Евгений Васильевич Аничков
Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. Ч. 1-3. СПб., 1903.
Микола угодник и св. Николай. СПб., 1892. 55 с.
Язычество и древняя Русь. СПб., 1914. 438 с.
О нём подробнее Ичин и публикация его памфлета.
Из Брокгауза:
Аничков, Евгений Васильевич, историк литературы и критик. Родился в дворянской семье Новгородской губернии в 1866 году. Студенческие занятия, с самого начала сосредоточенные на предметах преподавания профессора А.Н. Веселовского , были прерваны арестом А. по политическим мотивам и необходимостью уехать из Петербурга. В 1892 году он окончил историко-филологический факультет, с печатной работой: "Микола Угодник и св. Николай" ("Записки Неофил. Общества", № 2). С 1895 года, по выдержании магистерского экзамена, состоял приват-доцентом по истории западных литератур и лектором английского языка в Киевском университете. Несколько раз был посылаем с ученой целью за границу. В 1899 году А. покидает Россию; участвует в основании русской Высшей Школы в Париже. Все время поддерживая научные сношения с А.Н. Веселовским, выступая последователем и отчасти продолжателем его идей (см. обширный этюд: "Историческая поэтика Веселовского" в сборнике Лезина, "Вопросы теории и психологии творчества"), А. в то же время изучает провансальский язык (в области которого ему удается установить склонение molher), берется за обработку не изданного материала по литературной истории Арраса в XIII веке (см. "Журнал Министерства Народного Просвещения", 1900, февраль), предваряя издание Jean Roy и Guy ("Les dits et les chansons d'Arras"), печатает мелкие филологические работы в "Litteraturblatt f. germ. u. roman. Philologie" и в "Romania", а в Лондоне, где еще в 1894 году появился в журнале "Foiklore" его этюд "St. Nicolas and Artemis" (русская обработка в "Зап. Вост. Отд. Археологического Общества", 1895, IX), ведет спор с представителями школы Andrew Lang'a, защищая учение о заимствованиях и наслоениях в обряде и мифе против односторонностей сравнительно-этнографической доктрины о параллелизме и аналогии самобытного племенного творчества. По возвращении в Россию, А. привлекается к суду по политическому делу и проводит 13 месяцев в одиночной камере. Выйдя в 1904 году из тюрьмы, защищает двухтомную диссертацию: "Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян", удостоенную Академией Наук Уваровской премии и оцененную за границей как выдающийся труд (см. Deubner, в "Archiv f. Religions-Wissenschaft", IX, 276 - 304), получает приглашение прочесть курс лекций (Ilcester Lectures) о народной песне в Оксфордском университете. Читает лекции и в С.-Петербургском университете и на высших женских курсах. Написанные им тогда же критические статьи собраны в 2 тома под заглавием "Предтечи и современники на Западе и у нас" (СПб., 1910). В 1907 и 1908 годах А. отбывает новое 13-месячное одиночное заключение за участие в крестьянском союзе. По освобождении печатает новый большой труд "Язычество и древнерусская проповедь", с приложением критически изданных текстов, увенчанный Ахматовской академической премией и обрисовывающий возникновение былинного эпоса, у нас и на Западе, из бытовых условий периода уже христианского. К теме о русском язычестве, сводимом А. к племенным культам, относится также доклад "Old russian pagan Cults" (в "Transactions of the III Congress for the History of Religion", Оксфорд, 1909). Интеллектуальный облик А. характеризуется своеобразным совпадением общественных и теоретических интересов. Убежденный как историк в непреложности своей формулы о повороте культурно-исторического движения с запада на восток, склоняясь в своих социологических взглядах скорее к марксизму, А. все же народник искони и по существу. Он и фольклорист потому, что все корни его личного и общественного сознания лежат в деревенском быту; к изучению обряда и верования приводит его не один Веселовский, но вместе и Глеб Успенский , а именно народный календарь во "Власти Земли". "Реалистический символизм", т. е. реализм, предполагающий ноуменальное в явлении, как высшую и реальнейшую реальность, - делается лозунгом