Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

БОРИС ПАРАМОНОВ

О нем:

Борис Парамонов


e-mail: ParamonovB@rferl.org

Kомментатор в Нью-Йоркском бюро РС.

Родился в 1937 году. Кандидат философских наук, препoдавал историю философии в ЛГУ. Эмигрировал в 1977 году, сначала в Италию (где работал в организации Centro Russia Ecumenico), затем в США. С 1986 года - штатный сотрудник Радио Свобода, где ведет еженедельную передачу "Русские Вопросы" (первоначально "Русская Идея"). Сотрудничал практически во всех сколько-нибудь заметных органах эмигрантской печати, где опубликовал множество статей по самым разнообразным проблемам русско-советской истории и культуры. С 1990 года печатается в России. Постоянный сотрудник и член редакционной коллегии журнала "Звезда" (Санкт-Петербург). Статьи Парамонова переводились на английский, итальянский, иврит, болгарский и эстонский языки. Выпустил три книги, последняя - сборник статей под общим названием "Конец стиля". Живет в Нью-Йорке.

 

Финкельштейн, Эйтан. Русские голоса в зарубежном эфире. - Знамя. - 1996 г. - №7. - с. 187. Начинал с того, что все недостатки приписывал марксизму, верил в то, что появление собственников все изменит, плоха всякая революция, в т.ч. и в искусстве - надо не реформировать советскую жизнь, а искоренять. "В январе 96-го, комментируя драматические события в селе Первомайском, Парамонов заявил [по "Свободе"], что виновты во всем российские демократы; они, дескать, навязали президенту либеральные идеи, в которых тот и погряз. В Кремле же должен сидеть не демократ, а сильная личность, которая железной рукой выкорчует советское прошлое... Парамонов спорил с Солженицыным годами, но в конце концов оказался с ним в одном ряду солпов новой русской ортодоксии. Непременный плевок в сторону революции, непременный же поклон в сторону церкви. Презрение к интернациональному, респект -- национальному. Социальное равенство -- миф.  ... Новая ортодоксия в интеллектуальной упаковке Бориса Парамонова сменила сахаровские Мир, Прогресс и Права Человека в качестве идеи "Радио Свобода".

Парамонов Борис. Частная жизнь Бориса Пастернака. (Заметки о романе "Доктор Живаго"). - Континент, №35 (1983, №1). С. 315-345.

Самодостаточность культуры (искусства) - лишь внутри ренессансного гуманизма. Пережиток этого эстетизм (платонизм). Птолемеизм эстетства. 323: "Великие художники во все времена не поддавались эстетическому соблазну, потому что они всегда были выше культуры -- какой угодно культуры. Их корни ... уходят не в космос, а в хаос".

325: "Просто хороший писатель бежит от трагедии - не от литературного жанра, а от жизненной правды в эпоху, когда трагедия стала бытом. ... эстетика не открывает ему мир. а заставляет его разными ширмами".

326 "Пастернак не человека судит революцией, а революцию человеком. Очевидно, это и было сочтено антисоветчиной".

Живаго принимает революцию как гармонию с природой, "обыденщину", но тут же обнаруживает, что революция требует жизни ребенка - не может выйти за лекарством для больного сына из-за боев на улицах (327).

Пастернак (Проза, 345) в письме Рильке (покойному уже): "Действительность, как побочная дочь, выбежала полуодетой из затвора и законной истории противопоставила всю себя, с головы до ног незаконную и бесприданную" (327).

Революция - на мгновение выпадение из времени в вечность. "Понималось, видимо, что не "царизм" пал ("царизм", "Версаль" - только символы культуры, истории, времени) - а некое изначальное проклятие" (328). Мгновение это не удержать.

Образ гармонии - Зыбушкино - правление переименовано в апостолат, а ля Китеж, главный помощник глухонемоей - заговоривший. Беззвучие - против языкастости культуры (неточность Парамонова: ведь народ восхищается не немотой, а победой над немотой). Безмолвие - черта природы против культуры. Стихия - культура (оппозиция Розанова). Глухонемой, выучившийся говорить механически - символ большевизма, "чудо подменено прогрессом" (333).

Славянофильство как русский вариант немецкого романтизма, "главное не в противопоставлении хороших русских нехорошим русским, а противопоставление плоскостной культуре религиозной глубины и полноты. В этом смысле иудей Лев Шестов - самый настоящий славянофил" (331).

Тема "щей горшок, да сам большой" - покой. Розанов: святость быта, частной жизни. Живаго: топка печей важнее революции. Русский вариант Частного времени.

Николай Николаич проповедует Соловьевскую идею христианства как сердца прогресса -- против этого Достоевский, Мережковский, Федоров. "Христианство, экстериоризированное в историю, утрачивает главную свою тему - мистерию личности ... Историософский оптимизм никак не вяжется с христианством, и это понял уже сам Соловьев в "Трех разговорах", Постепенно веховцы отошли от этих идей, надо подчеркнуть -- еще до революции ... Сходный процесс ... в движении от т.н. либеральной теологии к неопротестантизму Карла Барта" (335) и Бердяев - в истории не образуется Царства Божия.

Николай Николаич - будущий обновленец - с. 336 - (перелет).

Плохо: "выпадая в историю, эти люди лишаются биографии. Судьба у них усреднена, как в косяке сельдей. ... Пастернак бежит от истории в христианство, как в природу" (341). Дело не в выпадении в историю, в природном судьба так же усреднена. Оппозиция история - природа ложная, как социализм-капитализм, а правильная - свобода и рабство. "Христианство для Пастернака не означает ничего другого, кроме противопоставления истории - и частной жизни, возведенной в значение чуда" (342).

Связь быта с феминизмом у Розанова, Пастернака (Лара). Возвращение языческого феминизма. "Вечно-бабье" вовсе не вечно, оно разное в язычестве и в Частном Времени.

"Мы увидели на примере Пастернака, что само христианство в осмыслении художника становится частным делом. Встает - в который раз? - вопрос о христианской общественной культуре - и ведет за собой ближайшую ассоциацию: Великий инквизитор. Это ведь его слова: христианство слишком высоко для всех, это религия аристократическая, религия гениальных одиночек" (344). Надо "снять противоречие добра и злой силы" (345). От себя: Частное Время дает каждому возможность стать аристократом. Господство же аристократии подавляло потенциальный аристократизм всякой личности. Утверждая аристократизм через принуждение и титул, уничтожали аристократизм.

Статья июля 1978 г.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова