Невменяемость — вот первое убежище негодяев. «Я был не в себе». «Обвиняемый находился в состоянии аффекта». Весь исполинский роман Музиля «Человек без свойств» покоится на размышлениях о вменяемости, начиная с вменяемости конкретного преступника и заканчивая вменяемостью любого государства, наипаче же империи Габсбургов.
Люди, которые говорят о негодяе, что он психопат, социопат, больной, хотят не оправдать негодяя, а утяжелить его вину. Только душевное заболевание, расстройство психики это не отягчающее обстоятельство. Вот опьянение — обстоятельство отягчающее, хотя на протяжении веков считалось наоборот. Кем считалось? Разумеется, любителями опьяниться.
Любителей психически расстроиться не найти, однако, разговоры о невменяемости негодяев таят в себе надежду оправдать свои грешки временным помутнением рассудка. «Ой, помрачение нашло». «Ах, я задумался о другом». «Вот справка: я был социопатом с пятого по второе мартобря».
Избавьте меня от разговоров о социопатии, а от негодяев я сам избавлюсь, хоть в себе, хоть вокруг себя.
Все эти разговорчики из того же разряда, что городские мифы о зомбировании, всевластии пропаганды и слабостях мозга перед гиенами пера и шакалами социальных сетей. Они вроде бы о том, что окружающие слабы на передок, задок и вершок, а я один не сыграю в зомбоящик, весь из себя гипноустойчивый. На самом деле, эти городские мифы о всевластии демагогов — репетиция своего выступления на Страшном суде.
Нет уж, негодяй так негодяй! Кто сказал «Боже, милостив буди мне, грешному»? «Боже, милостив буди мне, негодяю!» Ишь, «грешный». Андерстейтмент, а по-нашему, не по-британскому, превратить слона в муху и пытаться на ней влететь в игольное ушко.
Боже, милостив буди мне, негодяю. И вон к тому негодяю. Он, Боже, реально негодяй, он просто придуривается, поверь на слово! Что, Ты уже к нему милостив? Боже, не надо, я же не просил немедленно! Что, уже поздно? Что, мир так устроен, что сперва Ты милостив к кому-то другому, а потом ко мне? Я вообще в конце очереди? Ну, Господи, Ты даёшь… Ты точно вменяемый? Другого Бога нету? Ау!