его критических статей. В "Весенней песне" он старается на конкретном материале утвердить новое (от Гюйо, Грооса, Бюхера идущее) воззрение на происхождение искусства. По этому воззрению искусство возникло не из игры (как думали Шиллер, Спенсер и отчасти сам Веселовский), а из практической потребности. Вооруженный данными, добытыми религиозно-историческими и этнографическими исследованиями Маннгардта, Фрезера, А. Ланга, и проникнутый, с другой стороны, представлениями Веселовского о первобытном искусстве как искусстве "синкретическом", А. точнее определяет эту потребность, породившую искусство, усматривая начало песни в обрядовом действе и неразлучной с ним обрядовой магии (ср. статью "О происхождении поэзии" в "Вестнике Самообразования", 1905, № 41 и 42). В упрек исследованию А. можно поставить разве лишь то, что он останавливается как бы на пороге обряда и не продолжает изыскания в целях ближайшего раскрытия истории культового действия, - например, не раскрывает элементов жертвы там, где ее первоначальная наличность очевидна по обрядовым пережиткам и т. п. Сотрудником "Энциклопедического Словаря" Брокгауза-Ефрона как в первом, так и в его настоящем издании А. является по отделу всеобщей литературы. Автобиографию и библиографию см. в "Критико-биографическом Словаре" С.А. Венгерова , т. VI.
Вяч. Иванов.
*
Арлекинада Возмездия страшный час
Е. Аничкова
(Перевод, публикация и примечания Корнелия Ичин)
Оп. Toronto Slavic Quarterly: http://www.utoronto.ca/tsq/14/ichin14.shtml
(тут с факсимиле рукописи).
Евгений Васильевич Аничков (1866, Боровичи, Новгородская губерния - 1937, Белград) известен исследователям русской словесности, в первую очередь, как автор основополагающих работ о народном творчестве Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян (1903-1905), Язычество и древняя Русь (1914) и Христианство и Древняя Русь (1924). Его имя хорошо известно театроведам и литературоведам, ибо он автор ряда критических статей, посвященных в первую очередь русским символистам, а также ряда статей для Энциклопедии Брокгауза и Ефрона; к тому же, он автор широкоизвестных книг: Очерк истории театра в Западной Европе и в России (1911), Новая русская поэзия (1923), Западные литературы и славянство (1926). Под редакцией Евгения Аничкова в 1937 году вышел в Белграде Белградский пушкинский сборник.
О том, что Аничков был не только литературоведом, но и писателем, мало кому известно. За исключением единственно опубликованного в 1931 году в Париже его литературного сочинения - романа Язычница - все остальные литературные сочинения Аничкова хранятся в архивах. В блестящей статье о Евгении Аничкове для первого тома словаря Русские писатели 1800 - 1917. Биографический словарь (1989) Р. Тименчик упоминает пьесу Белокурая Сусанна 1916 года, которая хранится в ИРЛИ. Однако она представляет собой лишь часть трилогии, хранящейся в Национальной библиотеке в Белграде. Об этом Тименчик не мог знать, ибо о существовании архива Сергея Смирнова (архитектора, искусствоведа, археолога, приближенного княгини Елены Петровны Романовой, прошедшего вместе с царской семьей Голгофу Екатеринбурга и Тобольска и очутившегося в Белграде в 1919 году), в котором сохранились литературные сочинения Аничкова, автор этих строк узнал из газетной публикации сотрудников библиотеки в конце 1990-х годов. Только тогда была сделана опись хранящегося долгие годы в Национальной библиотеке архива Смирнова.
В данной связи следует напомнить, что литературное наследие Аничкова существует не отдельно, а в рамках архива Ильи Голенищева-Кутузова, являющегося Приложением к архиву Сергея Смирнова (ф. 699). В архиве Голенищева-Кутузова очутились пьесы и юмористические рассказы Аничкова, а также его статьи 1937 года Русское дворянство и социализм и Красивое, как экономическая проблема, и переписка с Ильей Голенищевым-Кутузовым.
Письмо И. Голенищева-Кутузова (на сербском языке) от 12 ноября 1946 года, сопровождающее архивные материалы Аничкова, гласит:
"Отдаю на хранение в Национальную библиотеку рукописи покойного профессора Е.В. Аничкова:
- трилогию,
- рассказы,
- арлекинаду.
