|
Общедоступный православный университет, основанный
протоиереем Александром Менем
студент 2-го курса Поляков
Александр В.
Реферат по курсу «Экзегетика
Нового Завета. Евангелие по Марку»
Преподаватель — магистр богословия
Кузнецова В.
Н.
1999 г.
I.
a.
В евангелиях неоднократно встречается выражение «Сын
человеческий».[1] Это буквальный перевод древнееврейского, а так же арамейского,
идиоматического выражения, означающего "человек, некто"[2], "особь человеческого рода"[3]. Эти Слова — «столь
же неестественные по-гречески, как и в переводах, —
являются калькой с арамейского, на котором говорили и сам Иисус,
и Его ученики»[4].
Выражение «Сын человеческий» в Новом Завете, как
правило, встречается, когда евангелисты передают слова Иисуса.[5]
Это выражение встречается во всех евангелиях, а это означает, что
его использование нельзя объяснить индивидуальной манерой кого-либо
из евангелистов. Можно заключить, что это было «характерным выражением
самого Иисуса»[6]. «У евангелистов, по-видимому,
были некие основания переводить его с такой почти топорной буквальностью»[7]
(вместо того, чтобы написать «человек» или «Я»).
В связи с этим выражением встают два основных вопроса.
1) Всегда ли, говоря о «Сыне человеческом», Иисус имел в виду Себя?[8]
2) Почему Иисус использовал это выражение и какой смысл вкладывал
в него?
Из многих мест, где Иисус пользуется этим выражением,
совершенно ясно, что там Он говорит о Себе[9] (см. напр., Мк.2:10; 8:31; 9:9;
9:31; 10:33; 10:45; 14:21; 14:41). «Те, кто изъяснялся по-арамейски
в Палестине, нередко подменяли словами "сын человеческий"
(т.е. "человек") местоимение первого лица».[10]
(Так же как по-русски говорят о себе «ваш покорный слуга».)
Возможно, в некоторых случаях Иисус говорил так неопределённо,
чтобы слушающие Его «не знали точно, себя ли Он имеет в виду»[11]
или говорит о ком-то другом (или о человеке вообще). По мнению
Ч. Додда у Иисуса была причина говорить так: некоторые
Его высказывания "отличаются такой смелостью, что одно это
уже оправдывает употребление третьего лица».[12].
Возможно, Иисус говорил так, чтобы те, кто готов принять Его весть,
правильно поняли Его, а остальным приходилось спрашивать: «Кто этот
Сын человеческий?» (Ин.12:34).
b.
Р. Шнакенбург предлагает следующую
классификацию высказываний Иисуса в Мк., в которых говорится о «Сыне
человеческом»:[13]
1) «эсхатологическое величие
Иисуса» — 8:38; 13:26; 14:62;
2) «Его современное значение (великие "полномочия",
право прощать грехи)» — 2:10; 2:28.
Вообще говоря, если рассматривать фрагмент Мк.2:23-28
вне контекста 2-й гл. Мк., то можно предполагать, что в 2:38 Иисус
говорит о «человеке вообще», т.е. о том, что нужды человека
важнее закона о Субботе. Но из ближайшего контекста можно заключить,
что, по крайней мере, в интерпретации Марка, здесь Иисус говорит
о Себе.
Существует и другой подход... По мнению некоторых
исследователей 2:10 заключает в себе определённую проблему. «По
словам Марка, Иисус уже на такой ранней стадии Своего
служения, в присутствии <неверующих> в Него, заявил о Себе
как о Сыне Человеческом. За исключением этих двух случаев (2:10
и 2:28), в повествовании Марка этот «титул» не встречается до тех
пор, пока Пётр не исповедал Иисуса <Мессией> [14]
(8:29). После этого он повторялся 12 раз, играя решающую роль в
раскрытии Иисусом Себя перед учениками. В связи с
этими соображениями, а также в связи с тем, что в середине стиха
меняется адресат речи Иисуса, было выдвинуто «предположение, что
первую часть 2:10, может быть, следует рассматривать как "мысль
в скобках" или редакторское замечание самого Марка (схожие
места находятся в 2:28; 7:3-4). <……> Фраза, начинающая
2:10, — "но чтобы вы знали" —
может быть передана как "вам же (читателям Мк.) следует знать,
что ..."»[15]
3) Его путь страданий,
смерти и воскресения — 8:31; 9:9; 9:12; 9:31; 10:33;
10:45; 14:21; 14:41. (Когда Пётр признал Иисуса Мессией (8:29),
Иисус «заговорил о Своей миссии пользуясь "титулом" "Сын
человеческий"»[16])
g.
