пришло время создать там самую северную в мире православную обитель - Кольский Троицкий Монастырь. Видимо, в этот период, как было сказано раньше, Феодорит ходил и к своим единомышленникам - пустынникам, "заволжским старцам". Может там, или в Новгороде, он находит себе спутников в предстоящем предприятии. Во всяком случае, через два года "приемлет от богатых некоторых немало серебра в воздаяние Господу" и уже не один, а "с некоторыми другими" идет на Север. И здесь, в устье реки Колы созидает монастырь, где ставит "церковь во имя пребезначальной Троицы и, собрав братию, дает им устав". Устав этот, "правило священное" с одной стороны предусматривает принципы общежительного монастыря, а с другой стороны полное "нестяжательное жительство", и добывание пищи только своими руками. Как учит апостол Павел: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь" (2 Фее. 3,10) и чтобы "нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии" (Деян. 20, 34). К этому времени Феодорит уже в совершенстве знает лопарский язык ("искусен уже был языку их"), до такой степени, что обучает лопарей Писанию, а также осуществляет перевод основных молитв с церковно-славянского на Лопарский язык. Многие историки не сомневаются в том, что Феодорит изобрел лопарскую азбуку, и учил лопарей грамоте. [77]

Таким образом, многих язычников "оглашает к пути спасенному" и просвещает их святым крещением. И, более того, по словам Курбского, многие из новокрещаемых лопарей имеют большую тягу к монашескому житию, хорошо чувствуют путь стяжания благодати Христовой и сердцем усваивают истины Христианского учения.

Несколько лет монастырь был центром активной просветительской деятельности, и "распространилась во всем том народе проповедь Евангельская".

Теперь о месте построения монастыря и Троицкой церкви. Место это - ныне не существующий мыс, в XVIII веке, около 1750 года, превратившийся в Монастырский остров в устье реки Колы. [78] Тогда Кола в своем устье изменила русло, и образовался остров, который постепенно стал сливаться с материковым берегом, [79] где стоял Кольский острог (укрепление). Сейчас на части территории бывшего острова расположено городское кладбище.

В последствии, что немаловажно для нас, имя Феодорита и его деяния на Севере настолько переплелись в памяти народной с именем Трифона, что многое совершенное Феодоритом, предание стало относить к деяниям Трифона. В частности, жители Колы всегда очень радели о сохранении Троицкой церкви, как древнейшей святыни [80], полагая ее основанной самим Трифоном Печенгским. [81] Равно как и крещение Феодоритом единовременно 2000 лопарей "единого дня крестишася яко две тысячи со женами и детьми", описанное Курбским, предание также прочно связывает с Трифоном.

Это прямо-таки мистическое слияние Феодорита и Трифона, а точнее сказать, "растворение" деяний Феодорита в лопарских преданиях о Трифоне, становится все более очевидным и многое может нам прояснить. Так, например, наиболее добросовестный исследователь лопарских преданий и патриот наших северных краев, русский консул в Норвегии Д.Н. Островский, опираясь на материалы норвежских архивов, а также на мнение профессора А.Я. Фрийса (Норвегия) сообщал, что Трифона Печенгского считали, с одной стороны, сыном священника родом близь Торжка, а с другой стороны, сохранилось предание, что он был из крещеных евреев. [82] Кстати, если всмотреться в иконографию образа Трифона, созданную в конце прошлого века, то становится очевидным, что авторы иконы это предание учитывали.

Но, следует признать, что сын священника и крещеный еврей в то время - понятия взаимоисключающие. Монах мог быть евреем, но не белое духовенство. В XV-XVI вв. кандидата на "приходские батюшки" в абсолютном большинстве случаев избирали из своей, приходской, крестьянской среды. Избранный на должность священника после утверждения на деревенском сходе направлялся с ходатайством к архиерею для принятия решения о рукоположении. [83]

Что касается Феодорита, то хотя Курбский прямо и не говорит о том, что Феодорит происходил из крещеных евреев, но ту самую, весьма характерную фразу, которой поприветствовал молодого Феодорита преподобный Александр Свирский, он приводит с редкой дословностью: "Вот сын Авраамов пришел к нам, Феодорит диакон". Сын Авраамов - это значит иудей. "Мы - семя Авраамово..." (Ин. 8:33) - так гордо называли себя иудеи. "Отец наш есть Авраам" (Ин. 8:39).

В этой связи становится понятной и весьма характерная мирская фамилия "русского философа Федора" (Феодорита) - Жиденов. Видится очевидным, что фамилия эта произошла от слова жид, жидовин, что на древнеславянском означало - иудей, еврей. [84] Фамилии людей в те времена получались из даваемых их предкам прозвищ. Так, например, знаменитый род Палициных начинался от богатыря Ивана Микулаевича, прозванного за его недюжинную силу, Палицей. [85]

Таким образом и фамилия Жиденов вполне могла происходить от прозвища "жидовин". Учитывая очевидные лингвистические таланты и редкую образованность Феодорита, можно предположить, что он вышел из не совсем обычной для того времени среды, из семьи людей весьма образованных. А таких, надо признаться, в то время было не так много.

В первой половине XV века в Церковной истории Руси упоминается имя некоего Федора Жидовина, книжника и автора знаменитого перевода Псалтири. Этот иудей, весьма образованный человек своего времени, принявший православное крещение около 1440 года, мог бы быть одним из предков Феодора Жиденова (но развитие этой гипотезы требует дополнительных исследований).

Но возвратимся к тому выдающемуся событию, к массовому крещению в один день 2000 лопарей. Учитывая их относительную малочисленность для столь громадных территорий и не компактное проживание, становится очевидным, что этому должно было предшествовать нечто, что так сильно повлияло на столь единодушное решение.

И действительно, Курбский указывает, что Феодоритом были явлены великие "чудеса и знамения, яко глаголет божественный Павел: "суть знамение не для верующих, а для неверующих". Мы уже не узнаем, что было явлено Феодоритом в доказательство истинности веры Христианской, но, как свидетельствуют Соловецкие летописи, приблизительно в это время, в 1542 году, в здешних краях произошло сильное землетрясение. [86]

Курбский неоднократно подчеркивает необыкновенные духовные дарования старца и способности чудотворений, оговаривая, что все это "воистину не только от достоверных мужей слышах, но и очима видях и над самим собою, искусив и многие бывшие со мной благодеяния от его святыни приключились, понеже исповедник он мне был и премногу зело любовь ко мне имел".

К сожалению, столь желательное для жития, описание подробностей самих фактов чудотворений, Курбский сознательно опускает, объясняя это краткостью задуманной "Повести" и нежеланием говорить о столь "небесных" вещах с людьми, не готовыми их воспринять. "Кто знает - пишет Курбский, - Бог даст, и найду я здесь (в Литве - прим. ред.) духовных мужей, желающих узнать подробно об отце моем и родителе духовном. Тогда много что сможем воспомнить мы и "о предивных видениях его, и о пророчествиях, и о чудесех, и о всем том, что духовные духовным на пользу поведать могут". Я же ныне "отогнан от оныя земли любимого отечества моего...", а здесь же "живущие в грубости люди в духовных делах неискусны, да к тому же и маловеры". Как говорит апостол: "Живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу - о духовном" (Рим. 8,5).

Надо сказать, что горечь слов Курбского актуальна и сейчас. Некоторые исследователи, как мы видели раньше, весьма скептически относятся даже к столь редким, подобным "духовным" местам в рассказе Курбского, называя их авторским преувеличением. Например, об этой цифре крещения единовременно 2000 лопарей отзываются как об "агиографическом преувеличении". [87] При этом приводится довод: "Столько представителей саамского народа проживает сейчас на Кольском полуострове России". Не касаясь даже "неисповедимости путей Господних", что можно сказать автору, дабы не получилось, что "глупство видится им, еже о духовном глаголемое..."? Да, действительно, сейчас на постсоветском Кольском Севере числится 2000 саамов (лопарей) [88] и удивительным является, что они все же уцелели в предшествующие годы "коммунистических экспериментов".

Что касается попыток историков определить численность лопарей, обитавших на той громадной территории Севера России в начале XVI века, думается эта задача достоверно не решена. Опираться же на "писцовые книги" при подсчете численности кочевых народов (учитывая удивительную способность лопарей прятаться, как от "лихих людей", так и от данщиков), думается надо очень осторожно. В противном же случае станет совершенно непонятным, откуда сейчас в Швеции живет 18 тысяч лопарей, а в Норвегии - 40 тысяч. [89] Не значит ли что большая часть из них - это наши, русские лопари? Тем более, если учесть, что центр саамской культуры сейчас у них находится в Нейдене (Норвегия), у часовни святого Георгия, срубленной еще преподобным Трифоном. Нейден - это наш бывший Нявдемский приход, который до революции окормлял замечательный священник отец Константин Щеколдин.

