ЕВАНГЕЛИЕ (ЖАНР)

Cм. текстология НЗ;

Stanton, Graham. Jesus and Gospel. Cambridge University Press, 2004.

*

Дискуссия о литературном жанре Е. охватывает две основные проблемы: 1) литературная природа канонических Е. как пространных прозаических повествований о служении Иисуса Христа и их соотношение с другими раннехристианскими памятниками; 2) соотношение Е. с греко-римской литературной средой.

У этой дискуссии есть и две практические задачи: 1) лучшее понимание места Е. в истории раннего христианства и греко-римского мира; 2) более глубокая их интерпретация в силу того, что характерные особенности Е. становятся яснее при сопоставлении с их литературной основой.

До 1970-х гг. почти все были согласны в том, что Е. представляют собой уникальный литературный жанр в греко-римском мире и что кажущиеся аналогии с другими раннехристианскими или греко-римскими произведениями не имеют принципиального значения. Однако это положение было поставлено под сомнение, и теперь ряд ученых доказывают, что некоторые особенности Е. роднят их с определенными типами греко-римской литературы, особенно с жизнеописаниями (биографиями).

У обеих сторон в этом споре есть законные основания на свою точку зрения. С одной стороны, Е. обладают некоторыми характерными признаками греко-римской литературы, и в свете этого их можно отнести к определенным жанрам литературы того периода. Более того, можно ожидать, что авторы НЗ испытывали влияние литературных условностей и приемов античной эпохи. В то же время Е. в своем роде уникальны и поэтому образуют - по крайней мере отчасти - особую литературную категорию, или «под-жанр». Иначе говоря, евангелисты, хотя и находились под влиянием литературного окружения, все же создали такие произведения, истоки и характеристики которых можно понять достаточно адекватно, лишь обратившись к языку первых христианских общин; ведь для них и были написаны Е.

1.Определение и значение жанра.

2.Научная дискуссия.

3.Жанр Евангелий.

4.Заключение.

1. Определение и значение жанра

Литературный жанр - это категория или разновидность литературы: например, биография, роман или повесть. Литературные жанры не являются универсальными или неизменными категориями, они зарождаются, развиваются и изменяются во времени, и жанры, популярные в одну эпоху или в одной культуре, могут исчезнуть в другой. Даже если, например, такой литературный жанр, как биография, существует в разных культурах, его специфические характеристики нередко существенно варьируются. Поэтому, определяя жанр конкретного литературного произведения, следует иметь в виду жанры, приемы и условности, относящиеся к эпохе создания произведения. Так, например, к вопросу о жанре (жанрах) Е. нужно подходить, сравнивая их характеристики с разновидностями литературы, распространенной в греко-римском окружении (по крайней мере, доступной для исследователей). Жанры следует осмысливать, имея в виду совокупность характеристик или признаков. Анализ принадлежности произведения к тому или иному литературному жанру должен включать сопоставление всех характеристик соответствующего жанра и изучаемого произведения. Внимание лишь к отдельным его характеристикам часто приводит к ошибке. Сочинение можно отнести к определенному жанру только с той степенью достоверности, насколько правильно поняты его характеристики в рамках именно данного жанра.

При определении жанра нужно учитывать следующие характеристики и факторы: 1) формальные признаки (напр., композиция, стиль, основные темы и приемы изложения); 2) намерения и цели автора; 3) процесс создания произведения; 4) среда, в которой работал автор; 5) цели и назначение произведения; 6) содержание. Каждый читатель связывает с произведением собственные ожидания, которые задают манеру чтения и влияют на восприятие и понимание текста. Знакомство с жанром произведения позволяет понять его в свете особенностей и намерений, характерных для этого жанра. Если автор намеревался писать, сообразуясь с условностями и признаками определенного жанра, то установить жанр произведения сравнительно легко.