Все авторские права, если таковые признаются настоящими законами, принадлежат Варваре Д. Перфилевой, внучке покойного Е.В. Аничкова. Это было неизменным желанием покойного профессора, о котором знаем я и доцент Белградского университета д-р Кирилл Тарановский.
СФСН [1] Д-р Илья Голенищев-Кутузов".
Трилогию в архиве составляют: Белокурая Сусанна (1916, Слуцкий уезд Минской губернии, написана в армии), Мариша актерка или Графы Тайницы (1918, Париж-Тунис) и наброски ненаписанной последней части Александр Красных (1924, Белград).
Рассказы в архиве: Сообщник, Деловой день, Фиф, Верден, Славянский мир (все без указания даты).
Название арлекинады - Возмездия страшный час или Потрясающая и кровавая трагедия про Коломбину, жену Пьеро и ее преступную любовь к Арлекину (1921 и 1923, Белград).
Предлагаем вниманию читателей текст арлекинады Аничкова, который удалось нам расшифровать. По мере возможностей в скором будущем собираемся опубликовать и другие его сочинения, хранящиеся в архиве Сергея Смирнова.
Е.В. Аничков
Возмездия страшный час
или
Потрясающая и кровавая трагедия про Коломбину, жену Пьеро
и ее преступную любовь к Арлекину
Масляничная арлекинада в одном действии [2]
Белград 1921 и 1923 гг.
Заглавие
Действующие лица:
Пьеро
Коломбина, жена Пьеро
Арлекин
Conferancier или режиссер Ракитин [3]
Действие происходит среди раздавшейся, чтобы дать место актерам, публики. Conferancier ничем не отличается от прочих зрителей. Остальные действующие лица в свойственных этим персонажам традиционных костюмах.
Conferancier Господа, милостивые государыни и господа, сейчас будет представлена: страшная и кровавая трагедия про Коломбину, жену Пьеро и ее преступную любовь к Арлекину.
Пьеро (выходит, садится на стул и озирается) Ну что вы на меня уставились? Что такое? Вы, кажется, находите, что я неприлично одет? Что нельзя появляться на люди в таком виде, т.е. в пиджама? Или вы воображаете, что это на мне какой-то маскарадный костюм? Я английской эвакуации и мне досталась эта пиджама? Да, пиджама. Вас шокирует. Она кажется женская моя пиджама. Костюм? Костюм - да? Вам и в голову не приходит, что я совсем не загримирован, а на самом деле. А вот разживусь, куплю какую-нибудь старую пиджачную тройку… И нарочно усики приклею. Тогда, тогда буду как вы, на синематографной фильме, актерствовать в синематографе жалкой повседневности.
Ах, я тот кто одет в пиджама
И глядится мне в душу луна,
Ах, я бедный, блистательно бледный
И не кровь в моих жилах, а клюквенный сок.
Да, я тот, кто всем радостям чужд и далек.
О, прошу, веселитесь, танцуйте кэквок
Или тешат вас игры другие,
Но я бедный блистательно бледный
Мне бы только стаканчик ракии [4].
Не надо говорить стихами.
Как забилось мое червонное, игрушечное сердце!
Жена моя! О Коломбина! О моя нежная, верная, достойная и добродетельная Коломбина! Где-то она? Где?… Устал, устал я от беженской страды! (Складывает руки на спинке стула и засыпает.)
Арлекин (подходит к Пьеро и начинает его тормошить) Товарищь, товарищь!.. Тьфу! Забыл, что нельзя больше говорить этого слова… Коллега, а коллега? Неприлично так себя вести в обществе… Опомнись! На тебя смотрят. Что за срам?!.
Пьеро (просыпается, поворачивает стул в сторону Арлекина и глядит на него в упор, разваляет, держа руки в карманах) Это ты, мой пестрый, мой веселый друг? Ты все такой же!