Ну, да вернемся в монастырь к Феодориту, к событиям наиважнейшим, к событиям, которые станут ключевыми, определяющими дальнейшую судьбу многих их участников, как в жизни земной, так и в небесной. Год этих событий по-Курбскому можно определить достаточно точно - это голодный 1548 г. [90] Вот в этом то году князь века сего и дал решительный бой святому старцу Феодориту. Каждый подвижник, дерзнувший посягнуть на эти полуночные земли, на которых испокон веку безраздельно властвовали силы зла и тьмы, неизбежно должен был быть готов вступить в этот бой, выстоять в этом испытании. Преподобный Трифон, например, прошел через эту злобу бесовскую в лице страшно восставших на него лопарей-нойдов, кебунов-колдунов, не только неоднократно избивавших его, пытавшихся сжить со света колдовством, натравливая диких зверей, волков и медведей, подмешивая отравленные зелия, и прочие "не исповедимые делая ему пакости, таская за власы 91] и о землю кидая" и тому подобное творя. [92]

Или вспомним о том, какое тяжкое испытание выпало по козням дьявольским, другому святому - преподобному Варлааму Керетскому, о чем будем еще подробно говорить далее.

Надо сказать что, если проповеднические труды Феодорита были не столь драматичными, то на его долю к его семидесяти годам, выпала, видимо, нежданная для него беда, тяжкое душевное горе, когда вся братия его монастыря, все лелеемые им духовные чада, подстрекаемые и соблаз- ненные бесами, восстали на своего игумена и учинили бунт. И, более того, избив святого старца, "выкидывают" его из обители. А в дальнейшем насильно изгоняют его "от страны той", "от тех пустынь по неволе во вселенную". Вот насколько нетерпима было силам тьмы эта благодать и святость, обильно изливавшаяся в эту землю, прежде "дикую и непроходную", трудами блаженного старца Феодорита.

Но как же древний змий так ловко сумел ввести в искушение всю братию. Как же случилось такое падение, такой грех, такая беда на пути спасения для всех иноков монастыря? Что об этом рассказывает сам Феодорит, и что пишет Курбский: "Не терпимо было древнему супостату человеческого рода, завистливыми очами своими, видеть столь возрастаемое здесь благочестие. И разъедаемый ненавистью враг начинает действовать. Он наущает новоначальных монахов из братии монастыря и шепчет невидимо в уши и глаголет им в сердце: "Тяжел и неподъемен вам путь, которым ведет вас игумен. Никто из человеков не может вытерпеть этот его Устав. Как это можно без имений жить и только своими руками хлеб добывать"? Когда же Феодорит ввел из Устава Зосимы и Саватия Соловецких правило: "Не только женам, а и скоту женского полу не бывать в обители" [93] после этого "сложившиеся с диаволом" эти монахи "в неистовстве хватают старца святого и бьют нещадно, и не только из монастыря извлачают, но и от страны той изгоняют, как врага некоего". Это что касается непосредственных исполнителей воли невидимых режиссеров этой трагедии.

Что же касается оценки этих событий в историческом, общецерковном плане, то налицо все та же проблема, то же разделение, произошедшее в Церковной жизни между исповеданием духа подлинного подвижничества, истинного монашества и духом мира века сего. Вспомним, Феодорит возвращаясь из Новгорода, имеет "немало серебра". А это уже неизбежно притягивает и "дух мира". И действительно, с ним приходят сюда на Колу и упомянутые "некоторые другие". Кто они и что искали в этой далекой стране? Конечно же, увы, были среди них монахи и послушники, знающие "иной порядок" укоренившийся во многих монастырях того времени.

Нам сейчас даже и не верится, что до такой степени могла извратиться идея монашеской жизни к пятидесятым годам XVI века. Победившие в 1503 году на Соборе "осифляне", "стяжатели", отвергнувшие устав Нила Сорского, и отстаивая необходимость монастырских вотчин, крепостного труда, оброков, поборов и тому подобного, оказались пленниками лукавой идеи: "Монастырь должен быть богатым, а монахи бедными". [94] Но разве человек так крепок духом, что может специально искушать себя соблазном. Это все равно, что поселить бездомную блудницу в свою келию (дело благое - бездомная ведь), а потом удивляться, почему сам впал в блуд. [95] О том, что стало твориться в монастырях к 1551 году, к Стоглавому собору (это как раз время событий в Коле), говорят решения Собора, [96] запрещающие совместное проживание в монастырях монахов с монахинями, с другими женщинами, пьянство и приемы гостей по келиям, запрещающее особые платы за постриг, покупку жительства в монастыре, отдание казны монастырской под проценты, продажу духовных званий, обильное и изысканное отдельное питание монастырскому начальству и так далее и тому подобное. Иоанн Грозный с горечью писал: "Ведь по всем монастырям сперва начальники установили крепкое житие, да впоследствии разорили его любострастные". [97]

Чтобы закончить эту тему, хочется добавить, что подобная беда вторжения духа мира в сферу мира церковного и жизни, где "Христос есть мир наш" (Еф. 2, 14), вовсе не наша национальная проблема. И древние мона- стыри Востока, идеями которых так дорожил Нил Сорский, создавая свой Устав, и они в пору своего расцвета также, увы, заболели этой болезнью: "Победа монашества оказалась вредной для него самого: с начала VII века наблюдаются признаки несомненного упадка. Монастыри разбогатели, привилегии всякого рода стали привлекать в них уже не только тех, кто искал христианского максимализма". [98]

В некоторых исследованиях слышится скрытый сарказм касательно поведения Феодорита в этой ситуации: "Что же это он испугался? Победил его "змий древний"? Куда же это он ушел и какой же он тогда подвижник"? Нет, конечно, Феодорит истинный подвижник и воин Христов, да и ушел то он, как выясняется, совсем недалеко. Но об этом чуть позже. А пока что: "Слава Богу за все! И на все воля Господня" - местные Усть- Кольские и Туломские лопари им крещены, поставлены церкви, есть священник... И самое главное, то что он передает все - и братию свою, и кочующих лопарей в надежные руки, другому великому подвижнику - Трифону Печенгскому.

Братия же его монастыря, вскоре, забрав имущество, иконы и книги, в том числе и труды Феодорита на лопарском, перебралась из Колы на Печенгу, к Трифону. Именно поэтому, ряд исследователей прошлого называют годом основания Свято-Троицкого Печенгского монастыря - 1550 год.

Сам основатель нового монастыря на Печенге, преподобный Трифон стяжал свою великую святость в совершенной нищете и в горьких слезах покаяния и был, конечно же, весьма далек от споров о монастырских вотчинах и от различных "теорий" монашеского жития. Тем не менее, сам монастырь, теперь начавший свой бурный рост на Печенге, был активно - "стяжательным". "Жизнь в монастыре Трифона была организована совсем по другому принципу, чем в Коле". [99] Практически все русские и иностранные источники подчеркивают, что Печенгский монастырь регулярно принимал многочисленные богатые пожертвования. [100] Именно в это время (с приходом энергичной братии от Феодорита), монастырь переносится из пустынных "созерцательных" мест у реки Маны в устье Печенги, в удобную корабельную гавань, где, как свидетельствуют историки, образовался один из главных центров торговли на Севере России, [101] в котором (с иронией замечают исследователи): "как-то мирно уживаются монашеские подвиги с широкими коммерческими операциями, даже с иноземными купцами". [102] Да, это была совсем иная жизнь, нужно было осваивать новые земли, места ловов зверей и рыбы, много строить, торговать...

Но в глубине души, многие из тех духовных чад святого старца Феодорита, монахов пустынного Свято-Троицкого Кольского монастыря, все глубже осознавали всю тяжесть греха содеянного ими по наущению бесовскому, всю горечь случившегося с ними падения... И тогда приходило ощущение, что неизбежен гнев Божий, и что многим придется испить горькую чашу искупления греха. "Грядет беда на обитель. И многие будут замучены от острия меча...". [103]

Более подробно эту важнейшую мысль мы постараемся подкрепить материалами, в главах посвященных житию преподобного Трифона, и, особенно, священномучеников Трифонов-Печенгского монастыря.

Что касается судьбы строений Троицкого Кольского монастыря, то, как справедливо говорят в народе - "свято место пусто не бывает". Голландский путешественник Симон ван Салинген в своих записках "О земле Лопии" вспоминает знакомство в 1565 году с неким жителем Колы Семеном Вянзиным и добавляет: "но теперь, так как он стал монахом, зовётся Сергием Вянзиным; он является строителем монастыря Петра и Павла в Мальмусе (Коле - прим. ред.)". Таким образом монастырь в устье реки Колы возродился вновь. И судя по "писцовым книгам" - монастырь был "нестяжательный". Интересно, что круг этот замкнулся в 1606 году, когда уцелевшая после разорения в Печенге, братия монастыря, разместилась на том же месте первого, "феодоритова" монастыря, что в дальнейшем привело, к сожалению, к исчезновению упомянутого выше монастыря Петра и Павла.