Но иногда положение не так просто. Например, если автор выбирает некоторый жанр для достижения целей, обычно не ассоциируемых с данным жанром, или если он не достаточно точно следует всем требованиям этого жанра, то отнести его произведение к определенной категории бывает трудно. Во всяком случае, идентификация литературного жанра требует компетентного суждения, основанного на глубоком знании произведения и его литературного и социального контекста.

2. Научная дискуссия

Вопрос о жанре Е. - это в основном проблема наших дней, характерная для современного исторического изучения НЗ. Культурная и временная дистанция от I в. и нынешнее стремление преодолеть ее путем тщательного изучения приводят к попыткам анализировать Е. в их литературном контексте. Интересно отметить, что дискуссия на эту тему тесно связана с бурным развитием исследований Е.

2.1. Единое мнение на ранних этапах. В 1915 Ч. У. Воуто высказал мнение, что Е. сходны с народными жизнеописаниями греко-римской эры. Однако в 1923 К. Л. Шмидт, возражая Воуто, доказательно утверждал, что Е. - самобытный вид раннехристианских писаний и что его особенности невозможно объяснить ссылками на какой-либо иной вид литературы Древнего мира. Эта позиция стала общепринятой среди исследователей НЗ и фактически не менялась вплоть до последних десятилетий.

Доводы Шмидта в значительной мере отражали положение, высказанное ранее Ф. Офербеком, который характеризовал НЗ как довольно простое, безыскусное произведение по сравнению с гораздо более изысканной литературой классических авторов и христианских писателей конца II в. и более поздних. Таким образом, Шмидт следовал подходу, применявшемуся на ранних стадиях развития метода анализа форм*, представители которого были склонны рассматривать Е. в основном как собрание преданий об Иисусе, сложившихся в первохристианских общинах, а творческий вклад евангелистов сводили к минимуму. Более того, сторонники этого метода настаивали, что стимул к созданию Е. был не литературным, а керигматическим (от греч. kerygma - «проповедь», «провозвестие»). То есть исследователи, занимавшиеся анализом форм, подчеркивали, что Е. заключают в себе первохристианское провозвестие о миссии и значении Иисуса и что они были написаны исключительно ради этого провозвестия.

2.2. Новая постановка вопроса. В 1970-х гг. соотношение Е. и греко-римской литературы было исследовано по-новому. Одной из причин пересмотра прежних взглядов, которые ранее разделяли почти все исследователи, стали результаты изучения Е., проведенного в 1950-х гг. и позднее. Благодаря им установился определенный баланс между методом анализа форм, при котором Е. рассматривались как собрание преданий, и методом анализа редакций*, где большое внимание уделялось роли евангелистов как деятельных редакторов предания и (или) его авторов, в значительной степени определивших характер своих рассказов об Иисусе (историко-литературная критика*). Хотя в некоторых более ранних исследованиях Е. классифицировались как «ареталогии» (рассказы о «божественных мужах»* древности), эта категория оказалась нежизнеспособной по целому ряду причин (см., напр., X. Ч. Ки), в т. ч. из-за отсутствия надежных данных о наличии такого жанра в древности.

В наши дни ученые, предполагающие существование связей между Е. и греко-римской литературой, сосредоточивают свое внимание на одном из трех жанров -биография, история, роман (повесть). Нынешняя дискуссия разворачивается и вокруг вопроса о том, относятся ли все Е. к одному жанру или их следует рассматривать по отдельности. Большинство специалистов, занимающихся этой проблемой, склонились к мнению, что вполне возможно найти связи между Е. и греко-римскими народными жизнеописаниями.

3. Жанр Евангелий

Надлежащее изучение жанра Е. предполагает необходимость рассматривать множество факторов, а различия между четырьмя каноническими Е. требуют анализа каждого из них в отдельности.

3.1. Основные факторы. Разумеется, необходимо принимать во внимание формальные характеристики Е. Они являются повествованиями об Иисусе; повествования отображают Его деяния и речения, расположенные в довольно произвольном хронологическом порядке и охватывающие период от начала Его общественного служения до смерти и Воскресения*. Это не беспристрастные рассказы: все евангелисты с воодушевлением поддерживают Иисуса и совершенно негативны по отношению к людям, Ему противостоящим. В Мф и Лк добавлены повествования о рождении Иисуса; в этом, по-видимому, проявилось намерение более наглядно показать Его земную жизнь (см. Рождение Иисуса*).

Манера повествования в канонических Е. и их общая форма как рассказов о служении Иисуса и Его смерти и Воскресении противопоставляют их дошедшим до нас апокрифическим евангелиям (см. Евангелия (апокрифические)*). Последние - это ряд писаний об Иисусе, которые включают различные речи и откровения (напр., Евангелие Фомы), фантастические рассказы о детстве Иисуса (так называемые Евангелия Детства) и другие сочинения, чем-то подобные каноническим Е.; но они сложились на основе иных религиозных устремлений (напр., Евангелие Петра). Специфическая форма Е. по сравнению с другой раннехристианской литературой позволила рассматривать их как самобытную группу или подгруппу в корпусе этой литературы и в ее истории.

Хотя каноническим Е. свойственны особые признаки (присущие прежде всего рассказам, которые повествуют о служении Иисуса), их жанр(ы) можно уподобить некоторым жанрам греко-римской литературы, в частности биографиям того времени (см., напр., Д. Э. Ауни, 1987, 17-76). В самом деле, в Е. есть характерные для них формальные признаки (ср., напр., «вступление» у Луки в 1:14 и вступления в греческих и римских сочинениях).

Однако, помимо формы повествования, при изучении жанра (жанров) Е. следует внимательно приглядеться к их содержанию. Но и здесь их допустимо сравнивать с греко-римскими биографическими сочинениями, которые популяризировали того или иного героя (см., напр., Ч. X. Толберт, Biographies, и Д. Л. Тайд). И все же Е. и НЗ в целом существенно отличаются от греко-римской литературы. Хотя в них представлены греко-римское темы, ценности и литературные мотивы (напр., описание Лукой смерти Иисуса как героического мученичества, поучения и события, происходящие во время трапезы, тема отношений между учителем и учениками), однако гораздо чаще евангелисты вспоминают ВЗ (имеется, в част., множество аллюзий и цитат) и обращаются к первохристианским верованиям, относящимся к Иисусу (Иисус как «Христос»). Эти особенности не облегчали восприятие Е. греко-римскими читателями; в то же время они указывают, что евангелисты никоим образом не копировали жанры современной им литературы. Далее, если учитывать работу над композиционным построением, которая, вероятно, имела место при написании Е., то можно обнаружить как общее сходство с произведениями греко-римской литературы, так и существенные отличия от них.

Авторы Е. не были первыми, у кого зародилась мысль рассказать о служении Иисуса. Следует считать доказанным вклад (иногда довольно весомый) других авторов в «конечный продукт». Однако и в плане формы, и очень часто (некоторые ученые считают, что всегда) в плане содержания Е. просто отражают существовавшие в первохристианских общинах предания об Иисусе. Таким образом, труд евангелистов не был литературной деятельностью в узком смысле слова, они исходили не из расхожих в греко-римской среде литературных условностей, а из потребностей веры, из духовных нужд христиан.

В рассказах о людях, связанных с теми или иными философскими традициями (напр., о Сократе, Пифагоре), могут оказаться элементы предания, которые долго хранили в памяти почитатели этих людей. Здесь есть некоторое сходство с отношением евангелистов к преданию об Иисусе. Однако прямой аналогии с куда более значительным преданием, доступным евангелистам, здесь нет: они поставили перед собой грандиозную задачу возвестить об учении Иисуса, о Его совершенно исключительной роли в движении первых христиан.

Популярность сочинений биографического характера в греко-римскую эпоху, возможно, привела к тому, что евангелисты сочли написание книг об Иисусе весьма достойной задачей. Но главная причина появления похожих на жизнеописание рассказов об Иисусе состояла в том, что первое христианское провозвестие было сфокусировано на Иисусе как на Личности, несущей откровение искупления (см., напр., Дж. Н. Стэнтон). Мысль евангелистов, основное содержание и весь повествовательный комплекс Е. отражают прежде всего сконцентрированное на Иисусе провозвестие раннего христианства.

