Ничто не нуждается в жизни, жизнь нуждается во всём. Ничто потому и ничто, что оно не подозревает о возможности жизни, о том, что жизнь отлична от нежити.
Жизнь есть избыток, ненужное, лишнее для небытия или даже просто для существования. Камень не нуждается в жизни, жизнь нуждается в камне, в воде, в воздухе, в свете, наконец и в главных, жизнь нуждается в другой жизни.
Конечно, про другого, диалогичность и прочее это всё молниеносно превращается в пошлость, если не удовлетворены некоторые более простые жизненные потребности. Камню хорошо – он не писает и не какает. Чем сложнее жизнь, тем больше у неё больших и малых нужд, очень странных с точки зрения простейших форм жизни. Хорошо быть кошкою, хорошо собакою, а человеку, чтобы справить большую и малую нужду, нужен вовсе не диалог, а клозет с надежной непрозрачной дверью.
К счастью, все свои нужды живой человек удовлетворяет по одной и той же схеме. К несчастью, человек способен вновь и вновь отклоняться от этой схемы, что влечёт за собой… влечёт за собой… В общем, брюки превращаются в шорты, а человек в клоуна.
Алгоритм удовлетворения любой жизненной потребности состоит из четырёх частей. Похоже на стул. Впрочем, бывают стулья и на трёх ножках, бывают даже для охотников и особо набожных верующих трости-стулья об одной ноге. Лучше уж сравнить жизнь с квадратом, который либо о четырёх углах, либо уже не квадрат, но и треугольником не назвать.
Первое в удовлетворении любой нужды – идея. «Мне нужно справить большую нужду» — пример чётко сформулированной идеи. Может быть выражена метафорически: «Я отойду попудрить носик», однако метафора будет понятна лишь тем, кто основательно впитал в себя идею «pora posrat’».
Свобода человека есть свобода srat’, включая свободу nasrat’ на самую свободу, на необходимость идей. Собака с кошкой не могут описать идеал, человек же может и описать, сформулировать идеал, и тут же описать его в более собачьем смысле. Obosrat’.
Правда, кто кладёт на идеи с идеалами, тот кладёт на самого себя. Превращается в недостающее звено между человеком и премудрым пескарём (из гендерной коррекстности, упомянем и вяленую воблушку).
Сколько гнусностей написано, сколько мерзостей проповедано лишь потому, что у человека была большая нужда, а он решил, что ему нужно манифест написать!
Конечно, было бы глупо утверждать, что сформулировать идею, описывающую нужду, просто. Вся жизнь человеческая есть восхождение к пониманию того, в чём на самом деле человек нуждается. Легко почувствовать, что тянет на осетрину с хреном, намного труднее понять, что путь к осетрине с хреном лежит через демократическую конституцию. Если, конечно, хочется вкушать осетрину с хреном по-настоящему – то есть, с осознанием того, что это честно заработанная осетрина, что осетрина и хрен не вырваны из чужих рук, а заработаны честным трудом, причём «честность» намного больше чем «законным образом».
С оговоркой про бесконечность возрастания логосов, всё равно непреложен факт: первый угол квадратуры жизни есть красный угол, в котором истина висит на гвоздике и ждёт, когда на неё обратят внимание. Впрочем, поскольку истины жизни и сами живые, то у них есть привычка время от времени выбираться из своих красных углов, совершая набеги на людей со свирепостью Тамерлана и нежностью одалиски. Налетит идея, расчехвостит, прошебуршит и – назад. Причём, чем больше нужда, тем истина ненавязчивее в своих вылазках. Маленькая нужда неотвязчива, большая уже способна ждать, теребя время от времени, а какая-нибудь высокая истина типа любовь-морковь, может раз в жизни показаться и шмыгнуть назад в своё логовище, так что её приходится искать по сломанным веткам, изломанным судьбам и заполненными талой водой отпечаткам невидимых лап.
Второй угол квадрата – поиск единомышленников. Звучит довольно странно: если мне нужно по нужде, какое тут может быть единомыслие?
Однако, вдумаемся: каково происхождение клозета? От простейшей выгребной ямы до хрустального дворца с музыкой Моцарта и ароматами Аравии, — все приюты уединённого отдохновения сооружены, потому что идея большой и малой нужды явилась до меня и, скорее всего, не исчезнет с моим исчезновением. Эта идея посещала лучшие умы человечества одновременно с другой, ещё более высокой идеей: хорошо бы справить нужду в одиночестве.
