«Запад есть Запад, Восток есть Восток», сказано Киплингом. Империализм? Не только. Шпенглер сказал куда резче о том, что люди разных эпох чрезвычайно далеки друг от друга. Можно исследовать, но вполне понять невозможно.
Под этой идеей принципиальной непознаваемости людей других времён кроется базовая, древняя как палеолит ксенофобия. Человек это я и моё племя, все остальные нелюди, животные, только внешне имеющие некоторые черты людей. Я Гильгамеш, а Энкиду звероподобное существо. Я говорю словами, а «те» рычат, вместо слов у них «вар-вар», «бар-бар», они поэтому варвары. Немые — «немцы».
Киплинг и Шпенглер представляют некоторый шаг вперёд. Они понимают, что другие говорят, а не рычат, но полагают, что понимание всё равно невозможно.
Тут сказалась идея Просвещения: человек есть продукт образования. Среды естественной или искусственной. Искусственная среда разнообразнее естественной. Просвещение кокетливо заявляло, что хочет быть дикарём, что «дикарь» (индеец, перс, китаец) лучше европейца в своей «естественности», лучше понимает европейца — точнее, француза — чем он сам себя понимает, видит избыточность «культуры», её «вред». Это была нормальная самокритика, только и способная не дать культуре заснуть.
Современная западная культура предпочитает не решать вопроса о познании, во всяком случае, не решать в порядке обязательном, до школьного учебника включительно.
Наверное, это наилучший вариант для общества, а для личности нужен всё-таки ответ. Возможно сочувствие или эмпатия всегда мнимая, хоть между питекантропом и президентом США, хоть между президентом и его женой?
Ответ дан Толстым. Самое трудное, почти невозможно, но и самое важное для человека: понять, что в другом то же самосознание, та же самоочевидность вечности и центральности себя для мироздания, что и во мне. Это самосознание не в парижских салонах изобретено, не в манчестерских мастерских выковано. Оно универсально для людей. Оно не объект познания, оно источник возможности познания. Трудный источник, потому что признать в другом равенство себе по самому главному, по сознанию «я», так же трудно как признать в Гильгамеше такого же человека, как в Пупкине. Или в себе. Трудно, но другой основы, питательной почвы для понимания нет. Основа понимания — принятие равенства с другим в уникальности.