То, что у Е. нет явно и формально зафиксированных имен авторов, свидетельствует об их безупречной верности преданию. В отличие от широко распространенной греко-римской практики в Е. «авторские права» не закреплены (ныне присутствующие указания на авторов были добавлены позднее, после того как Е. стали циркулировать в виде четырехчастного собрания). За исключением Лк (и в отличие от Деян) в Е. нет таких общепринятых фрагментов, как предисловия (вступления). Это наводит на мысль, что сами евангелисты считали себя в первую очередь не авторами, пишущими для широкой аудитории, но скорее «служителями (hypiretai) Слова» (Лк 1:2).

Кроме того, назначение и способ использования Е. были другими, чем у прочих книг. Как отмечалось выше, евангелисты писали не для широкой публики, а для христианских групп, к которым часто сами принадлежали. Предположение, будто Е. были составлены для ряда уже сложившихся читательских сообществ, не внушает доверия. Они явно были предназначены для совместного чтения и изучения в собраниях христиан и вскоре заняли свое место в чине богослужения. И хотя некоторые греческие и римские биографии тоже, возможно, предназначались для сторонников определенного философского течения, теснейшая связь Е. с раннехристианскими богослужением и миссионерством заставляет смотреть на них как на церковные документы, содержащие биографические мотивы, а не как на биографии религиозной тональности.

К тому же в греко-римских биографиях прославляемый центральный персонаж наделялся достоинствами, которых у него не было и которые даже не основаны на его авторитете. Наоборот, биограф показывал, что такой характер должен быть образцом, вмещающим многие достоинства (а иногда и пороки), уже оцененные писателем и рассказа о которых ждут читатели. Биографы старались показать сущность главного героя, рассказывая о событиях и речах, в которых проявился его характер.

Хотя евангелисты, как представляется, изображают Иисуса таким образом, чтобы ободрить Его последователей и воодушевить их к такой жизни, которая приличествует Его ученикам, едва ли можно утверждать, что Е. сосредоточены на сущности характера Иисуса и что Он показан в них прежде всего носителем отдельных достоинств. И в самом деле, там удивительно мало говорится о чертах характера Иисуса. Евангелисты были главным образом озабочены тем, чтобы раскрыть роль Иисуса в планах Бога, а не тем, чтобы обрисовать Его достоинства и добродетели. Таким образом, с точки зрения их главной темы и цели, а также в некоторых других отношениях Е. принципиально отличаются от всевозможных жанров греческой и римской литератур.

3.2. Евангелие от Марка. Поскольку сегодня оно обычно считается самым ранним из Е. и основным литературным источником для Мф и Лк, важно попытаться понять особенности Мк и приемы литературного оформления этого столь значительного повествования. Мф и Лк называются «синоптическими» как раз благодаря их большому сходству с Мк, и это делает вопрос о жанре последнего по крайней мере частично релевантным для двух других Е. (см. Синоптическая проблема*).

Уже довольно давно признано, что Е. от Марка и других синоптиков составлены из преданий об Иисусе, которые имели хождение в первохристианских общинах и которые можно классифицировать по нескольким видам (притчи*, рассказы о чудесах*, хрии/ афоризмы*, повествования о Страстях* и т. д.). Во всех этих материалах использовались разнообразные риторические приемы народных рассказчиков в том виде, в каком они существовали в проповеднической деятельности и повседневной жизни раннехристианской Церкви. В целом повествовательный стиль Марка свидетельствует о постоянном влиянии устного пересказа. Таким образом, Е. не являются только лишь литературными произведениями - они построены в тесной связи с учительной и проповеднической деятельностью первых христиан.