Ясно, что «Сын человеческий» в устах Иисуса часто
звучит как титул.[17]
Особенно интересен в этом отношении «ответ Иисуса
первосвященнику, когда тот спрашивал, считает ли Он себя Мессией:
"И вы увидите Сына Человеческого сидящим по правую руку Силы
и идущим с облаками небесными" (Мк.14:62)».[18]
У нас нет достаточных свидетельств, чтобы считать,
что ко времени проповеди Иисуса выражение «Сын человеческий» стало
синонимом «Мессии». Возможно этот «титул» создан самим Иисусом на
основе образа из видения пророка Даниила — см.
Дан.7:1-18 [19].
Это «видение грядущего. Сперва проходит вереница
причудливых и хищных зверей, а затем "с облаками небесными" —
"как бы сын человеческий" (т.е. человек, а не животное),
который и получит вечное владычество в Царстве. Пророк сам даёт
ключ к пониманию образа. Звери — это жестокие языческие
империи, угнетающие Израиль, а человеческий образ —
"народ святых Всевышнего". Таким образом, перед нами <…>
воплощение Народа Божьего, сначала угнетённого, а затем отмщённого
и с триумфом идущего к престолу Всевышнего. Это не только видение
конечной победы дела Бога над всеми силами мира сего, но и упование
на историческую победу Израиля над поработителями».[20]
Реакция первосвященника (и иже с ним) на ответ Иисуса
(Мк.14:63-65), свидетельствует о том, что, узнав в Его словах явную
аллюзию на видение Даниила, члены синедриона, производившие допрос,
восприняли Его ответ как претензию на мессианское достоинство.
Возможно, «Иисус действительно пользовался образной
системой предания, знакомой Его современникам. Но, <…> хотя
образность в значительной степени была унаследована, разные люди
вкладывали в нее разный смысл. Иисус мог ею пользоваться, однако
это не значит, что Он придавал всем символам буквальное значение».[21]
d.
Закономерен вопрос: так почему же Иисус прямо не
называл Себя «Мессией»?
Видимо, это было связано в первую очередь с тем,
что Его понимание Своего «мессианства», Своей задачи сильно отличалось
от народных представлений и чаяний.[22]
"Титул" "Сын человеческий" «особо
соответствовал миссии Христа во всей глубине её значения. Не неся
в себе никаких политических "оттенков", он не подавал
ложных надежд. В то же время он допускал более чем одно толкование
(подобно притчам), и, значит, позволял соблюдать равновесие между
факторами "сокрытости" и откровения в жизни и служении
Иисуса (см. Мк.4:11-12). Элементы страдания и славы сочетались в
нём, как ни в каком другом».[23]
II.
a.
Выше мы рассматривали проблему использования термина
«Сын человеческий» с более или менее «консервативной» точки зрения.
Такую позицию, можно, наверное, коротко охарактеризовать так: «авторы
(составители, редакторы) канонических евангелий верно передали всё,
что говорил и делал Иисус».[24] Во второй части мы обратимся
к некоторым выводам «критических» исследователей.[25]
b.
В монографии «Единство и многообразие в Новом Завете»
Д. Д. Данн рассматривает предположение,
что «Иисус — Сын человеческий» было одним из первых
исповеданий веры христиан.
«В течение нашего столетия ведущие специалисты по
Новому Завету исследовали речения, в которых использованы слова
"Сын Человеческий", и пришли к выводу, что возвести их
все к Иисусу невозможно; по крайней мере, некоторые из них должны
были сложиться уже в послепасхальной ситуации».[26]
«До какой степени речения о Сыне Человеческом в их
нынешнем виде выработаны древнейшей общиной? Иначе говоря, до какой
степени эти речения выражают веру первых христиан? Отражают ли речения
о Сыне Человеческом вероисповедальную формулу: "Иисус есть
Сын Человеческий"? Основная проблема здесь в том, что возможна
неоднозначная интерпретация существующих свидетельств и достигнуть
окончательных выводов не удаётся. <!> Вот важнейшие варианты
интерпретации.
