СОФРОНИЙ БУДЬКО

16.5.1991 хиротонисан во епископа, с 1993 г. на Кемеровской епархии (новообразованной), еп. Кемеровский и Новокузнецкий, офиц. биография в ЖМП, №10, 1992.

Автобиография: "Православные вести", №17 (54) от 9.9. 1999; и следующий номер.

АВТОБИОГРАФИЯ

Родился я 3 октября 1930 года в деревне Бордевке Высоковского района Брестской области. В то время Брестская область в соответствии с мирным договором 1921 года входила в состав Польши.

Семья наша была верующая, патриархальная. Главой ее был мой дедушка — Будько Иосиф Семенович. Дедушка и бабушка Иустина Ивановна имели трех сыновей: Иоанна, Иосифа и Алексия. Мой отец, Иоанн Иосифович Будько, старший из братьев, был женат на Евдокии Ивановне Будько (в девичестве — Бай).

В святом крещении мне было дано имя в честь святителя Димитрия Ростовского. Как и в любой большой семье, у нас случались всякие неурядицы и нестроения. Как говорится, все бывало. Однако с раннего возраста родители приучали нас, детей, к строгому послушанию и почтительному отношению к старшим — особенно к родителям.

В семилетнем возрасте родители определили меня в начальную школу, где преподавание велось на польском языке. Помимо обычных школьных предметов, здесь в деревенской школе нас учили и Закону Божию, начиная с первого класса. Учителем был приходской священник.

По праздничным и воскресным дням особое удовольствие нам, детям, доставляло посещение богослужений в местной церкви святого Пророка Божия Илии, куда мы ходили вместе со взрослыми. Милостью Божией эта церковь действует и по сей день, ее посещают, как и семьдесят лет назад, православные люди.

После введения в 1939 году советских войск согласно знаменитому пакту Молотова — Рибентроппа пришел конец польскому владычеству, но началось другое, еще более тяжкое. В то время я должен был идти в третий класс. Но в связи с событиями, связанными с переменой гражданства и образа жизни, мне пришлось вновь учиться во втором классе уже советской школы.

А события разворачивались действительно тяжелые и страшные. Почти после каждой прожитой ночи на утро деревня не досчитывалась одного-двух своих земляков, а то и целой семьи. Их отправляли либо в Сибирь, либо на Север, на Дальний Восток. Наша семья владела тремя гектарами земли, и ей предстояла такая же участь — раскулачивание. Однако благодаря мудрости дедушки, успевшего отделить своих сыновей (в семье в то время было 12 человек), никто из нас не пострадал от репрессий. Моему отцу, как и его братьям, досталось по одному гектару земли, и мы перешли из кулаков сразу в бедняки, оставаясь в глазах деревенских активистов по-прежнему "врагами народа". Было непонятно, врагами какого народа мы были, так как сами являлись народом. А народ этот бедствовал, недоедал, дрожал за жизнь своих близких, за судьбу своих святынь. Все жители деревни испытывали материальные трудности и недостаток во всем.

22 июня 1941 года в 4 часа утра (по Московскому времени) началась Великая Отечественная война. Уже к рассвету гитлеровские войска продвинулись на значительное расстояние от белорусской границы в глубь страны. Учеба моя вновь оборвалась... Правда, в 1942-43 учебном году я посещал четвертый класс начальной школы. Преподавал у нас все предметы советский офицер, который, из-за невозможности эвакуироваться с основными войсками, остался в одной из семей, выдававшей его за родственника. В то время во многих белорусских семьях таким образом укрывали и спасали от плена и расправы российских солдат.

В 1944 году, когда наша деревня была освобождена от гитлеровцев, передо мной снова встал вопрос продолжения обучения в школе, вновь открытой к тому времени. Для того, чтобы продолжить обучение, как и полагалось, по программе пятого класса, мне надо было ехать в районный центр. Однако я не мог себе этого позволить из-за бедственного положения семьи, которая нуждалась во мне, как в рабочей единице: надо было сеять хлеб, восстанавливать разоренное хозяйство. Ведь в то время можно было выжить только помогая друг другу. Уехав на учебу, я становился обузой семье, а не помощником. Ведь кроме нас, детей, женщин да стариков, некому было работать: все взрослые мужчины были призваны в армию, война покатилась дальше на запад.

И пришлось мне вновь идти в свою деревенскую школу, в четвертый класс, вторично, лишь бы не забыть пройденное. Отца тогда призвали в трудовую армию, и он не мог оказывать помощи семье. В 1950 году, будучи 20 лет, я учился в девятом классе Высоковской средней школы, откуда и был призван в ноябре месяце в армию.

Вся армейская служба моя прошла в радиолокационных войсках Северного военно-морского флота. После прохождения курса молодого матроса в учебной части я был определен на службу в особую секретную роту командиром отделения механиков.

За хорошую службу я был вскоре награжден внеочередным отпуском на родину. По возвращении из отпуска получил назначение на офицерскую должность преподавателя электротехники и двигателей внутреннего сгорания.

После демобилизации в 1954 году я стал готовиться к поступлению в Минскую духовную семинарию. Конечно, в деревне Бордевка никто об этом не знал. Прописан я был в это время в городе Бресте, а большую часть времени проводил у своего дяди, трудившегося священником в деревне Орепичи Жабинского района. Орепичи находились в 50 километрах как от Бреста, так и от моей родной деревни.

Несмотря на то, что Церковь была в те годы гонима, и органы КГБ всячески старались воспрепятствовать абитуриентам, конкурс в семинарию был большой — 7 человек на место, и поступить в нее было не так-то просто.

Хорошо помню свои переживания по этому поводу — я очень боялся, что не пройду по конкурсу, так как не отличался хорошим музыкальным слухом. И вот, видимо, находясь в таком душевном состоянии, накануне экзаменов я видел сон: старец-игумен выстроил всех абитуриентов, поступающих в семинарию, как военных, дал мне команду выйти из строя на три шага вперед и повернуться лицом к остальным. Затем объявил: "Вот, он тревожится и сомневается, что не поступит в семинарию, а я говорю ему и вам, что он будет самым лучшим ее учеником!" На этом я проснулся.

К своему великому удивлению, я действительно оказался в первой десятке лиц, принятых в семинарию.

Средств у меня в те годы почти не было, и перед демобилизацией я справил себе хорошую морскую форму, в ней и ходил. Это страшно раздражало власти. Мол, молодой моряк, живой символ Октябрьской революции, а учится на священника. Уговаривали переодеться во что-нибудь нейтральное Но я защищал свое право носить в сложившейся ситуации морскую форму.

Память о моих семинарских годах жива в моем сердце и до сих пор, но об одном воспоминании хочется рассказать особо. В середине 50-годов возникла необходимость переселения из Финляндии, из Валаамского монастыря монахов, а помещения для их нового жительства не было. Размещение монахов требовало некоторых преобразований: в Жировицком монастыре решили освободить отдельный корпус и построить здание нового семинарского корпуса. Вопрос о переселении монахов решался на уровне Верховных Советов Советского Союза и Беларусии, и в помощь гражданским строителям была сформирована бригада строителей - семинаристов, бригадиром которой назначили меня. За наши труды по строительству нового семинарского корпуса мы были награждены поездкой на проходивший в 1957 году в Москве Международный фестиваль молодежи и студентов. Вот тогда-то и расстался я со своей морской формой. Нашей делегации семинаристов-строителей, принимавшей участие во встречах с молодежью в Свято-Троицкой лавре и состоящей из 20 человек, была пошита специальная добротная семинарская форма, в которую были одеты все семинаристы существующих семинарий. В форме такого образца ходят и нынешние семинаристы.

Учился я в семинарии по высшему разряду и был на своем курсе четвертым учеником по успеваемости.

Это дало мне право по окончании семинарии в 1959 году поступить в Санкт-Петербургскую Духовную академию, которую окончил в 1963 году с ученой степенью кандидата богословских наук за работу "Богослужение Великого Четвертка в его историческом развитии".