Арлекин Почему все такой же? Что за намек-то? Ты хочешь мне напомнить, что при Керенском я объявил себя социалистом-революционером? Да теперь я - монархист. Я монархист и считаю, что принципу монархии принадлежит будущее и прежде всего в Америке. А молодец генерал Слащев! Главное словечко какое-нибудь пустить, и евразийство, и сменовеховство, и фашизм и жизни перекос, все это устарело. Вот какое бы нибудь этакое самоперепродавство бы выдумать.
Пьеро О мой веселый мудрец! Всегда любовался я твоим разноцветным лоскутком.
Арлекин (осматривает сам себя) Какие лоскутки? Это совсем не лоскутки, а образчики самых дорогих модных материй… да. Двести франков - и швейцарских! - за метр… я представитель большой фирмы, могу устроить по восемьдесят? Ну а ты что наделываешь? Как дела? Мои по правде неважно. Получил нынче телеграмму, что в Берлине продается шапка Мономаха. А ты понимаешь, это я, т. е. мы нашли покупателя, и можем себе представить его мошенником. Мы все устроили, мы нашли покупателя на шапку Мономаха и этот мерзавец - молчок. Даже не сообщил.
Пьеро А кто же этот мерзавец, купивший шапку Мономаха?
Арлекин В том-то и дело, что я еще не знаю.
Пьеро Что те укрыли и, подумать, продали шапку Мономаха! Кто же это сделал?
Арлекин Да тоже не знаю.
Пьеро Так может быть вовсе и не шапка Мономаха продана, а совсем другое. Может быть и шапка Мономаха, да из оперы Жизнь за Царя.
Арлекин Ведь может быть, что все это все жульничество.
Пьеро Значит, неизвестно кто кому-то что-то продал, а ты расчитывал на комиссионные? Понимаю, понимаю. Расчитывал на комиссионные, а вдруг - ничего. Досадно.
Арлекин Разумеется, досадно. Но я этого так не оставлю. Я им покажу. Во-первых, шапка Мономаха - достояние Украйны, а вовсе не России. Я напишу книгу о великом украинском патриоте Иване Калите, присоединившем Московию к Украйне.
Пьеро И ты украинец, мой пестрый, мой веселый друг! И все та же на тебе таинственная полумаска.
Арлекин Опять намеки? Пожалуйста, без намеков. И до тебя дошло, что я служу в азарбайджанской контрразведке? Да, и горжусь этим. Я принял магометанство. Велик Магомет и его пророк! С моей точки зрения, конечно. Но оставим политику. Как здоровье госпожи Коломбины?
Пьеро Ты хочешь это знать, тебя интересует здоровье Коломбины? Да, я знаю, что ты ухаживал за моей женой. Но она, моя верная, моя достойная, моя добродетельная Коломбина ответила тебе этими прекрасными стихами Анны Ахматовой, стихами, которые должны были бы остановить разложение русской общественности, удержать ее над бездной от ее падения:
Я с тобой не стану пить вина
Оттого, что ты мальчишка озорной.
Знаю я, у вас положено
С кем угодно целоваться под луной.
А у нас, тишь да гладь, да божья благодать
А у нас ясных глаз нет приказу подымать.
Арлекин Какие глупости! Я и не думал ухаживать за госпожей Коломбиной! Но она, надеюсь, здесь? Вы не потеряли друг друга во время эвакуации?
Пьеро (вскакивает с ногами на стул и садится на спинку; высоко поднята правая рука) Мой блестящий, пестрый, веселый, мудрый друг, разве не знаешь ты глубокого изречения Надежды Александровны Тэффи: "Виза, валюта, каюта"!
У кого есть виза и валюта, тот поистине берет на пароходе каюту и тогда влекут его к себе голубые дали; Вена, Париж, Атлантида! Радостно плывет тот по синему морю патриотизма и спекуляций. Но у меня нет визы, нет валюты, и не каюта у меня, а только "соба за самца" [5]. И, эта соба без особы, а за самца сам я.
Арлекин Прекрасно сказано. Но где же тогда госпожа Коломбина - в Константинополе, в Париже, в Ницце? Я слышал, что она приехала. (В это время за спиной Пьеро появилась Коломбина: Арлекин делает ей знаки, и они весело перемигиваются; Коломбина посылает воздушные поцелуи. Пьеро взглянул на Арлекина и обернулся.)