Некоторые исследователи отмечали, что композиция и форма рассказа Марка об Иисусе отражают общую структуру греческой трагедии (пролог, развитие действия, кульминация, кризис, катастрофа, развязка), а другие (немногие) высказывали мнение, что на евангелиста непосредственно повлиял этот жанр (напр., Г. Белезикян, Б. Стэндерт). Однако большинство ученых (напр., Д. Э. Ауни, 1987, 48-49) полагают, что сходство во многом объясняется случайными совпадениями и что композиция Марка отражает развитую повествовательную структуру домаркового предания об Иисусе, в котором Его служение, смерть и Воскресение описывались в образах и выражениях некой общей фабулы, широко распространенной в целом ряде древних литератур: праведник наталкивается на противостояние, подвергается преследованиям и в конце концов оказывается оправдан. Этот взгляд, видимо, верен, так как не только в Мф и Лк, но также и в Ин (которое обычно считается не зависящим прямо от синоптических Е.) в сущности отражена та же фабула (см. Синоптики и Евангелие от Иоанна*).

Некоторые черты Мк (а также Мф и Лк) характерны для древних жизнеописаний (напр., рассказ в виде коротких эпизодов, статичность характеров), но это не означает, что автор сознательно строил свое произведение в русле каких-либо литературных прецедентов или образцов. Однако если спросить, как евангелисту удалось создать письменное повествование об Иисусе в той форме, в какой он это сделал, то ответ, возможно, будет содержать указания на литературные влияния самого общего характера.

Безусловно, главными причинами, из-за которых Марк взялся за перо, было, во-первых, понимание им потребностей своих читателей-христиан, а во-вторых, непосредственное влияние на него религиозных кругов, среди которых работал евангелист. Но возможно также, что осознать разумность и целесообразность создания первой книги о служении Иисуса автору помог рост популярности жизнеописаний как средства выражения идей в греко-римскую эпоху (см., напр., П. Кокс, А. Момильяно); впрочем, трудно сказать, осознавал ли автор влияние столь общего характера. По-видимому, греко-римские биографии действительно могут пролить свет на жанровые особенности Мк. Однако речь не о том, что они прямо повлияли на евангелиста, - скорее, существовал определенный общий климат, который помог автору принять решение послужить Христу и христианам посредством создания новаторского труда.

3.3. Евангелия от Матфея и Луки. По сравнению с Мк произведения Матфея и Луки находятся на несколько более высоком литературном уровне и в них больше черт, сопоставимых с особенностями греко-римской биографической литературы. Д. Ауни считает, что Матфей и Лука находились на ранней стадии «литературизации», они лучше восприняли литературные стиль и манеру, которые будут развиваться в христианской литературе в первые века н. э.

Кроме того, в рассказах о рождении Иисуса*, Его генеалогии*, явлениях Воскресшего Матфей и Лука как будто ближе к античным жизнеописаниям существ, считавшихся сынами богов, или богоподобных личностей. Кроме того, и Матфей, и Лука владеют более утонченным греческим стилем, чем Марк. Иначе говоря, эти два евангелиста дают больше оснований утверждать, что они работали под влиянием греко-римского литературного окружения. Тем не менее главной мотивацией для Матфея и Луки, так же как и для Марка, была религиозная жизнь раннего христианства, с которой они были связаны теснейшим образом. И эта христианская среда способствовала глубокой трансформации греко-римского литературного влияния, которое можно обнаружить в их произведениях.

Рассказывая об Иисусе, Матфей оперирует главным образом идеями, ценностями и проблемами, присущими ветхозаветной, иудейской и раннехристианской среде. Генеалогия связывает Иисуса с фигурами ВЗ и деятелями израильской истории. Подобно персонажам греко-римских жизнеописаний, Он представлен у Матфея великим Учителем. Но в Мф учение Иисуса целиком изложено средствами языка и с использованием мотивов древнееврейской и первохристианской традиций, которые нередко весьма отличаются от языка и мотивов общей литературной культуры того времени. Например, цитирование многочисленных ветхозаветных пророчеств как исполнившихся в Иисусе, вероятно, отражает литературную стилистику исторических книг ВЗ (особенно 1-4 Цар), где исполнение предсказаний пророков - один из основных приемов в повествованиях.