Начались мои мытарства теперь уже с устройством на пастырское служение. За девять месяцев, побывав более чем в 10 епархиях, я всюду получал отказ по причине отсутствия направления из Совета по делам религии. Такового действительно не было, и кто бы таковое мне дал? Таким образом чинились препятствия властями в трудоустройстве выпускников духовных учебных заведений. В государственных органах мне повсюду предлагали светскую работу.

Шли 60-е годы. Закрывались храмы, оставались без места годами служившие, обремененные семьями батюшки. Что же говорить о совсем молодом кандидате во священники...

Бездомным странником искал я по городам и весям свой храм. Зимой в демисезонном пальтишке, купленном по случаю окончания академии, мерз на улицах незнакомых городов, отогревался в магазинах, трясся на багажных полках вагонов, недоедал . Кроме того, я боялся ареста "за тунеядство", так как тогда действовал хрущевский закон, согласно которому нетрудоустроенного в течение трех месяцев человека отправляли в места не столь отдаленные. Этот закон широко применялся властями для расправы с негодными, инакомыслящими.

В связи с этими обстоятельствами, осложнявшими жизнь, я, проживая в одном месте, официально вел переписку с епархиями о трудоустройстве с другого.

И только благодаря помощи моего любимого и глубокоуважаемого профессора Николая Дмитриевича Успенского, у которого я писал кандидатскую работу, мне удалось получить место.

Заручившись его рекомендательными письмами к преосвященным с настоятельной нижайшей просьбой об устройстве меня в клир епархии, я отправился к Управляющему делами Московской Патриархии архиепископу Киприану, а затем к Высокопреосвященному Кассиану, архиепископу Новосибирскому и Барнаульскому.

Однако по прибытии в Москву, я обнаружил неутешительную перемену: архиепископ Киприан был отправлен за штат и передавал свои дела вновь назначенному митрополиту Пимену, будущему патриарху. И здесь, по милости Божией, большое участие в моей судьбе проявил личный секретарь Его Святейшества Алексия I Даниил Андреевич Остапов. По его ходатайству митрополит Пимен, с учетом моей просьбы, дал мне желаемое направление в Новосибирскую епархию. Но так как это направление не было согласовано с Советом по делам религий при Совете Министров СССР, то архиепископ Новосибирский Кассиан более двух месяцев не мог получить согласие уполномоченного по делам религий при Новосибирском облисполкоме о моем рукоположении в сан священника.

Наконец, 22 марта 1964 года, в день 40 мучеников Севастийских, я был рукоположен в сан священника. Первые мои проповеди контролировал лично архиепископ Кассиан, боясь, что власти могли предъявить мне обвинение в неблагонадежности и потребовать моего перевода в другую епархию.

До 1 июля 1966 года я служил в Вознесенском кафедральном Соборе города Новосибирска, после чего был направлен на служение в Ильинский храм города Осинники Кемеровской области.

Этот приход Новосибирской епархии считался самым трудным и неспокойным. Приходской совет не избирался приходским собранием, а назначался райисполкомом. Поэтому в приходской совет назначались люди, ничего общего с православием не имеющие. Так, например, я застал в приходском совете следующий состав: староста был православным, но председатель ревизионной комиссии — баптистом, второй член ревизионной комиссии — пятидесятником, бухгалтер — пастором лютеранской веры. Поэтому в Ильинском приходе города Осинники за 17 лет сменилось 34 священника. Что они могли в таких условиях сделать? Только заработать себе отрицательную характеристику от мутного потока наветов и клеветы. От клеветы страдал и я.

На третьем месяце моего служения на этом приходе меня пригласила секретарь райисполкома и во время беседы поставила мне условие: уважение и взаимопонимание между администрацией райисполкома и мной могут иметь место, если я не буду впускать в храм младенцев до семи лет и причащать их. На эти условия я категорически ответил, что, напротив, я буду призывать как взрослых, так и младенцев чаще бывать на богослужении в храме. На этом и закончилась наша встреча с секретарем райисполкома. Через несколько дней меня вызвали в райисполком, и я в этот раз беседовал с капитаном КГБ из города Кемерово. Он интересовался, что произошло на приеме у секретаря. Я ему рассказал о требованиях секретаря и о моем возмущении, о том, что я готов оповестить весь Советский Союз об этом беззаконии, и что я больше не желаю с ней встречаться.