Пьеро Коломбина! О, Коломбина! Моя обожаемая, верная и достойная супруга! Я знаю, я все знаю, я все понял и все простил! Ты выкрасила себе волосы и стала рыжей. О, жена моя, только об одном прошу: не говори мне, ради бога: "извиняюсь", потому что это не по-русски. Я не хочу слушать слова: "извиняюсь" от моей добродетельной Коломбины!
Коломбина Хорош, нечего сказать! Опять напился. А я правда. И все говорят, что мне очень идет? (охарашивается) Ну, что ты молчишь? Вот видишь, я принесла и своему славному милому глупенькому мкженочку.
Пьеро (постепенно приходит в экстаз, его колени дрожат) Коломбиночка, радость моя. Смотри вот я купил тебе браслет на сбережения. Ты не гляди, что он серебряный. Я собственно подобрал его в катере, ибо поистине двуликим как Янус стал девиз: грабь награбленное. О, пойдем, пойдем со мной, скорее. Я упрошу, я заставлю угрозами мою газдарицу [6] пустить тебя в мою комнату! О, какие ужасные, какие странные бывают на свете газдарицы!
Коломбина Молчи! Бесстыдник этакий! Успеешь!… Господин Арлекин, а я очень рада вас встретить. Неправда ли мы будем танцевать? Шими мое призвание! Русский балет первый на свете. Я обожаю Карсавину и Фокина.
Арлекин Конечно, конечно! Вы так прекрасно танцуете, госпожа Коломбина!
Пьеро (быстро отодвигается назад со стулом) Как танцевать? Ты хочешь танцевать с Арлекином? Нет, нет! Не допущу. Через труп, через труп! (Пьеро бросается плашмя на землю между Арлекином и Коломбиной)
Арлекин (после паузы) Как вы думаете, он в самом деле или притворяется?
Коломбина Может быть просто пьян как стелька.
Арлекин Как это неприятно.
Коломбина (смеется и кокетливо поглядывает на Арлекина) А я уверена, что вы побоитесь переступить через труп. Ведь побоитесь, да?
Арлекин Ничего я не боюсь, но согласитесь: скандал, что о нас подумают?
Коломбина Пустяки. Я очень уважала Пьеро. Он хороший, благородный был человек, но как женщина, я его, признаться, никогда не любила. А вот перескочите ко мне. Перескочите? Я вам что-то на ушко скажу! Allez! Hopp!
(Арлекин перескакивает через Пьеро, но в ту же минуту и Коломбина перескакивает в противоположную сторону.)
Коломбина Не поймали, не поймали!
Арлекин Ишь вы
(Опять прыгают через труп, но никогда Пьеро не удается схватить Коломбину.)
Коломбина Надоело. Чего он тут под ногами болтается. Надо его убрать! Господин conferancier, прикажите унести этого пьяницу.
Conferancier Куда же я его дену. Сами стащите куда хотите. Покорно благодарю. Еще с полицией потом не разделаешься.
Арлекин В мертвецкую его. На каждом порядочном учреждении должна быть мертвецкая.
Коломбина Конечно, превосходная мысль - мертвецы в мертвецкую. Когда я была сесторой милосердия, всегда так делали.
Conferancier В мертвецкую? Это вы вспомнили студенческие балы старого режима. Правда тогда полагалась мертвецкая, потому что разрешали - была свобода мнений…
(Тащат Пьеро назад.)
(Музыка играет похоронный марш, который вдруг переходит в веселый мотив. Коломбина и Арлекин возвращаются высоко держась за руку.)
Арлекин и Коломбина
Мы через труп
Мы через труп
Резвясь, скакали.
Мы через труп
Мы через труп
Любовь познали.
Лишь тот, кто глуп,
Лишь тот, кто глуп,
Живет в печали.
Мы через труп
Мы через труп
Резвясь, скакали.
(Пауза. Коломбина и Пьеро стоят на некотором расстоянии друг от друга и тянутся их руки заключить объятья. Арлекин срывает с груди огромный синий василек и бросает его Коломбине. Та подхватывает, целует и вкладывает в корсаж.)
