Современный человек полагает, что вид смертной казни должен прежде всего порождать сострадание, сочувствие, эмпатию.
Между тем, на протяжении тысячелетий смертная казнь — и любое наказание — были прежде всего публичным действием. Смысл публичности был в устрашении возможных преступников. Но это было рациональное обоснование. Иррациональное рациональное обоснование. На самом деле, психология человека не такова, чтобы его можно было устрашить зрелищем казни. Напротив, сходились насладиться этим зрелищем, и публичные казни начали отменять лишь с середины XIX века. Тут та же проблема, что в обсуждении компьютерных игр, где игроки стреляют: они помогают сбросить накопившуюся агрессию или поощряют агрессивные импульсы?
Так или иначе, в течение нескольких веков христиане изображали распятого Иисуса, сознавая, что это шокирующее зрелище, что поклоняться распятию — как поклоняться преступнику. Затем это ощущение исчезло, распятие «замылилось». Но и тогда христиане изображали (и разглядывали) повешение Иуды. Даже подчёркнуто изображали, как из Иуды вываливаются кишки, какое у него омерзительное лицо. Ни о какой эмпатии и речи не шло.
Так что разговоры о сострадании, с одной стороны, избыточны, с другой — недостаточны. Избыточны, потому что подражание Иисусу не есть подражание Его крестным мукам, а подражание Ему Самому как Богу милосердия и разума. Недостаточны, потому что пока в мире есть оружие и военные, сострадание наше неполно, непоследовательно. Мы сострадаем одним и готовы убить других.