В заключении беседы капитан сказал мне, что не следует обращать внимания на требование больной женщины, и что она будет отстранена от курирования церковных дел.

Действительно, вскоре меня принимал по делам церковным заместитель председателя райисполкома. В утешение мне, да и всем прихожанам, вопросы церковные стали решаться положительно. Поставленный с моего благословения прихожанами вопрос о переизбрании приходской двадцатки и его совета был принят руководством райисполкома. На согласованном приходском собрании были освобождены от занимаемых должностей члены приходского совета, не исповедающие православную веру, и вместо них назначены новые лица из числа прихожан Ильинского храма. С этого времени жизнь в приходе пошла значительно лучше.

Но не долго мне пришлось служить в этом приходе. Через один год и девять месяцев Архиепископ Павел, в те годы управляющий Новосибирской епархией, Указом от 15 апреля 1968 года перевел меня опять на служение в Вознесенский кафедральный собор города Новосибирска. В этом соборе я был пятым священником.

В феврале 1972 года прибыл на Новосибирскую кафедру Смоленский епископ Гедеон. Познакомившись с клиром Новосибирской епархии, Преосвященнейший Владыка Гедеон 1 мая 1972 года своим Указом назначил меня настоятелем Вознесенского кафедрального собора города Новосибирска и благочинным Новосибирской области. Уже в это время я четко понимал, какие архитрудные и ответственные возложены на меня послушания.

Долго не пришлось ожидать. Преосвященнейший Владыка Гедеон сразу потребовал от меня наладить дисциплину среди духовенства собора и области. Вскоре обратил мое внимание, что необходимо думать, каким образом можно добиться разрешения на капитальный ремонт собора. Собор действительно находился в аварийном состоянии: потолочные перекрытия дали прогиб на три сантиметра, а деревянные стены по периметру всего здания прогнили местами от фундамента на высоту более метра так сильно, что приходской совет ночью, тайным образом запихивал в появляющиеся дыры телогрейки и другой материал и после этого штукатурил эти места. Властям об этом не докладывали, так как в таком случае они могли признать собор аварийным и закрыть его. То, что собор областное начальство готовилось закрыть и предоставить место для постройки храма вне городской черты, знали Преосвященный, духовенство собора и прихожане. Ведь открыто собирались подписи горожан о закрытии собора, и проводились об этом беседы на предприятиях и в школах. Рядом с собором строили городской цирк, а на месте собора была запланирована 9-ти этажная гостиница. В генплане города собор не значился.

"Православные вести", №18 (55) от 21.9. 1999;

С чего начинать налаживание дисциплины духовенства области, я четко представлял, а как получить разрешение на ремонт собора — недоумевал. Долго решали об этом с Владыкой Гедеоном. Наконец решили заготовить строительный материал.

Заложили стройматериалом большую часть соборной территории. Прихожане, недоумевая, говорили: "Настоятель с Владыкой будут разрушать храм". А мы этих слов боялись и объяснить людям истинную причину не могли. В заготовке стройматериалов прошел весь летний сезон 1973 года. В начале 1974 года Преосвященный Гедеон и я стали вести разговор о необходимости ремонта кровли собора, части перекрытия и соединения главного алтаря с боковыми. Наши просьбы по этому вопросу велись неоднократно, и, наконец, было получено разрешение.

Необходимо было в июне месяце приступать к работам, а я в это время смертельно заболел: требовалось хирургическое вмешательство по удалению язвенного стеноза двенадцатиперстной кишки.