Феодорит же, действительно, ушёл "во вселенную", но совсем недалеко. [104] Курбский не знает точно этого места и поэтому пишет: "и бывает два года игуменом в одном малом монастыре в Новгородской земле", то есть с 1548 по 1550 гг. Именно в это время и возникает монастырь "в Кандалошской губе на усть реки Нивы на наволоке". [105] В отличие от других северных монастырей, Кандалакшский, - явно "феодоритовский", нестяжательного типа ("безвотчинный"). [106]

Позже, уже будучи архимандритом в Суздале, Феодорит не забывал про свое детище. Один из плодов его заботы - Жалованная грамота Кандалакшскому монастырю от Иоанна Грозного в 1554 году на семь целых и одну четвертую лука [107] окрестных угодий: "Пожаловали те луки игумену и братии... для монастырского строения и лопского крещения". [108]

Здесь, в этом монастыре, Феодорит пробыл до 1551 года. В этом году давний его друг по пустыни в Белозерье - старец Артемий, стойкий "нестяжатель" и подвижник высокой духовности, был призван царем Иоанном Грозным и поставлен во игумены Троице-Сергиевой обители. [109] Мы уже касались того обстоятельства, что высшая государственная и церковная власть на Руси, видя духовное неблагополучие, охватившее монастыри, пыталась исправить положения, привлекая к игуменству старцев - "нестяжателей". Эта политика также совпадала с планами Иоанна Грозного по подготовке Стоглавого Собора, на котором он предполагал, опираясь на теорию "нестяжательства", произвести секуляризацию монастырских земель. [110]

Такова была причина избрания игумена Артемия. Эти же планы побудили Грозного призвать и Феодорита в Москву, поставив его начальствовать в крупном Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале, с возведением в сан архимандрита. Это произошло в начале 1551 года. [111] В это время старец "премудрый Артемий" имел наибольшее духовное влияние на Иоанна Грозного. [112]

Надо сказать, что пребывание на должности игумена Троице-Сергиева монастыря старец Артемий сумел выдержать недолго, быстро осознав всю пагубу душевную от жизни в "стяжательном" монастыре того времени. [113]

В отличие от Артемия, Феодорит проявил больше стойкости и любви к насельникам вверенного ему монастыря. Хотя и столкнулся там с немалым упадком и нестроением в монастырской жизни. "Обрел там зело необузданных монахов, своевольно не по уставам и святым правилам живущих" (то есть с ситуацией, хорошо знакомой ему по Кольскому монастырю).

И так же, как и на Коле, последовательная строгость Феодорита вызвала активное сопротивление со стороны монахов. Ситуация осложнилась и тем, что не найдено было понимания с епископом Суздальским и Торусским Афанасием. По словам Курбского [114] епископ Афанасий был подвержен сребролюбию и пьянству. Феодорит же "от рождения своего чист и непорочен; к тому же трезвость во все дни живота своего храняще" испытывал явное давление со стороны владыки Афанасия. Хотя следует признать, что истоки этого конфликта появились, видимо, значительно раньше. Владыка Афанасий до своего рукоположения во епископы, был игуменом Кирилло-Белозерского монастыря (с 1537 года по 1551 год). [115] Как раз в этот период Феодорит и встречался с Артемием, подвизаясь в пустынях этого монастыря. Именно старцы этих многочисленных пустыней, поддерживая устав Нила Сорского, противостояли упадку монашеского духа в самом монастыре, возглавляемом игуменом Афанасием. [116]

И когда в 1551 году владыка Афанасий и архимандрит Феодорит одновременно появились в Суздальской епархии - прежнее противостояние переросло в новый конфликт. Конфликт настолько принципиальный, что не предполагал перспективы его преодоления и примирения.

Такое же положение сложилось и в целом в Русской Церкви к Стоглавому Собору. Что-то над было делать с несгибаемыми в своей чистоте и крепости духа "заволжскими нестяжателями", всей своей жизнью и даже внешним видом протестовавшими против духовного обнищания в церковной среде и не вписавшимися в общий порядок и "стяжательный" дух официальной Церкви. Повод для судилища нашелся скоро. В 1553 -1554 году в связи со случаями возникновения протестантских ересей в Москве, сначала в качестве свидетеля, был вызван на Собор "премудрый Артемий". Царь же Иоанн был в большой обиде на старца, самовольно оставившего игуменство в Троице-Сергиевом монастыре и не пожелал оградить Артемия от несправедливого приговора. Сохранившиеся подлинные вопросы на суде и ответы Артемия [117] ясно показывают, что решение по его "делу" епископатом церкви, по сути, было принято раньше, и его аргументы в защиту, значения не имели. [118] Он был лишен сана и сослан в строгое заключение на Соловки. [119]

Выступившие в защиту Артемия его друзья старцы-"нестяжатели", в том числе и Феодорит, сами оказались за это осужденными. [120]

Как можно догадаться, особо рьяно, Феодорита, как единомышленника Артемия, обвинял архиепископ Афанасий (Палецкий). Феодорит был назван им "еретиком". Несмотря на то, что по-Курбскому, авторитет Феодорита среди отцов Церкви был очень высок и "некоторые епископы пытались его оправдать, зная его бытие, как мужа непорочного", архиепископ Афанасий, не могущий простить Феодориту его обличений "за сребролюбие и пиянство" привлек для оклеветания архимандрита еще и монахов Евфимиева монастыря, "которые имели на него ненависть, за его строгость и в том обличении его были лукавы и весьма искусны".

После Собора в 1555 году Феодорит был отрешен от архимандритства и, опять же усилиями Суздальского архиепископа, сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Игуменом которого, как известно, еще недавно был Афанасий, предполагавший, что оставшиеся там "ученики его отомстят" Феодориту. Но оказалось, что слава о святости Феодорита столь велика, что "когда там завезен он был и увидевшие его живущие там монахи, которые усердные и доброжительные, ничего не знающие о лукавом Совете и презлом том деле, приняли его как мужа издавна в преподобии сущего и в святыни многой". Это вызвало со стороны "проинструктированных" сторонников владыки Афанасия еще большее ожесточение по отношению к Феодориту. И многие скорби и беды он претерпевал от них, творящих ему "ругание и бесчестие". А было ему в этих скорбях пребывающему уже 75 лет от роду.

Из Белозерья старец пишет послание к своим духовным чадам, в том числе и к Курбскому, в котором "излагает всю нестерпимую скорбь свою" от той травли на него возведенной через "тех вселукавых монахов".

Ходатайство многих царских вельмож к митрополиту [121] Макарию, высказавшихся об этой великой несправедливости к известному святому старцу, привело к освобождению Феодорита. Святитель Макарий "устыдился, вспомнив о той святости, понеже и ему он был духовник" и "дал скоро епистолию в тот монастырь, повелевающе отпустить мужа и жительствовать ему свободно, где захочет".

После освобождения, очевидным попечением Курбского, Феодорит поселяется в Спасо-Ярославском монастыре, рядом с родовым имением князя - Курбой. Именно здесь и поведал князю Андрею, воеводе и писателю свою историю жизни светлый старец Феодорит. Но промысел Божий о Феодорите был таков, что думать ему о покое и подводить итоги было еще рано.

Кратковременная опала не уронила высокий авторитет Феодорита в глазах Иоанна Грозного и митрополита Макария. [122]

"Он был столь нужным человеком, с его знанием греческого языка, что его послали с почетной миссией в Константинополь хлопотать перед патриархом об узаконении титула "царя Московского", так пишет профессор А.В. Карташов, [123] никак не оговаривая, правда, источник сведений о знании греческого языка Феодоритом. Хотя необходимо признать, что, видимо, это и было решающим аргументом в пользу посылки его "яко мужа искусного и мудрого", в столь преклонном возрасте. Как уже упоминалось, 77-летний возраст Феодорита на момент путешествия в Константинополь, всегда порождал сомнения у историков в достоверности. На эти сомнения отвечает сам Курбский, подчеркивая, что Феодорит хотя и был "уже во старости и в немощном теле", но "повеление царево послушал и пошел с радостью на таковое посольство".

Венчавшийся на царство еще в 1547 году, молодой царь Иоанн Грозный не обращался в Константинополь за патриаршим благословением, с одной стороны не особо в нем нуждаясь, а с другой справедливо полагая, что может получить отказ. [124]

Но вот в 1556 году от Константинопольского патриарха Дионисия за милостыней в Москву пришел митрополит Иоасаф. [125] С ним-то в обратный путь 1 января 1557 года и был послан Феодорит с наказом получить благословение патриарха на приемство наследного царского достоинства по чину Римский кесарей. [126] Действительно, столь дальнее путешествие, длившееся почти целый год, было не простым для Феодорита: "многие на пути беды и труды подъял". Добравшись до Константинополя, Феодорит к тому же еще и тяжело заболел: "огненным недугом, аки два месяца объят был", но от всех этих бед "благодатию Божию избавлен, возвратився здрав". Ответственейшее дипломатическое поручение Феодорит выполнил с честью. Получил Соборное благословение и послание от Патриарха с возведением Великого Князя в Царский сан. [127] Таким образом, получала официальный статус идея наследования Московским царством достоинства Византийской империи ("Москва - Третий Рим").

И все же, возвращаясь еще раз к царскому выбору - почему, все-таки, Феодорит? Давайте поставим себя на место царя Иоанна Грозного: самое главное требование - достойно представить Русскую Православную Церковь. Нужен благолепный, видный старец, исполненный даров Святого Духа и, кроме того, могущий красноречиво и грамотно отстоять достоинство и богословский уровень Российского Православия. И это ни где-нибудь, а в беседах с отцами Греческой Церкви, гордых своими древнейшими христианскими традициями и эллинской культурой, да ещё перед лицом Вселенского Патриарха. Так что, согласитесь, это совсем не просто. Как рассказывали потом об этой миссии, радуя слух Царя Иоанна Васильевича: "сам Патриарх удивлялся, когда прислушивался к речам и беседам его (Феодорита) премудрым, а также наблюдая его жительство умиренное и священнолепное".

