Галич пропел «бойся того, кто скажет «я знаю, как надо», и стало мемом.
Совершенно зря.
Ленин не говорил, что знает, как надо. Он говорил, что знает, как можно. Можно убивать, можно грабить, можно лгать.
Из этого «можно» у него вырастало «нужно» — нужно взять телеграф, мосты, Зимний, Летний, Горки, а ещё вон тот императорский автомобиль, а ещё всё крестьянство, а ещё планету Земля, и вон тот глобус, и этот нужно прибрать.
Из этого «нужно» вырастало и должно.
Не наоборот! Поэтому Ленин с такой лёгкость менял «должно». Вот сейчас он говорит, что должно отменить деньги — и, в общем, отменяет. А теперь он говорит, что деньги отменять не следует. Вождируемые в шоке, но куда деться, если вокруг человеки с ружьями, танки и, простите, газы Тухачевского. Меняют курс.
С тех пор и до сего дня в комплекс лагерника — а Галич выразил именно это мироощущение, похожее на циника, но не во всём — входит боязнь того, кто говорит.
Не того, кто говорит, что знает, как надо, а вообще любого, кто говорит.
В концлагере простителен, а иногда даже терапевтически необходим трёп, баян, тусовочная болтовня. Но говорить — это привилегия начальства, и если кто-то из своих вдруг начинает говорить, это не к добру. Начальство прихлопнет и этого, и тех, кто окажется рядом с ним.
Нормальная жизнь, свободная жизнь всё-таки в том, чтобы говорить, как надо. Более того, как должно. Вещи немного разные, но связанные. Должное не всегда необходимо. Подставить щёку должно, но не нужно, а уж про «можно» и говорить не приходится. Решительно невозможно!
Глубоко травмированные тоталитаризмом люди бегут от всякого «должно» и совершенно напрасно. Бежать надо от «можно». Западный мир, он же свободный мир, какой-никакой, но единственно реально свободный, не боится того, кто говорит, что знает, как надо. Там каждый знает, как надо, там идёт непрерывная конкуренция знающих, как надо. Это и называется политика. Демократия. Если бы это было в России в январе 17-го, не было бы победы Ленина в октябре 17-го.
А вот «как можно» — с этим надо поосторожнее. Это сам Господь Бог не всегда знает. Посмотрите на десять заповедей — сплошное как должно и как надо в форме как не надо, но ничего про «как можно». Сами решайте! Ваша жизнь! Надо переходить улицу в положенном месте, а как можно перейти улицу в этом месте, это уже дело не законодателя, а законопослушного гражданина. Можно из газа сделать пар, достать луну с неба, можно всё, но как — сами изобретайте.
Костры инквизиции и ленинско-сталинские концлагеря кто изобрёл? Кто знал, как надо? Нет! Кто знал, что можно палить людей и гнобить, и расстреливать за непролетарское происхождение и арианские отклонения в теологии. Вот написано «не убий» — не надо убивать, а инквизиторы — великие и невеликие, верующие и неверующие, агностики и атеисты — говорят «можно и убить пару раз». И пару миллиардов раз. Ну а третий миллиард мелкой пташечкой.
Так что не надо бояться того, кто скажет «я знаю, как надо». Бояться вообще не надо. Страх плохой советчик и отличный диктатор. Надо разговаривать с тем, кто скажет, как надо — проверять, прав он или нет, как соединить его надо со своим надо — какое-то надо есть у каждого, и это делает обезьяну человеком. А вот с «можно»...
Ищешь прозорливого старца? Ищешь хорошего психотерапевта? Ищи того, кто не будет говорить тебе, что ты можешь, а будет говорить, что никто, кроме тебя, этого не знает. Можешь ты всё. Вот и начинай, не жди. Хороший советчик даже не может придать сил — может лишь напомнить, что силы есть, желания есть... Да не те! Те — страсти и похоти, а желания — о, желания это совсем другое. В общем, ищи того, кто выслушает и скажет, и опять выслушает, и ты его выслушаешь. И не бойся обмануться и ошибиться — бойся обмануть и зашибить. Ты ведь это можешь! Потому что великий инквизитор он не в Достоевском, он в каждом. Ну, разве что в Льве Толстом его не было — спасибо Софья Андреевне, объяснила зеркалу, как не надо. А как надо, он и без неё знал.