Собственно, вот и происхождение политики – естественно, демократической. Люди объединяются для защиты своего права справлять свои нужды в одиночку и в одиночестве, а не в одиночке казармы.
Деспотизм публично кладёт на всех и вся, получая от публичности особое удовлетворение. Большую нужду к власти он справляет на публике и на публику. Все быть деспотами, конечно, не могут, но каждый может быть циником, zasiraya чужие жизни, да и свою собственную.
Демократ же ищет подобных себе, чтобы вместе с ними построить демократию и в ней обрести возможность абсолютного одиночества и покоя – как и возможность выходить к другому пообщаться с чистыми руками, чистым zad’ом и чистой совестью.
Если брать более светлый пример – любовь. Человек, который полюбил, открывает для себя огромный мир любящих. Шекспира читают не генералы, а влюблённые. Это довольно странный, но успешный способ преодолеть конформизм.
Человек изначально ориентируется на большинство. Сперва это большинство папа с мамой, потом одноклассники, коллеги, сограждане, наконец, соседи по больничной палате и моргу. Привычка делать как все очень полезна для здоровья, как и привычка ездить на поезде, а не ходит пешком от пункта А в пункт Б.
Проблема в том, что человеку нужны не пункты и поезда, а люди, и отнюдь не первые встречные. Вагон полон стариков и старух, а где девушки-юноши? А они на велосипедах! И тогда конформист, не отрекаясь от идеи конформизма, меняет идеал – вливается в ряды любителей велосипедных прогулок.
Получается нечто вроде прививки от туберкулёза, состоящей из туберкулёзных же бацилл, только фильтрованных.
Чем более человечна нужда, тем важнее найти единомышленников, но тем разнообразнее люди в своих идеалах и идеях. Результаты справления малой нужды так похожи друг на друга, что нужны особые анализы для выявления различий. Результаты отправления нужды большой уже и на глаз и, главное, на нос куда разнообразнее. А нужда в другом… Все злые жёны, все пьющие мужья, в общем, все грешники похожи друг на друга, разнообразны только их семьи, но эти рекомбинации болячек, а не цветущая сложность счастья.
Третий угол очень странный, потому что его нет. Третий угол квадратуры жизни разомкнут, через него выходят на улицу, заявляя о своей нужде. Кажется, очень просто, но сколько людей не регистрируют брак, хотя такая регистрация и есть заявление о своей любви и о своей нужде друг в друге. Так ведь правильно делают – во всяком случае, очень часто правильно делают, потому что способ-то не лучший, а иногда и худший.
Чтобы удовлетворить нужду, нужно продемонстрировать нужду. Между прочим, в этом углу – точнее, на этой улице, на этой площади, потому что демонстрируют именно в публичных местах, иначе какая же это демонстрация – так вот, именно в этом углу начинается большинство войн и менее разрушительных конфликтов. Скажешь человеку «Доброе утро!», продемонстрируешь этим свой идеал, а человек оскорбляется. Мол, чего ты мне навязываешь свои представление о добре и утре! Да если человек в плохом настроении – то есть, если у него потребность сорвать злость на окружающих – то есть может оскорбить само существование вселенной. Главное, чтобы в это время у него не было ядерного чемоданчика.
Право и обязанность побыть невестой — не ночью под одеялом, уже не невеста, а днём, с друзьями, можно в фате, можно без фаты, с кольцом или на щите, неважно, главное, не станешь человеком, если не вылезешь из материнского живота напоказ окружающим, не станешь свободным человеком, если не вылезешь из премудрой норы на площадь. Да не вдруг, а – смотрим выше на первые два угла.
Когда сексуальные меньшинства, пролетарии, дальнобойщики и близкообнимальщики выходят на демонстрации, — это и есть достижение третьего угла. В России множество людей саму идею демонстрации высмеивают словом «демонострация». Для них только явления начальство, диктаторофания – это законная демонстрация, человек же без власти должен как таракан прятаться за парашу при первых проблесках света. Так вот всё прямо наоборот. Начальство имеет право являться народу исключительно по воле народу и в пределах, указанных народом. Вот мы, людишки, «простая чадь» можем и должны демонстрировать с кем угодно, когда угодно, в любых сочетаниях и по любым поводам. Это и есть «общественная безопасность» — безопасность демонстрировать в общественных местах. А когда ничего не взрывают – это не общественная безопасность, это сапёрная безопасность.
