Архимандрит Даниил (Мусатов)
(1810 - 1855 гг.)
Сын священника Орловской епархии, Димитрий Мусатов, по окончании курса в Орловской
Духовной семинарии, как один из лучших ее воспитанников, в 1831 г. поступил в
С.-Петербург-скую Духовную академию. Примерное поведение молодого студента, и
его отличные успехи были причиной того, что в 1835 г. прямо с академической скамьи,
25-летний юноша, возведенный в степень магистра богословия, был назначен в Калужскую
Духовную семинарию инспектором и профессором философских наук. Такое назначение,
конечно, совершилось не без особенного Промысла Божия. Читая своим питомцам уроки
внешней философии, молодой наставник в то же время жаждал найти и себе наставника
- в христианском любомудрии. И он нашел то, чего искала душа его, нашел в старцах
Оптиной Пустыни. Близкое духовное общение с этими подвижниками имело самое решительное
влияние на всю его последующую жизнь и деятельность. Со старцем Макарием (Ивановым)
он вел постоянную переписку, был духовным сыном, учеником и другом игумена Антония
(Путилова).
Не смотря на свою склонность к духовной жизни, он, следуя наставлению святых
Отцов, не спешил принимать иноческий образ, желая лучше испытать себя. Только
в 1840 г. (1-го декабря) на 31-м году своей жизни, Димитрий Мусатов, согласно
его прошению, был облечен в ангельский образ с именем Даниила, и вслед за тем,
6-го декабря, рукоположен в иеродиакона, а 8-го декабря и в иеромонаха. Теперь
oткрылось новое поприще деятельности для о. Даниила: он являет себя на кафедре
церковной как талантливый и ревностный проповедник слова Божия. К этому периоду
его жизни относится большая часть его проповедей. Семинарское начальство в то
же время поручило ему преподавать воспитанникам Семинарии катехизическое учение
по воскресным и праздничным дням, а через два года, 6-го октября 1842 г., он был
перемещен на класс Священного Писания и соединенных с ним предметов.
В следующем, 1843 году, 20-го сентября, он был уволен, согласно его прошению,
от многозаботливой должности инспектора Калужской Духовной семинарии. Неизвестно,
что побудило его отказаться от этой должности, но можно с большой степенью вероятности
предполагать, что обязанности инспектора были слишком тяжелы для инока-подвижни-ка,
отличавшегося притом, по свидетельству его формуляра, "добротою сердца". Усердное
прохождение возложенных на него должностей не было оставлено без внимания и со
стороны начальства: еще в 1839 г. (28 мая) через академическое правление ему была
изъявлена благодарность Святейшего Синода: в 1842 - он награжден набедренником,
а в 1846 г., император Николай I пожаловал ему золотой наперсный крест. Этот знак
внимания со стороны монарха он принял как напоминание о подвиге терпения, и возложение
его на перси - как побуждение любить "от всего сердца Распятую за нас Любовь".
В 1847 г. о. Даниил должен был оставить Калугу, столь любезную его сердцу по
близости к ней Оптиной Пycтыни, где жили его духовные наставники и руководители.
31-го октября последовало назначение его в Киевскую Духовную академию экстраординарным
профессором богословских наук. О дальнейшей его деятельности послужной список
говорит достаточно кратко: в 1850 г. он был назначен инспектором академии, определен
членом цензурного комитета, состоящего при этой академии, и вслед за тем, в том
же году, 30-го октября, возведен в сан архимандрита Высокопреосвященным Филаретом,
митрополитом Киевским и Галицким. За ревностное исполнение возложенных на него
обязанностей в 1851 г. ему было преподано благословение Святейшего Синода. В 1852
г. он был назначен ректором Екатеринославской Духовной семинарии. На него возлагались
большие надежды. Но неожиданная кончина прервала деятельность неутомимого труженика:
он скончался 17 июня 1855 г., внезапно заболев холерой, на 45 году от рождения.
Таков краткий очерк внешней жизни и деятельности этого праведника.