Видимо, действительно, старец Феодорит в духовной жизни Руси XVI века явление совершенно уникальное. Он пронес через всю жизнь от своей столь благочестивой, целомудренной юности до глубокой, благодатной старости такой чистый и блаженный свет веры Евангельской, настолько не подвластной соблазнам и терниям века сего, что этому преподобному старцу Церковь Православная присвоила редкое титло - Блаженный. [128]

Царь был очень доволен результатами миссии Феодорита и щедро одарил его "тремястами серебряниками великими" [129] и собольей шубой крытою парчою (аксаминтом). Кроме того, зная, что Феодорит был лишен звания архимандрита, после тех гонений от Суздальского архиерея. Царь предложил ему любую власть духовную, какую Феодорит хотел бы иметь(!). Курбский явно был свидетелем этой аудиенции у Царя, поэтому очень живо описывает подробности этого разговора. На эти искусительные царские милости Феодорит, "чуть усмехнувшись, отвечал - я, Царь, повеления твоего послушался и все что ты заповедал мне сделать, исполнил, не обращая внимания на немощи старости моей. Пусть наградою и довольствием мне будет от апостольского наместника, Патриарха Вселенского, данное мне благословение. Даров же от Твоего Величества, так же как и власти для себя, не требую. Даруй их тем, кто просит и кому оное потребно. Я же серебром да драгоценною одеждою услаж- даться не приучен, поскольку отрекся от всего такового в начале по- стрижения власов моих. И пекуся лишь как бы украситься внутренне добротою душевною, да благодать духа стяжать и только одного прошу - да с покоем и со безмолвием в келье до исшествия моего да пребуду".

Сколь же велика была святость сего светолепного старца, если даже Иоанн Грозный (нрав этого царя напоминать не нужно), столь смирился перед иноком и "начал молить его да не обесчестит он сана царского и да возьмет дары сии". Феодорит повиновался, но взял от 300 лишь 25 серебряных монет. После чего "поклонившись по обычаю изыде от лица цapcкoгo". [130] Царь же повелел, все же, шубу отнести в келию, где жил Феодорит. Можно представить (по хронологии событий), [131] что это разговор состоялся зимой, и настойчивость царя относительно шубы была вызвана заботой о почти восьмидесятилетнем старце и, видимо, не совсем здоровым. [132] Мы помним его тяжелую двухмесячную горячку в Константинополе. Да и предстал он перед царем в своей традиционной ветхой иноческой одежде. [133]

Шубу Феодорит продал, и все деньги раздал нищим.

Завершились, наконец, благополучно с Божией помощью беды и искушения, неизбежно достающиеся иноку, оказавшемуся втянутым в жизнь мира с его страстями, политическими дрязгами и властными попечениями. Наконец-то мысли Феодорита устремились в желанном ему направлении, в сторону Севера дикого, "забывши ненависть тех нечеловеколюбных монахов", к любезным его сердцу лопарям. И он перебирается под Вологду в Спасо-Прилуцкий монастырь. Вологда - последний крупный город перед дальней дорогой на Север, [134] "на пути едучи ко Ледовитому морю". Здесь он приходит в силу и долечивает болезнь, привезенную с жаркого юга. И вот он вновь в пути, направляясь на Север, в дальние края "аж до дикие Лопи". Цель поездки одна: окормлять "детей своих духовных, как монахов, так и Лопянов, наученных и крещенных от него, лечась о спасении душ их. В сомневающихся сея проповедь евангельскую и размножающе благочестие, этот врученный ему от Бога талант, в столь глубоко грубом и варварском народе Лопарском".

Курбский указывает, что он был свидетелем двух таких поездок Феодорита: "два крата ездяши при мне, [135] от Вологды до Холмогор, реками плавающе, а от Холмогор Двиною рекою великою до моря, а морем до Печенги, яже порицается Мурманская земля, где живет Лопский народ; там же и Кола, река великая в море впадает, на устье ее монастырь создан от него".

Скептические замечания исследователей по поводу маршрута, описанного Курбским, и якобы, слабом знании им географии, [136] неосновательны. Хорошо известно, что из порта на Белом море (Никольский монастырь) [137] отправлялись торговые корабли, суда промышленников и рыбаков в сторону Норвегии и, конечно, заходили на дозаправку свежей водой и провиантом именно в Печенгу, которая и сама по себе уже стала одним из основных мест торговли на Севере.

Именно в Печенгу и направлялся Феодорит по морю. По рекам и по морю, это значит - в летний период. Зимой маршрут передвижения был несколько иным. Именно сначала в Печенгу, в духовный и хозяйственный центр края, где подвизались его "нечеловеколюбные монахи" и где в летний период оказывались его Кольские лопари, приходящие сюда вслед за кочующими к морю стадами оленей, спасающимися на прохладном взморье от страшных кровососущих насекомых летней тундры.

Эта удивительная мистическая связь Колы и Печенги, Феодорита и Трифона, Кольского-Троицкого и Печенгского-Троицкого монастырей, столь явно видимая на духовном уровне, нашла и свое мирозданное воплощение в этом вечном сезонном передвижении оленьих стад весной-летом из Усть-Кольских, Туломских, Нотосельгских, Муномашский тундр к морскому побережью в район рек Печенги, Лицы, Пазы, а к зиме в обратном направлении. [138]

По поводу возможности путешествий Феодорита в столь преклонном возрасте (более 80-ти лет), как уже говорилось ранее, было много скепти ческих замечаний и сомнений в их достоверности. Курбский разделяет с будущим читателем восхищение по поводу такого самоотверженного апостольского подвижничества: "Воистину cue удивления достойно, в такой старости и такие неудобные, жестокие пути претерпел"., "не щадаще ни старости, ни немощного тела, сокрушенного многими летами и великими трудами".

После бегства Курбского из Росси в 1562 году Феодорит был, подвергнут допросу. [139] С началом периода опричнины бесконечных, и порой необъяснимых кровавых расправ, старец Феодорит находится за пределами досягаемости страшных опричников - "монахов" кровавого ордена. Господь хранит своего избранника. Но и "путь грешных погубит", все то отступление Руси от чистоты веры и жизни праведной, от нестяжательно- сти и непорочности в монашестве и прочее духовное неустройство России ко второй половине XVI века не могли не излиться гневом Божиим. Так было всегда в Истории, начиная с Израильского народа, и с Греками, истязаемых турками, и с Россией, омывшейся кровью при Иоанне Грозном и последующими смутными временами... [140]

Завершая ранее поднятую тему, следует добавить, что как не удивительно, но эта таинственная духовная связь двух великих фигур, славных подвижников, заложивших основу Православной духовности на Кольском Севере Трифона и Феодорита, нашла свое промыслительное завершение в последние годы жизни нашего почтенного и блаженного старца.

В 1920 году историк А.И. Андреев обнаружил среди актов Соловецкого монастыря, так называемую, "Данную" 1569 года, порьегубца Евсевия Букина Троицкому-Печенгскому монастырю, "строителю Феодориту с братьею, на половину "требов" по реке Порье". [141] Таким образом, в 1569 году Феодорит не только наезжал окормлять духовно своих северных чад, но был уже и строителем Печенгского монастыря. Надо думать, что хорошо знавший и уважавший Феодорита преподобный Трифон, с великим почтением и любовью одобрил эти последние деяния древнего старца. Прошло двадцать лет, как случилось то тяжкое искушение с Кольскими монахами. Многие из них уже сами, став опытными воинами Христовыми, слезно каялись в том грехе перед Господом. И вот теперь имели такую благодатную, счастливую возможность излить свою боль и просить прощения у их первого духовного отца, у их учителя - блаженного старца Феодорита.

Но долгая и всецело отданная Господу славная жизнь Феодорита уже близилась к блаженной кончине. Прозрев скорый свой отход ко Господу, старец попросил братию перевезти его в отчий Соловецкий монастырь, на место своего пострига. Где, действительно, блаженный старец вскоре скончался, 17 августа 1571 года, о чем гласит надпись на белой плите близь южной стены Преображенского Собора: "лета 7079 августа 17 дня преставился раб Божий священно-архимандрит Суздальский, Евфимиева монастыря, священно-инок Феодорит, Соловецкий постриженик". [142]

Как указывалось в I главе этого "Доклада", в исторической практике канонизации, всегда наиболее значимым для принятия решения по прославлению подвижника было установление фактов чудотворений при его жизни или после кончины. Свидетелем таких фактов, в случае с Феодоритом, мог бы выступить именно князь Курбский. Надо сказать, что достоверность всего материала "Повести о Феодорите" неоднократно подвергалась критическому анализу. Серьезные исследования последнего времени убедительно доказывают историческую правдивость и честность Курбского-публициста. [143]

Н.М. Карамзин в своей "Истории Государства Российского" смело использует информацию из трудов Курбского и высоко о нем отзывается: "Так повествует умный современник князь Андрей Курбский...". В своей "Повести..." Курбский по причинам, упомянутым выше, не дает подробных описаний самих фактов чудотворений. Но совсем пройти мимо всего того чудесного, что он знал о Феодорите и чему сам был свидетель он, конечно, не может: "А каково было бы удивление всех полуверов и лицемерных христиан, если бы я подробно описал все его дела добродетельные и предивные. Это из того, что только я знаю и помню. Если бы я рассказал, какие он имел дарования от Бога, что называются дары Духа Святого: силу исцелять недужных, дар пророчества, дар мудрости, как спасать грешников от презлых дел диавольских и направлять их на путь покаяния. Как мог он от нечестия и многолетнего, древнего неверия в веру Христову приводить целые поганские народы.

