В 2000-е годы заходил по интернету антиарабский памфлет, приписываемый разным лицам, например, Себастиану Родригесу. Памфлет чистые сердцем московские православные — либералы, евреи по «корням» — рассылают, как рассылают «письма счастья»:
«Я шёл по улице в Барселоне и вдруг открыл для себя ужасную истину: Европа умерла в Аушвице. Мы убили шесть миллионов евреев и заменили их на двадцать миллионов мусульман. В Аушвице мы сожгли свою культуру, мышление, творческий потенциал, талант. Мы разрушили избранный народ, избранный по-настоящему, ибо он породил великих и замечательных людей, изменивших мир. Вклад этих людей ощущается во всех областях жизни: в науке, искусстве, международной торговле, но прежде в том, что они подарили миру понятие «совесть».
И вот, под маской терпимости, желая доказать самим себе, что мы излечились от вируса расовой вражды, мы открыли ворота двадцати миллионам мусульман, которые принесли к нам глупость и невежество, религиозный радикализм и нетерпимость, преступность и бедность, вызванные нежеланием работать и поддерживать достойное существование своих семей. Они превратили прекрасные города Испании в часть третьего мира, тонущую в грязи и преступности. Они селятся в квартирах, предоставленных бесплатно правительством, и в стенах этих квартир строят планы, как убить и уничтожить наивных «хозяев».
Этот расистский бред меня шокировал не столько тем, что тут оскверняется память погибших в Освенциме, сколько тем, что был я в Барселоне этим летом и свидетельствую: разные там мусульмане, нормальная там в целом жизнь. Арабские кварталы старого города чище любого московского микрорайона, а чистоту в кварталах богачей поддерживают именно «мусульмане».
Люди с высшим образованием, казалось бы, должны обладать критическим мышлением. Должны уметь избегать необоснованных обобщений. Как можно объявлять все шесть миллионов погибших евреев гениями? Это оскорбление умерших. Обычнейшие люди погибли, как все мы. Как можно объявлять всех мусульман невеждами и глупцами?
И вовсе не из терпимости пустили арабов и марокканцев в Европу, а потому что рабочие руки нужны. Как не из доброты в Москву пускают таджиков и узбеков, а потому что отчаянная нужда в чернорабочих. Именно отчаянная!
Не говоря уже о том, что и испанцы в Испанию пришли как голодная и наглая орда — нет, не в Реконкисту, а на тысячу лет раньше. И русские в Волго-Окское междуречье пришли с юга — от голода и нужды. Ну все люди — из Африки, все! Только одни раньше, другие позже. Одни делают из факта исхода из Африки великий праздник и зацикливаются на нём, другие — большинство — стараются этот факт вытеснить из памяти. Но из Африки — все!
Кстати, понятие «совесть» миру подарили отнюдь не евреи. Это слово из греко-римской культуры. Не скажу, что все расисты малообразованны, но этот — точно.
Хорошо, высшее образование, да ещё в российском исполнении, не гарантирует ничего. Но ведь христианин мне это прислал. Ну вот что ещё я как священник могу тут сказать, кроме «Опоментайтесь, панове!»
Почтить память погибших в Освенциме можно и нужно одним-единственным способом: ни один народ не ненавидеть, ни одну религию не считать злокозненной, очистить сердце от страха и ненависти и открыть любви и миру.
Текст «Родригеса» — не печатался в газетах, это «низовое» явление. Но вот роман Дины Рубиной «Кордобская голубка» 2009 года, расхваленный знакомой, и читаю аналогичный расистский текстик:
«Европа дрейфит перед новыми гуманитарными ордами, оступается, пятится, .... платит отступные, пособия, стипендия и гранты, но поздно: зелёные лужайки засраны, по мощёным улочкам бродят барышни, законопаченные в галабии и черные платочки по самые черные глазки, на центральных площадях с легендарными именами исступлённо протестуют в поясах шахидов известные актрисы уже смешанного происхождения... Прощай, Европа! Арриведерчи, Рома! Аллакакбар, Мюнхен... — не за горами окончательное решение европейского вопроса.»
А на с. 120 досталось и христианству: «Дух второй [авраамической религии], изначально рождённой любить, закостенел и облачился в помпезные ризы, выхолостив сам себя настолько, что неоткуда ждать даже капли семени той самой первородной любви».
Классическое совковое отношение к вере, вообще к миру. У женщины (Рубиной): давай, осеменяй меня! люби меня!! А иначе зачем ты мне сдался!!! Я с этим периодически сталкиваюсь — пишут электронные письма: я, мол, тут себе веру решил выбрать, докажи, батюшка, что православие лучше католичества, и улыбайся, повежливее, а то много вас тут, не понравишься, я сразу к другим уйду. Эдакий новый князь Владимир, сценарий «выбора веры»: вот я, такой красивый и умный, пришёл в публичный дом, и выбираю — осчастливить ли протестантизм, или спать с католичеством. А ты, православная вонючка, не лезь ко мне, у меня жена такая, а я в религии отдохнуть от домашней скуки ищу... На этом фоне понимаешь, что князь Владимир был не потребитель, не потребитель... Истребитель, насадитель — увы, да. Но не потребитель...
Всё это — приправа к заурядному детективу. Русский еврей занимается подделкой картин. Подделывает Эль Греко, делая из старинной картины сюжет «Святой Бенедикт». Подделку покупают в подарок папе Бенедикту XVI, тратя церковные деньги на человекоугодничество. Мошенник благородный: весь роман он вспоминает о своём благородном отце-чекисте, еврее, который и в Испании сражался, и застрелился, чтобы спасти семью. Роман густо нафарширован псевдо-мистическими совпадениями: герой оказывается дальним потомком (с большим физиогномическим сходством) испанского еврея, современника Эль Греко. Старинная картина и изображала первоначально именно этого еврея в монашеской сутане, а под верхним слоем был нижний: под сутаной — кинжал. Потому что благородный еврейский дон, переодевшись монахом, заколол свирепого епископа, который запытал в инквизиции сестру благородного дона. Ещё роман нашпигован идеальными еврейками — красавицами, воевавшими в элитных израильских частях, умеющими и кофе сварить-подать, и родину от арабской агрессии защитить.
Расизм Рубиной для меня не новость, новость — что можно вот так просто взять и не заметить эту фразу и всерьёз называть книжку хорошей. Впрочем... Я ведь сам, когда в юности читал Архипелаг, не заметил на чуть ли не десятой странице антисемитского звоночка — про еврея-чекиста, от которого якобы все беды в Соловецком концлагере.
Что это означает... Что Рубина мне теперь — чужая. Точнее, её романы. Раньше её расизм был отдельно, в интервью и статьях, которые вне поля моего чтения, а теперь уже прямо в основном продукте. Книжку дочитал с чувством лазутчика во вражеском стане.