Если говорить о его внутренних, духовных качествах, то архимандрит Даниил был
человеком редкого душевного склада, который, принадлежал по внешней своей деятельности
к ученому сословию, и в то же время был искренним монахом-подвижни-ком. По своему,
сердечному влечению, он искал душевного удовлетворения в близком общении с опытными
духовными старцами своего времени, каковыми были вышеупомянутые старцы Оптиной
Пустыни - Макарий и Антоний. Уроки той духовной мудрости, которая, по словам святых
Отцов, есть не плод учения, а "порождение искушений'', не прошли даром для внимавшего
им сердечно ученого-инока и влияли на весь уклад его жизни. Они избавили его от
ошибок своеумного подвижничества и сообщили его подвижнической деятельности ту
меру, о которой святые Отцы говорят: "умеренному деланию цены несть". Они отразились
и в его деятельности, как наставника духовного юношества: известно, что он пользовался
искренним уважением своих питомцев, служа им живым примером христианской жизни.
Любовь к людям, которой было исполнено его сердце, вполне выразилась в его предсмертных
словах: "любите же Бога, любите друг друга!"
Святая простота его души обнаруживалась во всем укладе его жизни. B бытность
свою в Калуге инспектором Духовной семинарии, o. Даниил нередко, в свободное время,
с посохом странника посещал особенно любимые им обители - Оптину Пустынь, Малоярославецкий
Черноостровский монастырь и другие. Последний был любимым местом и его проповеднической
деятельности. Больше половины его поучений были произнесены им в этой обители,
где он любил встречать великие праздники Рождества Христова и Святой Пасхи.
Из писем Оптинского старца иеросхимонаха Макария к о. Даниилу видно, что последний
обращался к старцу за советами не только относящимися к духовной жизни, но и к
его преподавательской деятельности. Будучи ученым богословом он не только не усомнился,
но даже счел необходимым показать программу одного из преподаваемых им предметов
смиренному Оптинскому старцу и принял все его советы. Тем более несомненно, что
и в деле еще более важном - проповедании слова Божия с кафедры церковной он руководился
советами духовной мудрости старцев-подвижников. Вот, может быть, причина упомянутому
выше обстоятельству, что большая часть проповедей, произнесены им не в Калуге,
а, именно, в Малоярославецком монастыре, как бы на глазах его духовного отца -
игумена Антония (преп. Антоний пережил о. архимандрита Даниила и, потеряв в нем
преданного ученика и друга, хотел очень видеть напечатанными его сочинения, которые
приобрел или еще при жизни автора, или вскоре по его кончине). Приготовляясь к
проповеди, архимандрит Даниил не довольствовался одной умственной работой: по
примеру самого Небесного Учителя, он готовил себя к этому святому делу молитвой
и подвигом. От того слово его носит отпечаток тихого молитвенного настроения и
теплоты сердечного чувства. В нем нет искусственного ораторского красноречия,
которое рассчитывает на фразу и блещет красотой внешней формы: оно просто, искренно,
и, не отличаясь по внешности от общепринятой формы, в то же время отличается силой
убеждения и искренней веры в то, о чем говорит проповедник.
Другая отличительная черта его проповеди - это близость ее к святоотеческому
учению: нередко приводит он места из святых отцов, или же выражается их словами
и заимствует у них определения нравственных понятий. Не распространяясь о внутреннем
достоинстве его слов, следует заметить, что письменные похвальные отзывы о них
такого Архипастыря, каким был всем известный митрополит Киевский Филарет, служат
для них лучшей рекомендацией.
Шествуя твердо и неуклонно тесным путем иноческой жизни, о. Даниил более всего
заботился об "очищении своего сердца" - умным вниманием ко всем его движениям
и удалением от земных пристрастий. Каждую неделю, а в иных случаях, и каждый день
он раскрывал свою совесть перед духовным отцом, очищая ее в таинстве покаяния.
Следуя обету вольной нищеты, он не оставил после себя никакого имущества, и был
похоронен за счет глубоко чтивших его товарищей и учеников, а семинарский комиссар,
бедный вольноотпущенный, поставил деревянный крест на могиле своего нестяжательного
начальника.
|