А если бы рассказал я им о том, как восхищался он в обители небесные и о видениях ему неизреченных, которыми Господь посетил его. И о том, как в теле тленном пребывая, удостоился невещественных и бестелесных достоинств и аэроплавательных хождениий.

А какую тот муж имел многую кротость и тихость, и какие мудрейшие поучения и наказы давал, или те предивные и наисладчайшие беседования пользы апостольской к ученикам и сынам своим духовным направляемые, чему и я недостойный, многократно причастен был.

Было просто удивительно, как умел он искусно исцелять загнившие и застарелые раны в душах человеческих - сиречъ привычные многолетние презлые дела греховные. О том многие мудрые отцы глаголят: то, что от младости в душе человеческой утвердится и в естество воплотится, очень трудно бывает такие ветхия нечистоты в душе расторгать и искоренять, а он мог нечистоту и скверность очищать и просвещать и ко Господу направлять через многие слезы и покаяние и самому диаволу запрещал силою Святого Духа, по данной ему от Бога власти пресвитер- ской, дабы отступил от души человеческой и не дерзал вновь осквернить покаявшихся.

Все это я не только от достоверных мужей слышал, но и своими очами видел и над самим собою все это испытал. И многие другие благодея- ния от его святыни по любви его ко мне многогрешному, имел. И также и я по силе моей к нему любовию и службою простирался".

