«Лучше один раз увидеть»?
Пошло, поверхностно. Красивое лицо, красивая фигура, но представьте, что эта фигура заговорят противным писклявым голосом и заговорит такое, что уши вянут? Будет над вами издеваться, высмеивать? Всякая потенция пропадёт.
Лучше один раз услышать, чем сто раз увидеть. Различие между порнографией и эротикой не в том, какие обнажённые части демонстрируются, а в звуковой дорожке. «Эммануэль» эротика благодаря звуковой дорожке, которая преспокойно звучит безо всякой цензуры по сей день.
Зрительные и звуковые сигналы это мощные сексуальные стимулы. Не прежде всего, но и не в последнюю очередь. Это окраска, оперение, это и пение, щебетание, опера.
Недостатки аудио и видение вытекают ровно из этого же. Сексуальные стимулы устаревают. Кажется, это особенность рода человеческого. Что возбуждало родителей, не возбуждает детей. Точнее, возбуждает, но с какими-то непременными модификациями. Голос, от которого падали в постель к говорящему заворожённые субъетки в 1910 году, сто лет спустя оставляет абсолютно равнодушными всех. Ну, может, чуть-чуть. Но уж платья 1910 года не просто оставляют равнодушными, а могут и отшатнуть.
С текстами наоборот. Платон, Монтень, Пушкин никого в койку к себе на затаскивают, но и через века ложатся в душу и ворочаются, ворочаются.
Мощность стимула оказывается обратно пропорциональна глубине.
Это и не только на поколениях видно. Даже на одного человека один и тот же видео— или аудио— раздражитель не может действовать бесконечно. Если может — значит, у человека что-то с психикой не в порядке. Нормально желать разнообразия, поэтому Моцарт не ограничился 40 симфонией, а написал ещё и первую, и двадцатую... Поэтому сегодня умер от Тернера, а завтра умер от Бекона. Нельзя сто раз подряд умирать даже от Леонардо. А сто раз подряд перечитать Монтеня — нормально, и ещё на пару тысяч хватит.
Так что при всём уважении к учителям музыки, танцев и живописи — учитель чтения несравненно важнее. Конечно, одно без другого не живёт и всякое такое, а всё-таки это даже не пирамида, где в самом низу сексуально гигантский шимпанзе, затем Моцарт, потом Карузо, далее Чехов. Чехов это стена, а всё остальное за Чеховым как за каменной стеной.
Вот почему все охи и ахи по поводу интернета как средства оболванивания и понижения — чушики-чушики. Раньше было хуже, интернет просто вытащил наружу. Да, интернет количественно — это доминирование аудио и видео. А до интернета, можно подумать, книги доминировали! Опера, оперетта и балет, и картины, картины... Что уж говорить о презентациях, заведомо ориентированных на неспособных читать.
Не интернет или не интернет, а читать или не читать. Читать! И писать, конечно, иначе что, собственно, читать, но чтение и писание соотносятся как сексуальный акт и жизнь человеческая — второе результат первого, такой вот вариант курицы и яйца. Ах, не читается? На картинки и видеолекции тянет? Лечиться надо , а не щеголять этим!
Потребность в новом может искажаться двумя способами. Случается застревание — ноофобия. Человек отождествляет один какой-то жанр, стиль, эпоху, словесную форму с истинностью. Идолопоклонство перед изолированной частью того сплошного потока, которым является коммуникация («культура»). Если христианство — то лишь готика, или только Рублёв, или только американского стиля баптист с золотоволосым Христом. Эксклюзивность — только два перста, и никак не иначе.
Случается и поверхностность — «что ему книга последняя скажет, то на душе его сверху и ляжет». В этом обвиняли Бердяева (совершенно зря): мол, похож на сортировочную станцию, которая не имеет своего содержания, а только вот вагоны, которые на неё пригоняют.
Тем не менее, это крайности, и скорее карикатурные, чем реальные. Опасны не они, опасно соединение идолопоклонства с властными полномочиями. Так на то и избиратель, чтобы власть была безопасной.