а) Все речения о Сыне Человеческом выработаны
древними церквями; ни одно из них не восходит к Иисусу. В
таком случае верование, что Иисус есть Сын Человеческий, было, вероятно,
древнейшим проявлением новой послепасхальной веры, отличающей учеников
Иисуса. <……> Однако, исходя из такого представления, довольно
трудно понять, почему первые христиане решили отождествить Иисуса
с Сыном Человеческим; ещё труднее объяснить, почему эта новая
вера породила предание в его существующем виде, когда все утверждения
со словами «Сын Человеческий» фигурируют только в прямой речи Иисуса
и ни одно из них не сохранилось в другом контексте <кр. Деян.7:56
и книги Откр.>. <…>
б) Некоторые из речений о сыне Человеческом
восходят к Иисусу; предание в существующем виде более или
менее донесло до нас их первоначальную форму. Таковы высказывания
Иисуса, где Он указывает на будущее пришествие Сына Человеческого,
говоря не о Себе, а о ком-то другом — особенно
Мк.8:38, Лк.12:8-9, см. также Мф.24:27/Лк.17:24, Мф.24:37,39/Лк.17:26,30;
Мф.24:44/Лк.12:40; Мф.10:23; Лк.11:30, 17:22. Вот основное соображение,
которое позволяет довольно уверенно возводить эти высказывания к
Иисусу: уж очень не похоже, чтобы подобное разграничение между превознесённым
Иисусом и Сыном Человеческим осуществила первоначальная община.
Творческая роль древнейших церквей, согласно этой концепции, начиналась
с отождествления Сына Человеческого и самого Иисуса, теперь уже
превознесённого. Сначала в тех речениях Иисуса, которые указывали
на будущее пришествие Сына Человеческого, этот Сын Человеческий
был отождествлён с самим Иисусом; потом предание таких речений было
дополнено новыми речениями, описывающими деятельность Сына Человеческого
на небесах и Его пришествие со славою, а затем —
речениями о деятельности Иисуса на земле и о Его страданиях.
Ключевой вопрос вот в чём: действительно ли Иисус
ожидал пришествия кого-то большего, чем Он сам? Единственное
реальное свидетельство в пользу такой гипотезы —
это вышеуказанные речения о Сыне Человеческом. Достаточно ли этого?
Заставляют ли тексты Лк.12:8-9 и Мк.8:38 признать различие между
Иисусом и Сыном Человеческим? Такая интерпретация идёт вразрез с
элементом реализованной эсхатологии в провозвестии Иисуса: исполнение
эсхатологических ожиданий в служении самого Иисуса противопоставлялось
приуготовительному характеру предшествовавших событий, а Иоанну
Крестителю отводилась роль Предтечи (см., в частности, Мф.11:11/Лк.7:28,
Мф.12:41-42/Лк.11:31-32). Кроме того, мы вправе спросить, почему
эта вера в Иисуса как небесного Сына Человеческого породила предание,
в котором апокалиптический титул применяется к земной деятельности
Иисуса; почему, скажем, столь неподходящие высказывания, как Мф.8:20/Лк.9:58,
должны были выражать веру в прославленного на небе Иисуса. Ничего
подобного не случалось с другими титулами прославления; наоборот,
если Лука использует в своём Евангелии титул "Господь",
то его употребление имеет явно редакторский характер и несомненно
отражает послепасхальную точку зрения Луки.
в) Третье мнение заключается в том, что, по крайней
мере, некоторые из речений о Сыне Человеческом восходят к
нетитулярному (то есть не имеющему значения титула) обороту
речи Иисуса. Таким образом, подразумевается, что Иисус иногда
употреблял арамейское выражение бар ’энАшА
(«сын человеческий») в том же смысле, что и в Пс.8:5б (ср. Евр.2:6),
то есть в значении «человек» вообще, не относя эти слова исключительно
к Себе. Таким мог быть первоначальный смысл некоторых речений у
синоптиков, например, Мк.2:10, 2:28 ("Суббота для человека
<…> посему сын человеческий [=человек] есть господин субботы");
Мф.8:20/Лк.9:58 и Мф.11:18-19/Лк.7:33-34. Некоторое подтверждение
такому объяснению даёт Евангелие Фомы, в котором сохранилось только
одно речение о Сыне Человеческом — Логия 86 [27],
весьма близкая к Мф.8:20/Лк.9:58. Отдельные логии у Фомы, по-видимому,
восходят к независимому раннеарамейскому источнику. Так что факт
можно счесть подтверждением версии о происхождении предания, связанного
с выражением «Сын Человеческий», из нетитулярного употребления выражения
бар ’энАшА.