Чтобы ремонт собора не останавливался, Владыка Гедеон поручил секретарю епархии протоиерею Николаю Бурдину заниматься строительными делами, а я лег в больницу на операцию. 4 июня мне была проведена операция. Сначала послеоперационный период проходил легко, а на девятый день случилось непредвиденное: разошлись операционные швы желудка, и содержимое его вышло в брюшную полость. Температура поднялась до 41 градуса. В таком состоянии я угасал трое суток. Наконец, в 12-м часу ночи бригада врачей во главе с профессором Борисом Семеновичем Добриковым вопреки указаниям главврача больницы решили сделать мне вторую операцию по исключению перитонита. Желудка не касались и швов заново не накладывали, так как мог быть исключительно смертельный исход.

Вторая операция прошла положительно, "чудесным образом" нашли в воинской части редчайшее лекарство — ципарин — и около трех месяцев промывали им мою брюшную полость.

С каждой неделей я чувствовал себя все лучше и лучше.

Проходил июнь месяц, врачи уходили в отпуска, и почти каждый из их большой больницы заходил ко мне в палату, кто из любопытства, а кто из сочувствия. Уходя из палаты, все они желали мне быстрого выздоровления, хотя в душе не надеялись, что после отпуска они увидят меня живым. Я им говорил, что обязательно подымусь с болезненного одра, и мы будем видеться, что меня ждут большие труды по строительству собора.

Врачей интересовало: откуда у меня такая уверенность? Я им рассказал сон, который и побудил меня не медлить, ложиться в больницу и лечиться. А сон состоял в следующем. В Вознесенском кафедральном соборе захоронен великий молитвенник сибирский — митрополит Варфоломей. Так вот, снится мне, что из его надгробия, которое приподнято над уровнем пола на высоту более одного метра, выходят ноги покойника. И я, стоя лицом к алтарю, решил удержать выход покойника из надгробия, удерживая его за ноги. Но я оказался бессильным, чтобы как-то воспрепятствовать этому. Покойник выходил и вместе с тем валил меня на землю, покрывая своим телом. Взявшись сначала за ноги покойника, чтобы удерживать его выход из могилы, я уже не мог оторваться от его ног и, обессиленный уже почти полностью, лежал на земле, и он покрывал меня. В таком состоянии меня внезапно осенила мысль: посмотреть на землю, чтобы убедиться, сколько еще оставалось сантиметров до полного моего касания с землей. И я определил мгновенно: всего два сантиметра разделяли меня с землей. В порыве страха и ужаса я в это время свалил с себя покойника набок и подошел к лицу его, чтобы убедиться, что я боролся не с приснопамятным митрополитом Варфоломеем, а с кем-то другим. И я увидел, что лицо было не митрополита Варфоломея, да и вообще не человеческое. Тогда в утешительном настроении я сказал: "А я знал, что это не митрополит Варфоломей".

"Так вот, — говорил я врачам, — этот сон является моим костыликом, упираясь на который я укрепляюсь в вере и надежде на выздоровление".

И действительно, по прошествии трех месяцев меня выписали из больницы и выдали бюллетень, согласно которому я должен был в течение месяца набирать силы в домашних условиях, а после этого рекомендовалось мне явиться на заседание ВТЭКа для определения меня на инвалидность.

Но мне уже было не до комиссий, ведь я почувствовал себя к тому времени значительно лучше, и Преосвященный Владыка Гедеон, с моего согласия, благословил меня заниматься вопросами реконструкции и ремонта собора. Заботы о храме полностью отвлекли меня от болезни.

Намеченные работы по ремонту собора в 1974 году были выполнены, но они выявили необходимость в 1975 году провести более значительный ремонт. И так, из года в год, мы проводили ремонт Вознесенского, кафедрального собора города Новосибирска.