П. Шулер предложил определить Мф как один из видов хвалебного жизнеописания, который он назвал «панегирической биографией», но это предложение неприемлемо по целому ряду причин. Все античные жизнеописания были либо хвалебными и преследовали те же цели, что и речи ораторов, называвшиеся панегириками, либо (в редких случаях) были осуждающими и критическими. Категория, предложенная Шулером, не выявлена в античных источниках; она слишком широка и расплывчата для применения. И Шулер, безусловно, далек от истины, приписывая Матфею стремление адресовать свое послание «обществу, в котором он жил». Есть немало указаний на то, что евангелист считал не подлежащим сомнению принятие ВЗ как Священного Писания, а христианских верований и писаний как непреложных истин. Это свидетельствует, что Мф было документом, так сказать, для внутреннего употребления, т. е. для ободрения и назидания собратьев-христиан, а не сочинением для широкой публики.

Самые близкие аналогии с греко-римской литературой ученые обычно констатируют в Лк. Считается, что главным источником его повествования было Мк; только наличие прологов (Лк 1:1-4; Деян 1:1) и хронологических указаний (Лк 2:1-2; 3:1-2) является важным свидетельством того, что этот евангелист, создавая свой рассказ, сознательно использовал приемы, присущие литературе его времени. Однако попытки ученых отнести Лк к тому или иному конкретному жанру не привели к согласию относительно того, каков, собственно, этот жанр.

Основной трудностью для достижения согласия была необходимость учитывать вторую часть творения евангелиста - Деян. Ч. Толберт высказал предположение, что Лк и Деян - целостное произведение: оно представляет собой особый тип биографии, призванный показать действенную преемственность предания - в данном случае преемственность служения апостолов, показанного в Деян, по отношению к служению Иисуса. Другие исследователи (напр., Д. Ауни), которые утверждали, что вопрос о жанре произведений Луки нужно решать в свете Деян, настаивают, что этот двухтомный труд является примером греко-римской историографии - в данном случае истории христианского провозвестия, начавшегося с явления Иисуса и продолжавшегося в миссионерской деятельности Павла среди язычников.

С. Прэдер считала Лк и Деян христианской адаптацией греко-римского жанра романа. Аналогичным образом она рассматривает и другие канонические Е., хотя допускает, что содержание, условия и цели создания этих книг требуют оценивать их как особый «под-жанр» жанра «античного романа». Другие - например, Р. Перво - считали ошибочной попытку охарактеризовать жанр Лк в связи с Деян и настаивали на том, что нет оснований относить Лк и Деян обязательно к одному литературному жанру. Перво полагал, что Деян наиболее близка к греко-римскому жанру романа, а Лк является скорее примером биографии, предназначенной для простого народа.

Ввиду этих разногласий среди компетентных в греко-римской литературе ученых при исследовании Е. - даже от Луки, где явно ощущаются греко-римские литературные приемы и средства, - видимо, разумнее всего признать ограничения, связанные с использованием понятий и терминов одних лишь античных литературных жанров. Разумеется, Лука был хорошо знаком с формальными литературными приемами греко-римской эпохи; он сознательно и неосознанно заимствовал их при написании своих произведений. Но он обнаружил и отличное знакомство с более близкой ему (и оказавшей на него значительное воздействие) литературной основой раннехристианского сообщества: об этом можно судить как по языковой стилистике (на которую существенно повлияла LXX), так и по многочисленным мотивам, заимствованным из ВЗ.

Итак, учитывая подвижность жанров греко-римской литературы и их взаимовлияние, следует соблюдать осторожность при оценке какого-либо специфического литературного жанра как ключа к Лк (или к Деян) на базе отдельных характеристик творчества евангелиста. Так, в частности, греко-римская историография, по-видимому, не вполне соответствовала нормам, принятым древними, которые пытались дать определения жанра. «Народная историография» отличалась специфическими повествовательными особенностями (напр., фантастическим приукрашиванием событий и диалогов), сочетавшимися с элементами романа. Аналогичным образом произведения, которые можно назвать историческим романом, восприняли элементы стиля народной историографии. Биография тоже не представляла собой строго определенный жанр. У авторов, желавших изобразить великую личность, был большой выбор литературных стилей и подходов.