1. Курбский Андрей Михайлович (1528 - 1583), князь, боярин, писатель. Один из образованнейших людей своего времени. В начале близкий друг и сподвижник царя Иоанна IV Грозного, затем противник, скрывшийся на территории Литвы от развернувшегося террора и опричнины. Вступил в длительную и обширнейшую переписку с Иоанном. Переписка эта, бесспорно, является богатейшим источником наших сегодняшних знаний обо всех областях политической, церковной, богословской и литературной жизни России в XVI веке.
   "Курбский был поистине великим человеком: во-первых, великим по своему происхождению, ибо был в свойстве с московским князем Иоанном; во-вторых, великим по должности, так как был высшим военачальником в Московии; в-третьих, великим по доблести, потому что одержал такое множество побед; в-четвертых, великим по своей счастливой судьбе: ведь его, изгнанника и беглеца, с такими почестями принял король Август. Он обладал и великим умом, ибо за короткое время, будучи уже в преклонных годах, выучил в королевстве латинский язык, с которым дотоле был незнаком". Симон Окольский. Польский мир. Краков, 1641. Т. 1. С. 504.
2. Здесь и далее в кавычках цитаты из "Повести о преподобном Феодорите священномученике" // Курбский, Андрей. История о Великом князе Московском. ПЛДР. 2 пол. XVI в. М., 1986. Авторский текст выделен курсивом и в некоторых случаях адаптирован редакцией к современному звучанию слов.
3. По свидетельству B.C. Маслова, председателя отделения Союза писателей Мурманской области, возглавляемая им инициативная группа старшеклассников Мурманска предпринимала раскопки в указанном месте у монастырской стены и даже обнаружила похожую белую надгробную плиту, но при внимательном изучении надпись на ней оказалась не соответствующей тексту, упоминаемому в Соловецком патерике. Дальнейший поиск требует значительных усилий по причине завалов мусора в этом районе острова.
4. 1489 год - Шестаков П.Д. Просветители лопарей архимандрит Феодорит и святой Трифон Печенгский. Спб., 1868.
   1495 год - Козмин Н. Распространение христианства среди лопарей: Исторический очерк // Архангельские епархиальные ведомости. 1900.
   1500 год - Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1998.
   1480 год - Христианство: Словарь. М., 1993. Т. 3.
   1480 год - Священник Смирнов. Кольский Благовещенский соборный приход // Архангельские епархиальные ведомости. 1896.
5. См. примечание 16 к статье "Русские в Лапландии в XVI веке // Литературный вестник". Т. 1. Кн. 3. Спб, 1901.
6. По свидетельству Е.Е. Голубинского, время игуменства Порфирия 1521-1524 гг. Голубинский Е.Е. История Русской церкви. М., 1997. Т. 2. С. 832.
7. "...игумен Троицкий, Порфирий, муж, воспитанный в пустыне и в простых обычаях" Карамзин Н.М. История государства Российского. Спб., 1997. Т. 7. Гл. 3. С. 483.
8. Карташов А.В. Дело игумена Артемия // Очерки по истории Церкви. М., 1993. Т. 1.
9. "На время их знакомства проливают свет "Постнические словеса" Василия Великого, которые Арте- мий переписал в Порфириевой пустыни в 1543 г. В послесловии к рукописи он сообщил, что поселился в Порфириевой пустыни в 1536 году". Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1998.
10. "...он (Феодорит) провел в Коле всего несколько лет с конца 30-х годов" Калугин В.В. Андрей Курб- ский и Иван Грозный. С. 195.
    "Лопари крещены до Феодорита, миссионерская деятельность которого между язычниками должна быть относима приблизительно к году 1545. Не полагая, чтобы Курбский совсем выдумал эту деятельность Феодорита, нужно будет думать, что он был крестителем того или другого числа лопарей, живших по реке Поною". Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 3. С. 860. Поной - селение на самой восточной оконечности Кольского полуострова (прим. ред.).
    "Мы вместо числа "двадцать" лет признали за более вероятное "двенадцать". Митрополит Макарий. История русской церкви. Кн. IV. Ч. I. С. 504.
11. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.
12. День пострига Феодорита скорее всего пришелся на 8 марта, в субботу на третьей седмице Великого поста 1494 года в память священномученика Феодорита, пресвитера Антиохийского.
13. Соловецкий патерик. Спб., 1873. С. 42. 12
14. "По описи 1514 года при Никольской церкви хранилось 127 рукописей". Кукушкина М.В. Монастыр- ские библиотеки русского Севера. М., 1977.
15. "Се аз Князь Великий Василий Иванович всея Руси, пожаловал есмы Лопь крещеную и некрещеную, Шуи реки...". Собрание грамот и договоров. Т. 1. 158. С. 436.
16. "К несчастию, в Новгороде тогда в продолжении трех лет (1505-1508) преимущественно осенью, свирепствовало моровое поветрие и туда никого не впускали". Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 2. С. 82.
17. "Собор 1502 года возобновил определение прежнего Владимирского собора согласное с правилами древних соборов (VI Вселенского пр. 14, 15), чтобы поставляемые в священники имели не менее 30 лет, в диаконы - не менее 25 и в иподиаконы - не менее 20 лет". ". Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 2. С. 71-72.
18. "Владыка Серапион отлучил и запретил игумена Иосифа по недоразумению, навету и в порыве гнева. Когда же за игумена вступились Митрополит Московский Симон и Великий Князь Василий III и Серапиона вызвали в Москву на Собор для объяснений: "за что отлучил и по каким церковным прави- лам?", то Серапион вместо ответа начал свариться со всеми; "Про то я ведаю, почему не благословил, а вам какое до этого дело? Волен я в своем чернеце!". Собор на основании четвертого правила VII Вселенского собора ("епископ, отлучивший кого-либо из своих клириков по своей страсти, должен быть сам подвергнут тому, чему подвергал другого") запретил и отлучил Серапиона". Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 4. С. 83-84. Такова официальная трактовка событий. Но многие историки считают, что причиной такого гнева Владыки на Иосифа (они еще недавно были друзьями) явилась потрясшая всех позиция Иосифа по отношению к еретикам, приведшая к жестоким казням последних, на манер западной инквизиции.
19. "По данным изученных нами писцовых книг, внешний вид погоста (скита) обычно рисуется таким. На огороженной площади находилась церковь, кладбище, двор попов, пономарская и несколько келий. Храм, обычно на крайнем Севере в честь "Спаса-Преображенья", с популярными приделами в честь Николы или Клемента, папы Римского". Савич А.А. Соловецкая вотчина XV-XVII вв. Пермь, 1927. С. 31.
20. Преподобный Нил Сорский, родившийся в 1433 году, в юности постригся в Кирилло-Белозерском монастыре и отправился странствовать на Восток. Пробыв несколько лет на Афоне, изучал греческий, основательно познакомился с творчеством святых отцов и многими произведениями духовной литературы. Возвратившись после многих лет, удалился за 15 верст от Белозерского монастыря к реке Соре, где соорудил себе часовню и келью. Вскоре вокруг него образовалось монашеское товарищество. В своих произведениях Нил изложил сущность отшельничества, как принципа монашеской жизни: "Мир ласкает нас сладкими вещами, после которых бывает горько. Блага мира только кажутся благами, а внутри исполнены зла. Того Бог возлюбил, кого изъял из мира в иночество".
21. Протоирей Александр Шмеман. Исторический путь православия. М., 1993. С. 366.
22. "Противоположность между заволжскими "нестяжателями" и "осифлянами" поистине огромна, как в самом направлении духовной жизни, так и в социальных выводах. Одни исходят из любви, другие из страха Божия, конечно, одни являют кротость и всепрощение, другие - строгость к грешнику. В органи- зации иноческой жизни на одной стороне - почти безвластье, на другой - суровая дисциплина. Духовная жизнь "заволжцев" протекает в отрешенном созерцании и умной молитве, - осифляне любят обрядовое благочестие и уставную молитву. Заволжцы защищают духовную свободу и заступаются за гонимых еретиков, осифляне предают их на казнь. Нестяжатели предпочитают трудовую бедность, имениям и даже милостыне, осифляне ищут богатства ради социально организованной благотворительности. Заволжцы при всей бесспорной их русской генеалогии - от преподобных Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского - питаются от православного Востока, осифляне проявляют яркий религиозный национализм. Наконец, первые дорожат независимостью от светской власти, последние работают над укреплением самодержавия и добровольно отдают под его попечение и свои монастыри и всю русскую Церковь. Начала духовной свободы и мистической жизни противостоят социальной организации и уставному благочестию". Федотов Г.П. Святые Древней Руси. IMCA-PRESS, Париж, 1931. // Волга. 4. 1990. С. 121.
23. "Одежду носил такую убогую, что его не отличали от других иноков; пищу вкушал большей частью только через день, а ночи проводил в молитве. Первым приходил в церковь, где часто читал и пел на клиросе и говорил поучения; первым выходил на общие работы и участвовал в них наравне с другими. Неусыпно следил за поведением иноков днем и ночью и обращал особое внимание на их душевное состояние: вразумляя, утешая и подкрепляя словом совета и силою своей молитвы". Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 4. Ч. 1. С. 67.
24. "Иосиф (Волоцкий) ... доказывал, что еретиков следует проклинать и казнить. Кончилось тем, что в декабре 1504 состоялся в Москве Собор... преподобный Иосиф и был здесь главным обличителем еретиков. Несчастные были не только преданы церковному проклятию, но и осуждены. Одни из них... сожжены в клетке 27 декабря в Москве, другие сожжены потом в Новгороде... Эти страшные казни произвели на всех потрясающее впечатление... Отселе началась открытая вражда у старцев белозерских и вообще "заволжских" против Иосифа. Они в одном из посланий к Великому князю Василию Иванови- чу о наказании еретиков, хотя и соглашались, что "некающихся еретиков и не покоряющихся ведено заточить" (следовательно, они не были защитниками так называемой "свободы совести"), но утвержда- ли, что "кающихся еретиков и проклинающих ересь свою Церковь Божия приемлет с отверстыми объятьями", что так и следует поступать сообразно с духом и учением Нового Завета". Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 4. Ч. 2. С. 78-79.
25. Полное собрание русских летописей. С. 49.
26. Емельянов А., Жуков В. Введение в хозяйственную и экономическую историю Соловецкого монастыpя. Мурманск, 1996.
27. О причинах такого странного положения с Новгородской кафедрой см. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. С. 747-749.
28. См. Книга пророка Иеремии (не дословное цитирование в житии прп. Трифона)
29. "Белозерские пустынники, то есть не иноки Кирилло-Белозерского монастыря. Общежительного и владевшего многочисленными вотчинами, а старцы, может быть и постриженники этого монастыря, только жившие вне монастыря, уединенно, имевшие свои отдельные пустыньки и скиты на Белоозере, но не имевшие никаких вотчин". Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 6. Ч. 2. С. 74.
30. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 2. С. 625.
31. См. подробно Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 2. С. 627-629.
32. Прот. Александр Шмеман. Исторический путь православия. Репринт. М., 1993. С. 361.
33. Тальберг И. История Русской Церкви. М., 1997. С. 273.
34. "Все печальные последствия вотчиновладения монастырей по отношению к монашеству, как таковому, и как к подвигу, успели обнаружиться во всем своем ярко-прискорбном блеске: монахами обуяла страсть приобретения сел и деревень и они только о том и помышляли, чтобы со всевозможным ласкательством выпрашивать их у богатых людей; приравниваясь к обыкновенным вотчинникам, заботившимся единственно об извлечении из своих вотчин возможно больше доходов". Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. С. 626.
35. "На время их знакомства проливают свет "Постнические словеса" Василия Великого, которые Артемий переписал в Порфириевой пустыни в 1543 году. В послесловии к этой рукописи он сообщил, что поселился в Порфириевой пустыни в 1536 году", Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. С. 194. Так же см. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. С. 832.
36. Архив Кирилло-Белозерского музея. Ф. 1. On. 1. Д. 40 // К свету. 15. 1996.
37. Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 6. Ч. 2. С. 180.
38. Сад спасения // Рукопись Соловецкого монастыря.
39. Псалтырь в Святоотеческом изъяснении / Изд. Афонского Русского Пантелеимонова монастыря. 1997. С.168.
40. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 7. С. 541-542.
41. "Окрестности города составляют высокие каменные горы, покрытые мхом и мелким берёзовым лесом". Рейнеке М. Ф. Описание города Колы в Российской Лапландии. Спб., 1830. С. 1.
42. Демин В.Н. Гиперборея - утро цивилизации // Наука и бизнес на Мурмане 3. 1998. С. 13. Белов М. Севернорусские жития святых как источник по истории древнего поморского мореплавания / ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 239.
43. "Позади строений города находится обширное поле. В старину на оном было кладбище и рос сосновый лес, из которого построены Собор и укрепления; ныне же нет там ни одного кустарника". Рейнеке М. Ф. Описание города Колы в Российской Лапландии. Спб., 1830. С. 9-10.
    "Он (собор в Коле) построен из чрезвычайно толстых брёвен". Верещагин В.П.
44. Иеромонах Никодим. Архангельский патерик. 1901. С. 183.
45. "Эту версию убедительно опровергли уже дореволюционные исследователи (Шестаков Д. П. и Клю- чевский В.О.)". Ушаков И. Ф. Феодорит, креститель лопи // Север. Петрозаводск, 1993. 1. С. 153.
46. Житие Преподобного Трифона Печенгского, просветителя лопарей // Православный собеседник. Казань, 1859. Ч. 2. С. 97-98.
47. Правда, есть сведения, что изначально год рождения Трифона в "самописных книжецах" и в норвежских источниках числился 1485. Если это правда, то картина меняется и в 34 года пустынника уже можно назвать "старцем". Но этот вопрос требует дополнительных исследований. См. Архимандрит Никодим. Преподобный Трифон Печенгский чудотворец и его ученики. (Предисловие). Спб., 1901.
48. Литературный вестник. Т. 1. Кн. 3. Спб., 1901. С. 302.
49. Например, так называемое "дело игумена Артемия", старца из Порфириевой пустыни (в будущем - соратника Курбского в эмиграции). Курбский старается для оправдания осужденных по этому делу и в пику Иоанну Грозному всячески подчеркнуть давние тесные связи Феодорита с активными "нестяжателями" и заручиться его высоким авторитетом. Но надо заметить, что Феодорит всегда был более других "блаженным" и не был захвачен духом критики русской церковной действительности. Его нестяжательство - это, прежде всего его личный духовный подвиг, смирения и послушания. Кроме того, необходимо помнить, что многие подобные "усиленные" эпизоды посланий Курбского преследуют, прежде всего, политические цели. Касаясь таких политических эпизодов в "Повести" Митрополит Макарий замечает: "Слова Курбского, как во многих других случаях, так и здесь, оказываются пристрастными и несправедливыми". Митрополит Макарий. История русской церкви. Кн. 4. Ч. 1. С. 144.
50. Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1998. С. 38-45.
51. Курбский, Андрей. История... ПЛДР. 2 пол. XVI. М., 1986. С. 346.
52. Ушаков И.Ф. Избранные произведения. Мурманск, 1997. Т. 1. С. 42.
53. Карташов А.В. Очерки по истории церкви. М., 1993. Т. 1. С. 511.
54. Литературный вестник. Т. 1. Кн. 3. Спб., 1901. С. 302.
55. И мнение это о Феодорите очень стойкое: "Переведено Евангелие на язык лопарей их просветителем Феодоритом". Тальберг И. История Русской Церкви. Джорджанвилл, 1959. С. 262.
56. Ушаков И. Ф. Феодорит, креститель лопи // Север. Петрозаводск, 1993. 1. С. 153.
57. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. 1. С. 141-142.
58. Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 4. Ч. 1. С. 181.
59. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вып. 1. С. 141-142.
60. "...и сроки им (лопарям - прим. ред.) мечут стати в Новгороде на Благовещеньев день". Собрание грамот и договоров. Т 1. 158. С. 436.
61. Ушаков И.Ф. Избранные произведения. Мурманск, 1997. Т.2.
62. Харузин И. Русские лопари. (Приложение) // Писцовая книга 7116-7119 гг. М., 1890. С. 90.
63. Иеромонах Никодим. Архангельский патерик. 1901. С. 224. сн.17.
64. Часто упоминаемый на Севере строительный термин древнего деревянного зодчества - "клетцки". "Клецки - это значит, что на фундаменте из положенных одно на другое бревен в виде клетки, доходившей иногда до саженной высоты (2,1 метра), строился деревянный сруб с двух- или четырехскатной крышей и пристройкой для алтаря". Никольский Н. Кирило-Белозерский монастырь. Т. 1. С. 7.
65. Документальных данных о мирском имени преподобного Варлаама не сохранилось, но в преданиях жителей Керети упоминается имя Василий (Воспоминания профессора Меркурьева И.С. о диалектоло- гической экспедиции 1970 года в село Кереть).
66. "После длительного пребывания на местах промысла, в середине зимы члены сийта возвращаются в поселок" Расмуссен, Хане-Эрик. Саамы Кольского полуострова // Народы и культура Баренц региона. Тромсе, 1996. С. 104.
67. Житие... // Православный собеседник. Казань, 1859. Ч. 2.
68. По преданию (см 11 архива Печенгского монастыря, л. 53) тезоименитство преподобного Трифона - 1 февраля. Следовательно, после 24 декабря 1532 года (окончание Филиппова поста), 1 февраля (память мч. Трифона) 1533 года и есть день пострига преподобного Трифона Печенгского. Архангельский патерик. 1903. С. 224.
69. Так написано в "Истории русской церкви" Митрополита Макария, С. 184, но тут неточность в 1533 году уже правила царица Елена (до 1539 г.), так как Василий III скончался 3 декабря 1533 г.
70. "Летопись отмечает, что приход священника Илии предчувствовали дети". Архимандрит Макарий (Веретенников). Макарий Митрополит Московский и всея Руси. М., 1996. С. 8.
71. "Дети боярские - в Московском государстве XVI-XVII вв. особая сословная прослойка царских служилых людей. Высшие церковные иерархи имели своих собственных детей боярских". Князев Е.А. Родная старина. М., 1996. С. 92.
72. "Боярские дети Васюк Палицин и Ивашка Ошманаев" сопровождали иеромонаха Илию в миссионерское путешествие по северным пределам епархии". Архимандрит Макарий (Веретенников). Макарий Митрополит Московский и всея Руси. М., 1996. С. 16.
73. "Дядя Аверкия, Варлаам (в миру Василий Палицын) занимал должность келаря знаменитого Чудова монастыря в Московском Кремле, являлся летописцем и составителем пособия по русской истории" Ушаков И.Ф. Избранные произведения. Мурманск, Т. 2. С. 215.
74. Ушаков И.Ф. Избранные произведения. Мурманск, Т. 2. С. 214-215.
75. Например, Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 2. С. 755.
76. Карамзин Н.М. История государства Российского. Спб., 1997. Т. 9. С. 139.
77. Например, Карамзин Н.М.: "Узнав язык жителей, истолковал им Евангелие, изобрёл для них письмена. ..".
78. Козьмин Н. Распространение Христианства среди лопарей // Архангельские епархиальные ведомости. 1900.
    Рейнеке М.Ф. Описание города Колы. Спб., 1830. С. 2.
79. Данное изменение рельефа - общая тенденция на нашем Севере. "... Весь массив Фенноскандии, в том числе и Кольский полуостров, испытывает постепенное поднятие" Крепе Г.М. Путешествие в среднюю Лапландию. Т. 1. Л., 1925. Приблизительно в середине XVIII века "река проложила себе прямой путь, отрезав упомянутый мыс от матерого берега, и образовала островок, на коем ныне находится кладбище. Прежнее же устье, между кладбищенским островом и городом, завалило каменьями и оное почти совершенно высохло". Рейнеке М.Ф. Описание города Колы в Российской Лапландии. Спб., 1830. С. 2.
80. "С 1764 г. причисление Троицкой церкви к Кольскому собору и обращение ее в кладбищенскую. Несмотря на ремонтировку ее в 1857 году, церковь эта в 1882 году совершенно закрыта. О возобновле- нии ея озабочены члены церковно-приходского попечительства" (Благовещенского Собора - прим. ред.). Кольский Благовещенский соборный приход // Архангельские епархиальные ведомости. 17. 1896.
81. Свящ. Смирнов. Обозрение Кольского уезда // Архангельские епархиальные ведомости. 1896. 11. стр.
82. Friis J.A. Kiostrte i Petschenga Skildringer fra Russisk Lapland.
83. "Прихожане избирают священников и диаконов жития нравственного и грамотных: кто из них читает или пишет худо, того отсылать в училище..." Карамзин Н.М. История государства Российского. (Постановление Стоглавого Собора). Спб., 1997. Т. 9. С. 234.
84. Прот. Г. Дьяченко. Полный церковно-славянский словарь. М., 1993. С. 185.
85. Ушаков И.Ф. Избранные произведения. Мурманск, 1997. Т. 2. С. 214-215.
86. Ушаков И. Ф. Феодорит, креститель лопи // Север. Петрозаводск, 1993. 1. С. 157.
87. Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1998. С. 196. Яхонтов И. Жития святых севернорусских подвижников Поморского края как исторический "источ- ник". Казань, 1881.С. 123-124. 30
88. "Саами" - самоназвание этой этнической группы. "Лопари" - русское обозначение этой народности.
89. Народы и религии мира: Энциклопедия. М., 1998. С. 463.
90. "...некоторые обстоятельства наводят на мысль, что бунт монахов случился, ... скорее всего, в 1547 или 1548 годах. 1547 год был на Севере голодным. Даже состоятельные варзужане в эти годы закладывали Соловецкому монастырю свои угодья, чтобы прокормиться". (См. СМПИКП. Л., 1930. 3).
    Ушаков И. Ф. Феодорит, креститель лопи // Север. Петрозаводск, 1993. 1. стр. 154.
91. Все это хорошо сохранилось в лопарских преданиях "... лопари не хотели принимать святое крещение и делали разные неприятности Святому Трифону: раз они собрались большой толпой к нему и когда он вышел, то схватили святого за волосы и долгое время волокли его, вследствие чего он оплешивел. Бог наказал лопарей за это, и с тех пор между лопарями стало появляться много плешивых" (предания лопарей Масельги, Нотозера, Сонгелы) Харузин Н. Русские лопари. 1890. С. 210.
92. Житие прп. Трифона... // Православный собеседник. Казань, 1859. 4.2. С. 99.
93. "Женщины и по хозяйственным делам, и как богомольцы, вхожи были в стены монастыря, но соблазн греха был распространен в Древней Руси и в еще худшей форме. По-видимому, азиатские нравы татар- ской неволи очень усилили на Руси противоестественный порок" Карташов А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1. С. 406.
94. Тальберг Н. История русской церкви. М., 1997.
95. Схожие аргументы находим у прп. Максима Грека в его знаменитом "Диалоге..." между любостяжа- тельным и нестяжательным монахом: "Мы не заслуживаем никакого осуждения за то, что приобретаем имения и владеем землями и селами. Ни у кого из нас нет ничего своего. И никому из нас не позволено ничего взять себе, но все принадлежит монастырю. Поэтому мы справедливо называемся нестяжательными, ибо никто из нас не имеет ничего собственного, но все у нас - общее всем". Нестяжатель отвечает любостяжательному: "говоришь ты мне нечто смешное. Это нисколько не отличается от того, как если бы многие жили с одной блудницей и, в случае укоризны за это, каждый стал бы говорить: я вовсе не грешу, ибо она есть одинаково общее достояние всех. Или если бы кто вышел на разбой в шайке и произвел вместе с другими грабеж, а потом схваченный и под пыткой стал бы говорить: я совсем невиновен, я ничего не взял, все награбленное осталось у других".
96. См. Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 4. Ч. 1. С. 255-261.
97. Письмо Иоанна IV игумену Косьме // Акты истории. Т. 1. 204. С. 377.
98. Прот. Александр Шмеман. Исторический путь православия. Репринт. М., 1993. С. 256.
99. Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1988. С. 198.
100. См. Житие... 1859. С. 102, 104-106, Филиппов A.M. 1901. С. 303, Андреев А.И. 1920. С. 35, Шестаков П.Д. 1968. С. 282 и многие другие.
101. "По весьма убедительным данным (Громыко М.М. Русско-нидерландская торговля на Мурманском берегу в XVI веке. М., 1960.) в 50-х - 60-х годах XVI века главными центрами русской внешней торговли на Мурмане были Печенга и Кегор (гавань на Рыбачем полуострове). Шаскольский И.П. О возникнове- нии Колы. М., 1962. С. 277.
102. Савич А.А. Соловецкая вотчина XV-XVII вв. Пермь, 1927.
103. Житие Преподобного Трифона Печенгского, просветителя лопарей // Православный собеседник. Казань, 1859. Ч. 2. С. 97-98.
104. "Исследователь истории лапландии, архангельский вице-губернатор Д. Н. Островский, вероятно опираясь на какие-то материалы, считал основателем Кандалакшского монастыря "Феодорита, просве- тителя Кольских лопарей". Ушаков И. Ф. Феодорит, креститель лопи // Север. Петрозаводск, 1993. 1. С. 158.
105. Из писцовой книги 1608 года. Харузин Н.Н. Русские лопари. (Приложение 2). М., 1890. С. 459.
106. О Кандалакше в 1575 году: "Не защищённое селение с небольшим монастырём. Жители кормятся от моря вместе с монахами и их слугами". Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Л., 1925. С. 63.
     Челобитная 1696 года. "...Кандалажского монастыря строитель иеромонах Товий с братьею. Изстари, государь, то твоё, царское богомолие самое скудное пустынное место, безвотчинный монастырь, крестьянских и бобыльских дворов и никаких пашенных замель и угодий нет...". РГАДА. Ф. 141. On. 7. Д. 95. Л. 1.
107. "Лук - совокупность угодий, принимаемых за единицу налогообложения населения, занимающегося промыслами". Ушаков И.Ф. Хрестоматия по истории Кольского Севера. Мурманск, 1997. С. 12.
108. Русская историческая библиотека. Спб., 1875. Т. 2. 170. С. 689-690.
109. Карташов А.В. Дело игумена Артемия // Очерки по истории Русской церкви. Т. 1. М., 1993. С. 510-511.
     Н.И. Костомаров "Русская история", Ростов, 1997 г., т. 1, стр. 440.
110. Статья "Артемий" // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Ч. 1. Л., 1988. С. 71.
111. Гладкий А.И. К вопросу о подлинности "Истории о великом князе Московском" A.M. Курбского (житие Феодорита). ТОДРЛ. М., 1981. Т. 36. С. 240.
112. "Старец Артемий писал Ивану Грозному, что "снятии отцы уставляют жити, яже по Великому Василию" и советовал монарху изучать "со прилежанием всяким просветительную книгу Василия Великого". Калугин В.В. Русская историческая библиотека. Т. 4. М., 1998. С. 199.
113. "Священник Благовещенского Собора Симеон: "Пробыл на игуменстве он, и видит, что душе не в пользу игуменство, и того ради игуменство оставил, хочет себе внимать, чтобы от Бога не погибнуть душою и Христовы заповеди совершити и евангельския и апостольские и от своих рук питатися. Пищею и одеждою доволитися" Карташов А.В. Очерки... Т. 1. С. 511.
114. С этого периода и до 1564 года Курбский пишет "Повесть" уже как очевидец данных событий. "Курбский бежал в Литву в апреле 1564 года". Соловьёв С.М. Избранные произведения. Ростов-на-Дону, Т. 1. С.567.
115. Архимандрит Иаков. Летопись событий Кирилло-Белозерского монастыря // К свету. 15. 1996.
116. Митрополит Макарий. История русской церкви. М., 1996. Кн. 4. Ч. 1. С. 74.
117. Костомаров И.И. Матвей Семенович Башкин и его соучастники // Русская история. Т. 1. Вып. 2. С. 440- 443.
118. Карташов А.В. Дело игумена Артемия // Очерки церковной истории. Т. 1. М., 1993. С. 511.
119. Многие исследователи отмечают, что Артемию вскоре (в 1555 г.) удалось бежать из этого "строгого" заточения с острова, после чего он вскоре объявился в Литве. Всем было очевидно, что такой побег невозможен без влиятельных "соучастников". Но никому, даже игумену Филиппу (Филипп Колычев - будущий митрополит) не было поставлено это в вину. Скорее всего все это было одобрено свыше. Никто, конечно, всерьез не мог считать "старцев-заволжцев" - еретиками. Но их сопротивление оконча- тельной официальной линии Церкви как-то надо было прекращать.
120. "Так осифлянская группировка, занимавшая высшие посты в русской церкви, расправилась со своими противниками нестяжателями. Достоверность рассказа Курбского подтверждается документальными материалами". Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. С. 200.
121. У Курбского ошибочно "архиепископу" Макарий с 1542 г. - митрополит. См. Патриаршая или Нико- новская летопись. ПСРЛ. Спб.; М., 1904. Ч. 1. С. 142.
122. Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1988. С. 201.
123. Карташов А.В. Очерки... Т. 1. С. 511.
124. См. Объяснение Голубинского Е.Е. История Русской церкви. Т. 2. С. 846.
125. Так пишет Голубинский Е.Е. в Истории Русской церкви. Т. 2. С. 845 - но это явная ошибка, так как патриарх Дионисий правил с 1544 по 1552 год, а сменил его как раз Иоасаф II. См. Смирнов Е.И.
     История христианской церкви. М., 1998. С. 13, 50. Однако, тот же Смирнов на стр. 38 пишет: "В 1557 году Константинопольский патриарх Дионисий...", чем вносит полную неразбериху.
126. Это было необходимо для утверждения царского достоинства, поскольку многие главы иностранных держав по-прежнему величали Иоанна IV - Великим князем. Многие свидетельства этому можно найти в дипломатической переписке до 1558 года и даже позже.
127. Если быть точным, то саму Патриаршую грамоту (Курбский называет ее "книгу Царского величества всю") под заглавием: "Соборная грамота Православной восточной церкви, утверждающая сан царя за великим князем Иоанном IV Васильевичем", доставили из Константинополя в Москву, в 1561 году с "одним Митрополитом" (митрополит Евгрипский и Кизический Иоасаф - прим. ред.). Видимо, пожертвование, посланное с Феодоритом - соболями на 1000 золотых, пришлось кстати. А поскольку в 1561 году начались новые разорительные поборы с Греческой Церкви со стороны Турецкого Султана Салимана II, то Константинополю пришлось еще раз постараться для русского царя.
128. См. Соловецкий патерик. Спб., 1873. С. 43.
129. "Серебряник великий" - серебряный талер (ефимок). Один ефимок - около 50 копеек. В XVI веке, например, пуд хлеба (около 16 кг) стоил - 5 копеек, корова - 1 рубль.
130. Надо отдать должное непредвзятости описания Курбским столь удивительного для Грозного смиренности и незлобия. Курбский честен, даже когда это не вписывается в общую картину тирании и чудовищной жестокости царя в "Истории о великом князе Московском".
131. "Он был отправлен в Константинополь вместе с митрополитом Евгрипским и Кизичским Иоасафом и русскими купцами 1 января 1557 и вернулся 2 декабря того же года". (ЦГЛДА. Ф. 52. "Дела греческие". Оп. 1.Л. 85-113). Гладкий А.И. К вопросу о подлинности... ТОДРЛ. Т. 36. 1981.
132. Всякий, кто путешествовал с Севера на Юг и обратно, хорошо представляет, какая бывает тяжелая акклиматизация, да еще при таком возрасте.
133. "Рясе монашеской приличествует быть ветхой и обновляться заплатами. "Ряса" по словопроизводству своему с греческого - есть "заплатанная одежда". Воронцов Е. Мысли об иночестве св. Кирилла Туров- ского // Вера и разум. Харьков, 1900. С. 634.
134. Соловьёв С.М. Избранные произведения. Ростов-на-Дону, 1997. Т. 1. С.274-275.
135. То есть с 1558 по 1563 год - до бегства Курбского в Литву с началом дикой тирании Грозного и опричнины.
136. См. Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 2. С. 860; Андреев А.И. К истории русской колонизации... С. 28.
137. "С того времени, с 1555 года, пристань Святого Николая (будущий Архангельск - прим. ред.). где кроме бедного уединенного монастыря было пять или шесть домов - оживилась и сделалась важным торговым местом" Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 8. С. 670.
138. См. Расмуссен, Ханс-Эрик. Схема сезонных миграций оленей на Кольском полуострове // Народы и культура Баренцева региона. Тромсе, 1996. С. 53.
139. "В описи царского архива XVI века указаны "речи старца от Спаса из Ярославля, попа Черного, отца духовного Курбского" Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1998. С. 202.
140. К примеру, так называемый "поход на Север", когда Царь с опричниками пошел громить и разорять русские города, грабил, пытал и убивал всех, кто попадался на пути. Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы, Новгород, Псков... По свидетельствам очевидцев (историки Таубе и Крузе) в Волхове было утоплено 15000 человек, Псковский летописец сообщает о 60000 казненных. Курбский сообщает, что в один день бывало убито до 15000 человек. См. Костомаров Н.И. Раздел XX // Русская история. С. 471-479.
141. Андреев А.Н. К истории колонизации западной части Кольского полуострова // Исторический журнал. Спб., 1920. Кн. 1. С. 29. Так же Белокуров С. Материалы для русской истории. М., 1888. С. 65.
142. Соловецкий патерик. Спб., 1873. С. 43.
143. "...на жизнеописание Феодорита следует смотреть, как на весьма достоверный письменный памятник сравнительно с другими житиями поморских подвижников" Яхонтов И.К. Жития святых севернорус- ских подвижников Поморского края как исторический "источник". Казань, 1881. С. 121,126. А так же Калугин В.В. Андрей Курбский и Иван Грозный. М., 1998. С. 203.