Путешествие есть создание и организация воспоминаний. Собственно, «жизненный путь» это именно путешествие: если человек не помнит, он живёт, но пути не совершает. Таково жизнь в несвободе, поэтому в «1984» путь к свободной жизни начинается с обретения сувенира – памятки о прошлом. Осколке прошлого в мире, где прошлое каждый день конструируется пропагандой заново.
Вот почему ребёнок – очень неполноценное состояние. Не имея свободы, он созревает, и это замечательно, но его детство это история не столько его, сколько взрослых, о нём заботящихся. Точнее, идеально помнят детство человека не он сам и не его заботливые родители, а дедушки и бабушки, которые были по отношению к жизни ребёнка чуть посторонние, хотя и не посторонние. Если, конечно, они помогали родителям. Тут родители и ребёнок словно живут в городе, а дедушки и бабушки в этом городе как туристы, они туда путешествуют. Они помнят о детстве внуков и внучек куда больше, чем о своём собственном или о детстве своих детей, и это наслаждение автостопщика, который нашёл себе транспорт на всю оставшуюся жизнь. Более того, дети и внучки вырастет и покинут своё детство (и это нормально), а родители будут его хранить в своей память как часть своего жизненного пути – вместо своего детства, которое стало достоянием, в свою очередь, их родителей. Вот почему детские воспоминания, при всей их яркости, всё же симптом некоторого непорядка, если они составляют единственные или хотя бы главные воспоминания человека, что бывает сплошь и рядом, это обыденное, обывательское явление.
Ничего страшного в том, что человек забывает детство и вообще своё прошлое, нет. Было бы несчастьем, если бы мы всё запоминали. Такого, конечно, не бывает, но слишком часто бывает, что прошлое – единственное реальное, что есть у человека. Был ребёнком – была жизнь, а вырос – и оказалось, что он раб. Иногда в прямом смысле – если живёт в несвободной стране. Если скудные и однообразные ежедневные впечатления ничего не добавляют к жизни. Тогда память о детстве берёт на себя несвойственную ему функцию быть главной памятью человека. Это не так уж плохо, иногда в роли костыля или протеза выступают наркотик или водка, распутство или людоедство.
Фрейд был гениальным гидом, талантливым туристом и никудышным путешественником. Как терапевт он умел сделать из пациента Данте виргилием и провести его через все круги и яруса. Наблюдателем он был уже поплоше, а в своей жизни… Только этим можно объяснить, что он не смог вовремя вывести родных, так что они погибли, дотянул до последнего, тогда как Цвейг, к примеру, уехал уже в 1934.
Нормально, когда память о жизни это не память о детстве, о годах взрослых или каких других, а когда творческий опыт. Не обязательно «художественное творчество», самое заметное, но и самое поверхностное. Любовь куда более творческий акт, только настолько глубокий, что не всегда доступен для восприятия (и запоминания) даже самими любящими. Что в своём роде неплохо – память не должна перевешивать будущего. Память в жизни как жир в организме – в меру, в меру.