Однако нас не удовлетворяло заниматься только ремонтными трудами по собору. Хотелось провести более значительные работы. Но как это сделать, как получить согласие на них у руководства области и города, когда собор уже не значился в генеральном плане города? И все-таки мне очень хорошо помнится прием у заместителя председателя горисполкома по строительству Юрия Ивановича Ясюлюнаса, который спросил, всем ли я доволен, что мне разрешает руководство города относительно ремонта собора? Я, конечно, такого вопроса не ждал, но быстро сориентировался и сказал: "Меня радует доброе отношение органов власти, но то, что разрешалось до сих пор, меня не удовлетворяет". Что собор и после ремонта выглядит бедно и ветхо, что у нас есть желание и просьба вокруг собора выложить кирпичные стены выше существующих деревянных, возвести новый свод и новую кровлю, то есть построить новый кирпичный собор вокруг старого с сохранением, по возможности, первоначального архитектурного стиля. И я получил от него ответ: "Это можно будет сделать". И действительно, после этой беседы у нас пошли дела по собору гораздо лучше.

В 1978 году Высокопреосвященнейший архиепископ Гедеон назначил меня еще и благочинным церквей Тувы.

К великому юбилею 1000-летия Крещения Руси с помощью Божией, молитвами и заботами Высокопреосвященнейшего митрополита Гедеона мы построили новый кирпичный Вознесенский собор, а старый, деревянный, который находился внутри новой постройки, разобрали и за четверо суток вынесли. Таким образом мы увеличили площадь нового собора более чем на 240 квадратных метров. Причем, в размерах старого собора мы одновременно, минуя фундамент старой постройки более чем на 3 метра в глубину, соорудили нижний этаж высотой в 5 метров, в котором разместили Гедеоновский храм на 800 человек и прекрасные складские помещения общей пощадью более 600 квадратных метров.

Параллельно со строительством собора мы, начиная с 1978 года, проводили реконструкцию Никольского храма в городе Болотное Новосибирской области, открывали приходы в городах Черепанове, Искитим, Купино, Бердск, Барабинск, Куйбышев, Маслянино и др.

Очень хорошо помню, когда митрополитом Гедеоном я был послан к Святейшему Патриарху Пимену доложить о новообразованных нескольких общинах в епархии, то Святейший сказал: "Привозите нам чаще такие весточки, нам есть о чем говорить с иностранными посетителями Московской Патриархии", и наградил меня медалью преподобного Сергия Радонежского.

Исполняя обязанности настоятеля Вознесенского кафедрального собора города Новосибирска и благочинного Новосибирской области и Тувинской автономной республики, я по совместительству трудился с октября месяца 1980 года по май 1985 года секретарем Новосибирского епархиального управления.

В апреле месяце 1984 года я овдовел, остались со мной сын и дочь. Сын служил в армии, а дочь училась в средней школе.

В 1985 году я был вызван в Московскую Патриархию, и митрополит Владимир, управляющий делами Московской Патриархии (ныне Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины) предложил мне написать автобиографию и заполнить еще какие-то бумаги, сказав, что Патриархия желает представить меня Совету по делам религий кандидатом во епископы. Вскоре я узнал, что Совет по делам религий отклонил мою кандидатуру. К 1000-летию Крещения Руси митрополит Гедеон представил меня к высшим Патриаршим наградам вплоть до второго креста с украшениями, и ходатайство Высокопреосвященнейшего было удовлетворено Патриархией.

После празднования 1000-летия Крещения Руси в 1989 году митрополит Гедеон своим Указом освободил меня от обязанностей настоятеля Вознесенского кафедрального собора и назначил настоятелем Александро-Невского собора города Новосибирска. Александро-Невский собор к тому времени еще не был передан Новосибирской епархии. Тогда в нем велись работы по размещению областной консерватории. Но уже собирались подписи граждан города Новосибирска в пользу передачи собора Православной церкви, и таковых было уже 35 тысяч. Однако собор в течение года Новосибирской епархии не передавали. Не имея юридической поддержки со стороны органов власти, я нелегально являлся в собор и просил рабочих выполнять работы в том направлении, которое было бы полезным при эксплуатации собора в богослужебных целях. Наконец, собор в 1990 году был передан Новосибирской епархии, и в нем сразу стали совершаться богослужения и одновременно проводиться реставрационные работы этого изрядно разрушенного храма.

Параллельно с восстановлением Александро-Невского собора в Новосибирске я удостоился, по благословению Преосвященного Владыки Вадима, епископа Иркутского и Читинского, восстанавливать очень разрушенный Александро-Невский собор в рабочем поселке Колывань, и работы в этом направлении продвигались быстро.