Подведем итоги. То обстоятельство, что Лука владел некоторыми особенностями греко-римской литературной практики, вполне доказуемо, причем такое доказательство облегчает наше собственное восприятие текста Лк и Деян. Вопреки вышеупомянутым разногласиям ученых, но, учитывая явно выраженное автором намерение (Лк 1:1-4) и рассматривая написанные им произведения как объединенные одной целью, можно утверждать следующее: самый близкий жанр, с которым соотносятся произведения Луки, - это, скорее всего, греко-римская историография. В то же время Лк и Деян являются историческим повествованием, включающим обширный биографический компонент (Евангелие), причем с высокой степенью авторской свободы в изображении драматических эпизодов. Но над всем этим господствуют прежде всего настроения и потребности христиан, для которых и трудился евангелист.

ЗА. Евангелие от Иоанна. Гораздо меньше усилий затратили ученые на исследование связей с греко-римской литературой Ин. Ч. Толберт определил четвертое Евангелие (а также Мк) как новаторский тип биографии, целью которой было исправление неверного понимания главного героя. Толберт ввел собственные категории, которых не знали древние авторы, но его точка зрения, будто Иоанн пытался исправить христологию, не получила широкого признания.

Большинство ученых склоняется к мысли, что Иоанн писал главным образом для того, чтобы объединить предания отдельных христианских общин и должным образом направлять эти общины в условиях, сложившихся после острого конфликта с еврейскими религиозными руководителями. С одной стороны, Иоанн во многом сходен с синоптиками, а с другой, сильно отличается от них особенностями содержания, стиля и композиции. Вместо повествования о рождении и генеалогии Мессии появление Иисуса представлено в Ин 1:1-14 как личная и историческая манифестация Божественного Слова (Логоса*). Вместо притчей и афоризмов даны развернутые диалоги (напр., 3:1-21; 4:4-26) и речи (особенно в главах 14-16), где Иисус излагает свое учение. Диалог в греко-римской литературе - хорошо разработанный прием.

Отличия Иоанна от синоптиков обнаруживаются в порядке изложения (напр., эпизод в Храме помещен в 2:13-22) и вообще в расположении материала (напр., передвижения Иисуса по Палестине связаны с иудейскими праздниками), а также в лексике (напр., более частое употребление слов «знамение», «жизнь вечная»). И все-таки Иоанн гораздо ближе к другим каноническим Е., нежели к какой-либо иной древней литературе, нехристианской или христианской.

Интересно сходство между рассказами Иоанна и синоптиков об отдельных эпизодах, например, о насыщении хлебами. Это сходство свидетельствует о том, что в разных вариантах предания об Иисусе были общие компоненты. Представляется, что Иоанн хочет показать, что мысль записать рассказы о служении Иисуса овладела им с большей силой, чем каким-либо другим христианином в последние десятилетия I в. И вполне вероятно, что общее состояние христианского движения в ту эпоху, а возможно, и вся культурная атмосфера способствовали тому, что запись повествования о служении Иисуса Иоанн воспринял как религиозный долг, который совершенно необходимо исполнить.

4. Заключение

Несмотря на то что между четырьмя каноническими Е. имеются многочисленные различия, все они представляют собой в сущности однородный тип литературы об Иисусе: 1) в них содержатся пространные повествования о Его служении, смерти и Воскресении; 2) они опираются на предание об Иисусе; 3) отражают первохристианское провозвестие и служат ему; 4) предназначены для читателей-христиан, учитывают их верования и речь. Благодаря общим формальным характеристикам и (или) вере, которую они утверждают, Е. занимают совершенно особое место в раннехристианской литературе - канонической и неканонической, причем с самых разных точек зрения. В итоге Е. составили отличную от всех прочих группу писаний в рамках христианства.

