Михаил Гаспаров афоризмами описал появление в Греции IV века до р.Х. новой комедии:
«Старая комедия хотела, чтобы зритель посмеялся и задумался — о войне и мире, о проповеди Сократа, о поэзии Эсхила и Еврипида, мало ли еще о чем. Новая хотела, чтобы зритель посмеялся и расчувствовался — над любовью двух хороших молодых людей или судьбами детей, разлученных с родителями. До сих пор о чувствах зрителей больше заботилась трагедия; теперь комедия учится этому у трагедии и становится как бы трагедией со счастливым концом».
Трагедия со счастливым концом это кастрат со счастливым лицом.
Таков литературный планктон, который, конечно, существовал всегда, но в литературу вступил - вот, когда Гаспаров указал. Вступил и не покидает. Ничего стыдного в существовании такого литературного планктона нет. Должна быть бульварная литература, горе человеку, у которого нет возможности погулять по бульварам, запертому в «человейнике». «Развлекательная литература» сама по себе не кастрирует, она лишь массирует простату, у кого есть простата, и все прочие части тела, у кого есть эти все прочие части тела.
Юмор древние сравнивали с луком: его нельзя держать всё время натянутым, тетива испортится и древесина тоже. Так и с душой.
Другое дело, что периодически возникает тревожность, а то и паника: культура кончилась! Потребительство восторжествовало! Одна легковесность!
Гаспаров в одном абзаце создал пародию на все пошлые античные пьесы:
«В каждой комедии встречал почти один и тот же набор ролей-масок: старик отец, легкомысленный сын, хитрый раб или прихлебатель, злой рабовладелец, хвастливый воин, самодовольный повар. Между ними с разными подробностями происходило почти всякий раз одно и то же. Юноша влюблен в девушку, но эта девушка — рабыня злого рабовладельца. У юноши есть соперник — хвастливый воин, и он вот-вот купит девушку у хозяина. Юноше срочно нужны большие деньги, но отец их не дает: он не хочет потакать разгулу сына, а хочет, чтобы тот поскорей женился и остепенился. Приходится добывать деньги хитростью — за это берется лукавый раб или прихлебатель. Разыгрывается хитрость, в каждой комедии своя, и требуемые деньги выманиваются у отца, у воина или даже у хозяина девушки. Обман раскрывается, начинается скандал, но тут оказывается, что эта девушка вовсе не природная рабыня, а дочь свободных родителей, которые в младенчестве ее подкинули, а теперь случайно оказались рядом и с радостью ее признают по вещицам, бывшим при ней. Стало быть, юноша может взять ее в законные жены, отец его благословляет, раб получает волю, прихлебатель — угощение, повар готовит пир, а соперники посрамлены».
Это «царство случая» - мудрое замечание, но менее мудрое продолжение: грек, видите ли, «перестал надеяться на собственные силы и надеется больше на счастливый случай». Ну-ну, с чего это такое греконенавистничество? Может, всё наоборот? В бульварной литературе человек «оттягивается», получает то, что в дефиците на протяжении основного бытия?
Гаспаров описывает, в сущности, поэтику сериала. Зацикленное воспроизведение одного и того же рисунка с разнообразными вариациями. Простейший сюжет о добывании банана. Да, это возвращение в обезьяну, но можно чуть-чуть отдохнуть от человечности?
Это «царство случая» - все детские сказки, все компьютерные игры, все сериалы и приравненные к ним тексты.
Простейший пример: Дед Мороз подарил мне книгу Леонида Юзефовича «Филэллин». 2021 год. Никогда не слыхал о таком авторе. 90 тысяч слов - половина «Анны Карениной». Это сериал в виде текста. Главный герой, вполне русский, обретает счастье, что примечательно, именно в Афинах. Всё очень закрутится, а ещё важная черта - в пародии Гаспаров, кстати, отсутствующая - непременно действие вьётся вокруг высокой политики, Александр Павлович фигурирует и умирает, его камердинер просто фигурируется, и всё такое культурное - справки про Александрию, лорд Байрона, Блистательную Порту. Это чисто русский запрос на милитарность и вертикаль власти, без них настоящей жизни нет.
Если всерьёз на это глядеть, то лишь утопиться. Эпоха ведь описана пушкинская. Ну вот маляр негодный предлагает вам портрет Рафаэля своей работы… Описывать Пушкина языком «Комсомольской правды»… Пересказывать Бальзака шершавым языком «копирайтера». Напеть Карузо дребезжащим тенорком алкоголика. Боборыкин в сравнении с этим текстом Бальзак. И таких романов автор поставляет на рынок много, и всюду за любовь, за случай, за то, как большая политика отдаётся на простых людях. Плоская картонная речь, превращение плоти в слова, ни уму, ни сердцу - и именно такова авторская задача и запрос потребителя.
Да, именно так. И Пушкин, возможно, такое бы почитал - не о себе, а про американских индейцев. Читал же Пушкин Фенимора Купера и даже одобрительно рецензировал, а Купер, как и Вальтер Скотт, это тоже вполне компьютерные игры и телесериалы, тот же запрос на временную кастрацию удовлетворяли. Как и аскетические поучения Феофана Затворника. Как бы про аскетика, а по сути тот же бесконечный сериал и поглаживание-почёсывание.
Точно ли это литература отдыха? Точно ли читатель до смерти работает, до полусмерти читает Юзефовича и прочих, прочих, имя же им легион? Презумпция невиновности заставляет сказать «да». Оглядывание по сторонам побуждает сказать что-то другое, но зачем же оглядываться по сторонам, так и до беды недалеко.
