Через богословие русский язык познакомился с греческим языком и обнаружил, что на греческом есть дикое количество слов, обозначающих разные виды любви. Или, точнее, что в таком великом, библейском языке вообще нет слова «любовь», а есть всякие разные, как в русском есть «привязанность», «дружелюбие», «сочувствие» и т.д. и т.п.
На самом деле, если читать не только Библию на греческом, но и Антон Сергеича Толстоевского на русском, то просветит душа человеческая и узнает, что в русском куда больше, чем в древнегреческом, всяких оттеночных любовей: влечение, увлечение, привязанность, склонность, наклонность, слабость (к чему), страсть, пристрастие, преданность, тяготение, мания, симпатия, верность, благоволение, благорасположение, благосклонность, доброжелательство, предрасположение; амур.
Ну и что? Нет любви как любви? «Движенья нет...» А я есть? Кротов Яков есть, священник Яков есть, жилец с регистрацией, шофёр, переводчик, похабник, литератор, жиртрест, промсосиска, кротяга, плод эволюции, пьющий тростник, обезьяна с претензией, балда, старый козёл, пархатый, выкрест, бывший радиоведущий, блоггер, блогер, блюхер, полублюхер...
Если есть все эти, то что ж, меня нет?
И любовь есть, и человек есть! Плоха та наука (и ненаука), которая вместо того, чтобы признать, что любовь и человек есть, выпендривается и объясняет, что любовь это альтруизм, а человек это обезьян.