Их сходство с другими жанрами греко-римских произведений, прежде всего с жизнеописаниями (биографиями), объясняется культурной атмосферой, в которой были написаны Е. В греко-римской литературе мы находим частично аналогичные жанры, и это позволяет лучше понять отдельные характеристики Е. и существенно помогает распознать те литературные категории и ожидания, сквозь которые по-своему смотрели на Е. читатели-нехристиане. Вероятно, евангелисты сознательно - а возможно, гораздо чаще неосознанно - воспроизводили особенности греко-римской «народной» литературы.

Е. невозможно целиком объяснить только в терминах греко-римского литературного окружения или влиянием на них литературных жанров той эпохи. Движущей силой при написании Е. были религиозные отношения и потребности внутри раннего христианства. Их содержание, вероучительные положения, основные темы и литературная форма в высшей степени подверглись непосредственному влиянию религиозного окружения, в котором они создавались. В целом Е. допустимо сравнивать с греко-римскими жизнеописаниями, имевшими хождение в народе; но они образуют совершенно отдельную группу внутри обширного корпуса древней литературы.

См. также Евангелия (апокрифические).

Библиография. D. E. Aune, The New Testament in Its Literary Environment (Philadelphia: Westminster, 1987); idem, ed., Greco-Roman Literature and the New Testament (Atlanta: Scholars, 1988); G. G. Bilezikian, The Liberated Gospel: A Companson of the Gospel of Mark and Greek Tragedy (Grand Rapids: Baker, 1977); P. Cox, Biography in Late Antiquity (Berkeley: University of California, 1983); R. Guelich, «The Gospel Genre», in The Gospel and the Gospels, ed. P. Stuhlmacher (Grand Rapids: Eerdmans, 1991) 173-208; R. N. Gundry, «Recent Investigations into the Literary Genre «Gospel», in New Dimensions in Nerv Testament Study, ed. R. N. Longenecker and M. С Tenney (Grand Rapids: Zondervan, 1974) 97-114; H. С. Кее, «Aretalogies, Hellenistic «Lives», and the Sources of Mark», in Colloquy 12, The Center for Hermeneutical Studies in Hellenistic and Modern Culture, ed. W. Wuellner (Berkeley, 1975); A. Momigliano, The Development of Greek Biography (Cambridge, MA: Harvard University, 1971); F. Overbeck, «Uber die Aufange der patristichen Literatur», HZ 12 (1882) 417-72; R. I. Pervo, Profit with Delight: The Literary Genre of the Acts of the Apostles (Philadelphia: Fortress, 1987); S. M. Praeder, «Luke-Acts and the Ancient Novel», in SBLSAP (1981) 269-92; K. L. Schmidt, «Die Stellung der Evangelien in der allgemeinen Literaturgeschichte», in Eucharisterion, ed. H. Schmidt (Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1923) 50-134; P. L. Shuler, A Genre for the Gospeh (Philadelphia: Fortress, 1982); B. Standaert, L'Evangile selon Marc: Composition et genre litteraire (Brugge: Sint-Andriesabdijj, 1978); G. N. Stanton, Jesus of Nazareth in New Testament Preaching (SNTSMS 27; Cambridge: Cambridge University, 1974); С Η. Talbert, What Is a Gospel? (Philadelphia: Fortress, 1977); idem, «Biographies of Philosophers and Rulers as Instruments of Religious Propaganda in Mediterranean Antiquity», in ANRW2. 16/2:1619-1651; D. L. Tiede, «Religious Propaganda and the Gospel Literature of the Early Christian Mission», in ANRW2. 25/2:1705-29; С W. Votaw, The Gospels and Contemporary Biographies in the Greco-Roman World (Philadelphia: Fortress, 1970; reprint from AJT 19 [1915], 45-73, 21749).

ИИСУС И ЕВАНГЕЛИЯ, L W. Hurtado