Четвёртый угол – самый несчастный, про него обычно забывают. Почему первые христианские проповедники то и дело кричали не «веруйте», а «вера без дел мертва»? Потому что про «веруйте» само собой ясно, это тот самый первый угол, в котором человек сидит и Евангелие читает. Про Церковь тоже с лёту понятно, что один в вере не воин, надо искать тех, кто верит, как ты, смотреть, что они сочинили в смысле молитв и вообще, да и пользоваться этим. Понятно, что надо время от времени выползать из дому в храм, себя показать и других посмотреть – включая Бога. А вот про то, что всё это ради чего-то – не очень понятно. Ну какие такие «дела»?
Накормить голодного – это как бы просто. Согреть замерзающего – с этим в России сильно сложнее, нужны большие расходы и, что самое паскудное, согласования с начальством. А начальство любит, когда замерзающий замерзает – его дело очистить подвластную территорию от органики.
Христианское дело, следовательно, не строить огромные храмы, а помочь беднякам, беженцам, маргиналам? Кто бы мог подумать!
Не будем наивными – не только религия способна превращаться из квадрата в треугольник и работать исключительно на себя. К науке это тоже относится. Сколько учёных работают на своё благополучие, а не на познание истины? А одно другому не может не противоречить, потому что своё благополучие конечно, а истина нет. Точь в точь как в религии.
Кассир в магазине и депутат в парламенте, художник в мастерской и чиновник в кабинете, — все мы склонны забывать о деле, которое должны сделать, и работать не на дело, а на работу. Унывать не надо – это не со зла и не от эгоизма, а потому что не так уж легко помнить о результате. К тому же как его определить, результат? Определение должно быть не слишком широким – цель любой работы в том, чтобы мир стал счастливее, но ведь это ж малость демагогия. Определение не должно быть слишком узким – цель работы чиновника не в том, чтобы бумажки перекладывать с места на место. К тому же мы же люди, а не деревья, у которых с плодами всё просто, иному человеку такое яичко предстоит снести, что страшно подумать. В общем, как в сказке о белом бычке, надо время от времени возвращаться к исходной точке, к первому углу, в котором идея, ради которой всё и затевалось. Это не трудно, ведь четвёртый угол квадрата рядом с его же первым углом!
Возвращаться в первый угол нужно тем более, что редко человек сразу и навсегда точно определяет, в чём идея того или иного дела. Сколько людей были твёрдо убеждены, что цель брака – рожать детей? А потом дети вырастают, и оказывается, что цель-то брака совсем в другом… Цель политики – величие родины? Цель кулинарии – рекордных размеров торт? В самом деле?!
К этому надо добавить, что сам человек – явление многоцелевое. Ртом едят, дышат, целуются, разговаривают, — а человеком ещё больше много всякого разного делать, одним и тем же человеком. Такой мультитул, многофункциональный инструмент, только к человеку нельзя относиться как к инструменту, этой идеи Канта никто не отменял.
Конечно, большинство людей – треугольники или, точнее, недоделанные квадраты. То политикой займёмся, а обзавестись идеей забудем. Или идеей обзаведёмся, но искать единомышленников не будем. А сколько вариантов пятнашек и сбоев, когда идея вроде бы есть, но такая… непропорциональная… Когда человек живёт в тоталитарном государстве, заточенном под войну, а политическая идея у него – борьба с коррупцией чиновников. Оплакивание волос отрубленной головы. Или идея правильная, а желание объединяться с единомышленниками нулевое – тут и тоталитаризм услужливо ррраз – и благословляет только одиночные пикеты…
Сильно расстраиваться не стоит. Как верно отмечал один из героев Льва Толстого, с объединением – как и с прочими элементами – всё отлично только у злодеев. Так не потому, что добрые люди глупее или агрессивнее (конечно, нет – иначе какие ж они добрые?!), а потому что добро бесконечно сложнее зла. Дать ребёнку подзатыльник – идея примитивная и не требующая больших затрат. Дать ребёнку стать самим собой – куда сложнее. Обрить человека наголо дело минуты, а соорудить причёску, с которой не стыдно на бал, это целый день может уйти. В этом смысле главное чудо – что перед бесконечной целью человек должен бесконечно стоять с разинутым ртом, а ведь нет этого! Живём! И самые бесконечные бесконечности без больших проблем упаковываем в практичные квадратные коробочки, а потом, в минуту жизни тяжкую, распаковываем, и опять упаковываем, и так до тех пор, пока смерть не объединит нас с бесконечностью настоящей.