Тогда роль древнейшей общины в оформлении речений
о Сыне Человеческом выглядит примерно так. Попытка отыскать в Ветхом
Завете подходящие понятия для выражения веры в превознесённого Иисуса
могла привести к образу небесного Сына Человеческого в Дан.7:13.
В связи с этим могли появиться речения, отождествляющие с этим образом
воскресшего Иисуса — либо на основании существующих
речений типа Пс.8:5, либо независимо от них. В процессе развития
предания эти первоначальные нетитулярные речения приобретали христологический
титулярный характер («сын человеческий» стал «Сыном Человеческим»);
эта стадия отражена в Q[28]. На следующем этапе данное
предание слилось с развивающейся керигмой креста (Павел), образуя
группу речений о страдающем Сыне Человеческом у Марка. Четвёртое
Евангелие упрочило эту связь, соединив образ Сына Человеческого
со свойственными Иоанну мотивами возвышения и прославления Иисуса,
и ещё более расширило данное предание, чтобы включить в него идею
предвечного бытия (Ин.3:13, 6:62).
Однако Евангелие Фомы — сомнительная
опора в данном случае, ведь эсхатология Фомы вряд ли была типична
для возвещения Иисуса или для ранних формул керигмы. <…> Более
веским является то соображение, что высказывания, отнесённые к типу
Пс.8:5, едва ли имеют какой-то смысл, если Иисус говорит в них
не о самом Себе. Просто нелепо утверждать, например, что вообще-человек
«не имеет, где приклонить голову» (Мф.8:20/Лк.9:58); эту логию можно
понять только как указание на собственную миссию Иисуса —
миссию странствующего проповедника. В Мф.11:18-19/Лк.7:33-34 дело
обстоит ещё яснее. Если эти высказывания действительно принадлежат
Иисусу, значит они выражают Его манеру говорить о Себе в третьем
лице: бар ’энАшА.
г) Четвёртая точка зрения — вариант
третьей: употребляя выражение бар ’энАшА, Иисус говорил
о самом Себе, но умышленно использовал неопределённую форму («некто»).
Правда, не совсем ясно, встречались ли в Палестине времён Иисуса
аналогичные случаи употребления этого выражения. Но как бы то ни
было, сама синоптическая традиция даёт лучшее доказательство
того, что Иисус говорил бар ’энАшА именно
о Себе: ведь такая гипотеза наилучшим образом объясняет тексты,
о которых речь шла выше (в начале пункта «в»); расхождения в нынешних
формах некоторых других текстов тоже легче всего объясняются, если
мы признаем бар ’энАшА в качестве их общей первоначальной
формы (см., например, Мф.5:11/Лк.6:22; Мф.10:32/Лк.12:8); становится
также ясно, почему в одной из параллельных версий читается «Я»,
а в другой «Сын Человеческий» (см., например, Мф.5:11/Лк.6:22; Мф.10:32/Лк.12:8;
Мф.16:13/Мк.8:27).
Самый трудный вопрос из тех, на которые должна ответить
эта гипотеза: где начинается прямое влияние Дан.7:13 на речения
о Сыне Человеческом? Как мы уже отмечали, трудно признать, что изначально
апокалиптический образ Сына Человеческого, заимствованный из Дан.7:13,
мог настолько разрастись, чтобы вобрать в себя даже такой неапокалиптический
материал, как Мф.8:20/Лк.9:58. Почти так же трудно поверить, что
Иисус мог использовать форму бар ’энАшА одновременно
в идиоматическом значении Пс.8:5 и в образном смысле Дан.7:13. И
всё же неопределённый характер формы бар ’энАшА
, которую Иисус, по крайне мере иногда, употреблял с намёком на
Дан.7:13, — это, по-видимому, наиболее правдоподобный
вариант из всех четырёх гипотез. Скорее всего, надо признать
влияние Дан.7:13 на выражение бар ’энАшА в устах
Иисуса достаточно глубоким, но при этом помнить, что слова
Дан.7:13 не имеют значения мессианского титула; этот текст даёт
просто человеческий образ, представляющий или символизирующий гонимых
в маккавейские времена приверженцев Закона в их конечном оправдании
небесным судом. В таком случае вполне возможно, что речения о страдающем
Сыне Человеческом (или некоторые из них), несмотря на их отсутствие
в Q, также восходят к высказываниям Иисуса с неопределённым
выражением бар ’энАшА.