Коломбина Какой восхитительный василек! Он так напоминает Россию.
Арлекин Великую Россию родину - мать, житницу Европы.
Коломбина Да, да, житница Европы.
Арлекин Вы помните:
По ниве прохожу я узкою межой
Поросшей калиной и цепкой бедой.
В России в Евразии не так как на презираемом мною германо-романском Западе, не зрели покорно опустив головы от тяжести зерн колосья, но устремленные к престолу всевышнего, гордые своей независимостью щетинились колосья пустоцветные легкие - лебеда, кашка, костер и васильки, васильки. О васильки русской души, гордость житницы Европы.
Коломбина О, да васильки, васильки.
(Музыка играет шими. Они танцуют. Кончается тем, что они стоят друг против друга и много раз целуются в губы.)
(Позади них стоя на столе появляется Пьеро. Он долго и громко чихает.)
Пьеро Поистине збылась предреченная пророком революции Валерием Брюсовым, законодателем рев-поэзии, рев-красоты и рев-знания:
Как пойду я по бульвару
Погляжу на эту пару.
Подарил он ей цветок:
Темно-синий василек.
Я ль не звал ее в беседку?
Предлагал я ей браслетку
Она сердца не взяла
И с другим гулять пошла.
Как они друг другу любы!
Он ее целует в губы,
И не стыдно им людей,
И меня не видно ей!..
Коломбина Неправда ли быстрота развода лучшее приобретение и революции и православия. Я, признаться, всегда была революционеркой, но я православная, православная. Пасха, пасхальный стол, куличи, мазурки. Бывало, пенилось шампанское!
Арлекин Шампанское! Шампанское! Великий смысл в этих словах: Мы не можем жить без шампанского!
Пьеро Но мщение, мщение, мщение… Искупляются грехи героя "Преступления и наказания". Так издавна учили нас гениальные светские богословы. Достоевский. О Достоевский! О Мережковский, о Бердяев и Карсавин, о великое прозрение измученной русской души! Ужасно будет мое мщение:
Дайте ножик, дайте вилку -
Я зарежу свою милку.
(Неистово размахивает ножиком и вилкой, которые кто-то подал ему из публики, и одним прижком он оказывается между Арлекином и Коломбиной и закалывает он их обоих. Они падают.)
Пьеро (очень спокойно)
Был труп один
Теперь еще два трупа
Все, как один,
Погибла наша труппа
(Осторожно ложится между Арлекином и Коломбиной.)
Conferancier Вот господа, милостивые государыни и милостивые государи, как закончилась этим чрезвычайно патетическим и красиво-трогательным финалом Страшная и кровавая трагедия про Коломбину, жену Пьеро, и ее преступную любовь к Арлекину. Только в самом деле, что я теперь буду с ними делать. Правда хорошо, если бы была мертвецкая. И знаете тогда, пожалуй, ведь не убежал бы Пьеро и никогда не вышло бы этой неприятности с госпожей Коломбиной и с Арлекином - остались бы живы. Господи, господи! Да помогите же, господа. Ведь спектакль кончился.
(Публика начинает апплодировать. Conferancier быстро подбегает к Арлекину.)
Conferancier Господин Арлекин, господин Арлекин. Вставайте, разве вы не слышите - публика апплодирует. Вставайте, вставайте! Вот так!
(Арлекин и Коломбина встают и раскланиваются. Пьеро посмотрел на того и другого и тоже вскакивает.)
Пьеро И я! И я! Я ужасно люблю, когда апплодируют. Я это не то что наврал, господа, но несколько сгустил краски, когда сказал, что я не актер, а на самом деле. Я артист, господа. И они артисты. Но не забудьте, ведь это я, я играл главную роль.
(Апплодисменты, потом все трое: Арлекин, Коломбина и Пьеро берутся за руки и хором поют)
Арлекин, Пьеро и Коломбина
Нас было три трупа,
Но ожила труппа !
Неправда ли глупо ?
Нас было три трупа,
Но ожила труппа.
Как глупо, как глупо, как глупо !
КОНЕЦ [7]
Примечания
© C. Ichin
|