К маю 1991 года Александро-Невский собор Новосибирска был уже готов к освящению. И 15 мая 1991 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, прибыв в Новосибирск для ознакомления с жизнью Новосибирской епархии, освятил Александро-Невский собор и накануне престольного праздника Вознесения Господня тезоименитого кафедрального собора совершил чин наречения моего недостоинства во епископы. В самый день праздника, 16 мая 1991 года, за праздничной божественной литургией состоялось поставление меня во епископа с титулом Томский, викарий Новосибирской епархии.

В 1993 году 11 июня с образованием Кемеровской епархии Святейший Патриарх Алексий II и Священный Синод определили меня временно окормлять новообразованную епархию, а в ноябре месяце утвердили меня постоянно править Кемеровской епархией, и это послушание я несу до настоящего времени.

За пять с половиной лет служения в Кемеровской епархии произошли большие позитивные изменения.

Так, в 1993 году в Кемеровской епархии числилось 62 прихода, 79 священников, 8 диаконов, 15 воскресных школ, 6 церковных библиотек, в двух исправительно-трудовых колониях имелись две домовые церкви.

В настоящее время в епархии насчитывается 163 прихода, 157 священников, 14 диаконов, 71 воскресная школа, 135 церковно-приходских библиотек, 106 библиотек при учебных заведениях, больницах, исправительно-трудовых колониях и некоторых государственных (областных и городских) библиотеках.

Построено и освящено 23 типовых храма, отреставрировано 7 храмов.

С 1994 года в епархии работает Кемеровский филиал Московского Свято-Тихоновского богословского института, на трех факультетах которого (катехизаторском, пастырско-богословском и педагогическом) обучается 97 студентов.

В 1994 году на юге епархии, в городе Новокузнецке, было открыто Духовное училище в честь святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.

В областном центре в 1997 году на основе трехстороннего договора между Кемеровской епархией, отделом образования городской администрации и средней общеобразовательной государственной школой N 79 открыта первая за всю историю земли Кузнецкой государственная православная школа.

Также в 103-х государственных учебных заведениях (школах, техникумах, училищах, вузах) факультативно ведется преподавание основ Православия.

При Институтах усовершенствования учителей в г.г. Кемерово и Новокузнецке организованы Курсы православной педагогики, слушателями которых являются преподаватели гуманитарных дисциплин средних и специальных государственных учебных заведений.

В больницах многих городов и населенных пунктов области имеются часовни или домовые церкви, где священнослужители совершают разного рода требы вопрошающих. Очень активно в деле проповедывания православной веры действуют создающиеся в городах православные сестричества.

Более 20 исправительно-трудовых учреждений Кузбасса окормляются духовенством нашей епархии.

В Кемеровской епархии уже второй год проводятся массовые благотворительные крещения. Объявления о совершении этого таинства в реках и естественных водоемах родного края привлекают огромное количество людей и вызывают у них чувство благодарности. Так летом 1997 года было окрещено тридцать две тысячи человек, а в 1998 году — тридцать четыре тысячи 884 человека.

Проводится духовно-просветительная работа на телевидении, радио, в периодических изданиях. Так областная газета "Кузбасс", орган издания администрации Кемеровской области, уже третий год сотрудничает с Кемеровской епархией и ежемесячно выпускает газету-вкладыш "Золотые купола" тиражом 29 тысяч экземпляров, каждый номер вкладыша получают все подписчики областной газеты "Кузбасс". Значит, читателями православной прессы становятся не только прихожане, но и люди светские, далекие от Церкви.

Желая поднять значимость Православной Церкви в обществе, Губернатор Кемеровской области Аман Гумирович Тулеев представил Законодательному собранию епископа Кемеровского и Новокузнецкого Софрония к награде "Почетный гражданин области". Эта награда была вручена в дни празднования 55-летия Кемеровской области.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II удостоил мое недостоинство 25 февраля 1998 года высоким саном Архиепископа.