Итак, роль древнейшей общины в развитии предания
речений о Сыне Человеческом была, скорее всего, следующий. Первые
христиане унаследовали ряд высказываний Иисуса с выражением бар
’энАшА . Во всех (или почти во всех?) этих высказываниях
Иисус имел в виду Себя, и, по крайней мере, некоторые из них (большая
часть? все?) содержали аллюзию на видение Дан.7 либо находились
под большим или меньшим влиянием этого текста. Таким образом, в
них имелась некая имплицитная христология. <…>»[29]
g.
Р. Шнакенбург
в работе «Новозаветная христология» исследует
использование термина «Сын человеческий» в Мк. в плане рассмотрения
взгляда евангелиста на «соотношение между земным и прославленным
Иисусом».
«<…> Для Марка решающее значение
имели два наименования <Иисуса>, а именно: "Сын Божий"
и "Сын Человеческий". В них положительно сконцентрировано
значение, которое придаёт евангелист Иисусу».[30]
Наименование Иисуса "Сыном Человеческим"
«в понимании Марка не находится в противоречии с титулом "Сын
Божий", но позволяет рассматривать дело Иисуса и Его значение
в новом, священно-историческом аспекте. Не задаваясь вопросом о
происхождении этого имени, обратим лишь внимание на его употребление
в Евангелии от Марка».[31]
По мнению Р. Шнакенбурга
главную роль «по происхождению и соответственно истории предания»
следует отвести первой группе высказываний Иисуса, содержащих «титул»
«Сын Человеческий» (см. выше, 1 b,
«эсхатологическое величие Иисуса»). «Однако последняя группа[32]
наиболее многочисленна и лучше раскрывает богословие Марка. То,
что Иисус когда-то явится как Сын Человеческий на последний суд
(8:38; 14:62) и для окончательного спасения Церкви (13:26), —
идея, унаследованная от раннехристианской традиции; подобные свидетельства,
независимо друг от друга встречаются в источнике «изречений Иисуса».
Но то, что Сын Человеческий имеет власть отпускать грехи (2:10)
и вообще является решающей инстанцией, Господом (`o
kurioV) Своей общины (2:28), по-видимому, отражает
сознание эллинистской общины, согласно которому Грядущий уже царствует
здесь. Связь наименования Сын Человеческий с современными свидетельствами
о земном Иисусе также засвидетельствована уже в древнейшем слое
предания «источника изречений» (Лк.7:34; Мф.11:19; Лк.9:58; Мф.8:20).
Что же касается свидетельств о страданиях и (Воскресении) Сына Человеческого,
то Марк здесь передаёт, вероятно, древнее предание, но не исключено,
что он участвовал в разработке этого богословия. Во всяком случае,
он обращает особое внимание на страждущего Сына Человеческого, приносящего
Себя в жертву (10:45) и достигающего Воскресения через смерть <…>.[33]
«С богословием Сына Человеческого, совершенно преданного
людьми, связано обетование Его прославления. Пророчества о страданиях
всегда сопровождаются возвещениями Воскресения; возможно даже, что
действительный залог («воскреснет» вместо «будет воскрешён») указывает
на величие Страждущего и Воскресшего. Наряду со словом о чаше смерти
и о крещении смерти можно видеть свидетельства о прославлении (10:37,50).
<……> То, что Воскресение связано с богословием «Сына Человеческого»,
подтверждает 9:9.
Если в этих свидетельствах о Сыне Человеческом (о
необходимости страданий в плане истории спасения), ещё не раскрыт
сотериологический характер смерти Иисуса, то этот пробел (возможно,
объяснимый в плане истории предания) заполняется в 10:45 в словах
об искуплении. Здесь ясно указано, (что, впрочем, намечается в некоторых
выражениях пророчеств о страданиях, особенно в 9:12), что с наименованием
«Сын Человеческий» связана идея об Отроке Божием Ис.53: , который
приносится в жертву «за многих». В богословии Марка это объяснение
Своей смерти, данное Иисусом на Тайной Вечере (14:24) без труда
совместимо с идеей о Сыне Человеческом. Лишь благодаря этому вырисовываются
контуры единой христологии, связанной с титулом «Сын Человеческий»
и в определённой (нам неизвестной) форме уже содержащийся в более
древнем предании».[34]
Использованная литература
Канонические евангелия. /пер. с греческого В. Н. Кузнецовой
п./ред. С. В. Лёзова и С. В. Тищенко/ — М.:
«Наука». Издат. фирма «Восточная литература», 1993.
