Коммуникация состоит не из этапов, а из измерений. Этапы сменяют друг друга, измерения сосуществуют друг с другом.
Самое первое измерение кажется двоичным. Быть или не быть. Человек может предъявить себя собеседнику, может не предъявлять.
На самом деле, всё сложнее. Можно быть или не быть фиктивно. Быть, не быть или быть лишь по видимости. Я вышел из дома, я сижу рядом с человеком, но я его игнорирую. Бойкот. Избегание. Говоря по старинному, ненависть. Я ненавижу другого до такой степени, что он для меня невидимка, ничто, дыра в мироздании.
Только человек может быть или не быть фиктивно, условно. Это возможно, потому что человек не просто подаёт сигналы, а говорит. Слово безмерно сложнее сигнала. Точнее, общение бесконечно сложнее сигнализации.
«Быть» тоже может быть лишь на словах. Человек уходит, покидает материальное пространство, чтобы остаться. Это демонстративный уход. Демонстрируется нежелание разделять с другим пространство жизни. Само физическое отсутствие или просто молчание оказывается мощной коммуникацией: я не согласен, я возражаю, я против.
Отсюда в философии идея феномена и ноумена. Любое явление таит в себе нечто, что не может быть явлено. Человек познает лишь то, что может быть познано, но внутри, за поверхностью явления есть нечто, что сопротивляется познанию. Отсюда неуверенность человека в отношении своей способности познавать. Точно ли мы познаём что-либо, кроме своих ощущений.
Неуверенность должна увеличиваться многократно при общении с другим человеком. Стул не лукавит, не притворяется, а другой человек может притворяться и лгать, вольно или невольно. Это полбеды, а целая беда, что человек способен использоваться слова не для лжи, а для высшей правды, для любви, для творчества. Ложь упрощает мир, творчество усложняет. Другой не сопротивляется тому, чтобы я его познал. Другой рвётся навстречу мне. Но происходит настоящая драма: общение не легче, а сложнее, когда меня любят. Любящие соприкасаются на такой глубине, которая им самим закрыта и открывается лишь любимому.