[BKC] Толкование евангелий и книги
Деяний апостолов. /пер. с англ.; название оригинала «Bible Knowledge
Commentary» Ed. J. Walvoord, R. Zuck/ — Киев: «Демос»,
<1994>
Додд Ч.Г. Основатель христианства.
/пер. с англ. С. В. Тищенко п./ред. Н. Л. Трауберг/ —
М.: «Наука». Издат. фирма «Восточная литература», 1993 // ……………………….
Данн Д.Д. Единство и многообразие
в Новом Завете: исследование природы первоначального христианства.
/пер. с англ./ — М.: ББИ, 1997 // ……………………….
Шнакенбург Р. Новозаветная христология. —
Брюссель, 1986 // 3-й отдел: Взгляды синоптиков на соотношение между
«земным Иисусом» и «прославленным Христом» / 1. Евангелие от
Марка (стр. 51-62).
[КПБ] Ключевые понятия Библии
в тексте Нового Завета. — С.-П.: «Библия для всех»,
1996 // статья «Сын Человеческий».
Лёзов С.В. Канонические евангелия
(Введение). /стр. 5-78/ и Основные мотивы интерпретации Мк.
/стр.116-134/ — в кн. Канонические евангелия.
[1] В Мк. оно встречается 13 раз в ед. ч. и 1 раз
во множ. ч. (Мк.13:28)
[2] КПБ, 382
[3] Додд, 109-110 (Интересно,
что именно в Мк. это выражение однажды используется Иисусом в значении
«человек вообще» — Мк.13:28, тогда как в параллельных
местах (Мф.12:31 и Лк.12:10) его нет.)
[4] там же
[5] Исключения: Деян.7:56 — Стефан
о прославленном Иисусе Христе; Евр.2:6 — цитата
из Пс.8:5 или 143:3; Откр.1:13; 14:14 — о прославленном
Иисусе; Еф.3:5 — во множ. числе в значении «люди»;
Ин.12:34 — реакция слушателей на слова Иисуса.
Фразы, содержащие слова «Сын человеческий» в Мк.2:10а; 2:28,
понимаются некоторыми толкователями как примечание, комментарий
евангелиста к словам Иисуса; см. ниже (b).
[6] Данн, 75-76
[7] Додд, 109-110
[8] Этот вопрос будет затронут во второй
части (II b).
[9] «Чаще всего слова "Сын Человеческий"
у Иисуса можно заменить местоимением "я", и смысл не изменится»
(Додд, 110)
[10] Додд, 110-111
[11] там же
[12] там же
[13] см. Шнакенбург, 59-60
[14] в BKC: «Сыном Божиим» (?)
[15] BKC, 114-115
[16] см. BKC, 145
[17] КПБ, 383
[18] Додд, 115-116
[19] КПБ, 382-383
[20] там же
[21] Додд, 113-114
[22] см. тж.: КПБ, 383-384
[23] BKC, 145
[24] Вероятно,
чем больше читатель размышляет над евангельским текстом и том, что
нам известно, например, о историческом контексте евангельских событий,
тем у него больше оснований критически подходить к тексту.
[25] •
Критическое исследование Нового Завета способствует разрушению иллюзорного
представления о том, что традиционное понимание текста является
полным и окончательным. • Опасность критического
подхода в том, что любой исследователь подходит к тексту в какой-то
мере субъективно, предвзято (при желании можно «доказать» всё, что
угодно). Видимо, какой-то защитой от субъективности является обсуждение
результатов исследования в научной среде. • По
мнению свящ. Александра Меня «задача православной науки о Священном
Писании состоит в органическом соединении историко-критического
подхода с подходом к Библии как Божественному Откровению». (А. Мень
«ОПЫТ КУРСА ПО ИЗУЧЕНИЮ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ. ВЕТХИЙ ЗАВЕТ», т. I,
«От составителя»)
[26] Данн, 75-76, см. тж. далее
[27] Логия 90 по переводу М. К. Трофимовой (см..:
«Апокрифы древних христиан.» М., Мысль, 1989, с.259)
[28] гипотетический «источник речений ("логий")
Иисуса» — см. Лёзов, 37
[29] Данн, 77-80
[30] Шнакенбург, 51
[31] Шнакенбург, 59-60
[32] «Путь страданий и смерти»
[33] там же
[34] Шнакенбург, 61-62
|
