В одной стране (э, да что там, не одна такая страна на белом свете) жил да был человек, молодой, почти еще подросток. Однажды он случайно обнаружил, что дважды два четыре.
На самом деле, в этой стране не было человека, который бы не делал подобного открытия. Но Америку открыть нетрудно, а вот жить в Америке... В общем, с незапамятных времен в этой стране (э, да что там, не одна такая страна на белом свете) считалось, что дважды два равно пяти.
Люди не столько верили, что дважды два равно пяти, сколько боялись сказать самим себе, а тем более другим, что дважды два равно четырем. Поэтому в этой стране (э, да что там, не одна такая и т.д.) были, конечно, радикалы, кричавшие на всех углах, что дважды два равно шести, были смутьяны, которые шепотком объясняли, что дважды два равно трем, так что интеллектуальая жизнь бурлила. Только про четыре не заикались. Что дважды два четыре, было настолько недопустимо, что за подобные заявления даже не репрессировали. Легкая усмешка, в крайнем случае, саркастическая ухмылка, — в зависимости от горячности, с которой человек говорил про дважды два четыре.
Стиль это человек? Стиль это отношение к человеку. Если меланхолик ронял между делом меланхолично, что дважды два четыре, это просто игнорировали, флегматика тоже не замечали. Но если холерик или сангвиник, тогда...
«Лихой человек», так когда-то на русском языке именовали преступника. Потому что «лихо» это зло. Ничто не слишком, как говоривали древние итальянцы. Nihil nimis. Нигилист не всякий, кто ударился в отрицалово того, что дважды два пять, а тот, кто отрицает слишком горячо. Юпитер, ты сердишься, следовательно, ты неправ. Помилуйте, а как не сердиться, если Лукиан сказал не «сердишься», а «мечешь молнию». Но метать молнию вовсе не означает какой-то определенной эмоции, даже напротив, молнии мечут — то есть, применяют насилие — очень хладнокровно. Во-первых, при метании молнии необходима твердость руки и ровное дыхание, во-вторых, зачем сердиться, если в твоем распоряжении молния? Если бы у того бедолаги, который открыл четыре как ответ на дважды два, был атомный чемоданчик, его страна (э, да что там, любая страна) быстренько перешла бы на четверку. Правда и атомный чемоданчик могут больше, чем голая правда.
Вздор. Правда с атомным чемоданчиком уже не только не голая, но даже и не правда. Дважды два четыре нельзя навязывать силой, как и впадение Волги в овес. Ложь и насилие неизбежно сопутствуют друг другу как выстрел и пуля, а правдой пулять нельзя, она перестанет быть правдой.
Вот лихость правде не помеха. Почему, собственно, лихость в русском языке давно уже не обозначает зла. Лихость это, скорее, кураж, только кураж не с манжетами и шпагой, а с удалью — еще одно слово, теоретически обозначающее явление нехорошее, а практически очень даже похвальное явление. То есть, конечно, меланхолично ронять, что дважды два четыре, флегматично кивать, глядя на четыре, это не порок, не грех, но очень уж похоже на казенщину. Власть неизбежно флегматична, хотя захватывают власть чаще сангвиники с холериками. Но, как известно, штыки — отличная отмычка тронной залы, но скверный трон. Власть склонна развращать, и развращенность как раз в спокойствии, в том спокойствии, в котором ни капли покоя, мира, а только тупая только что отобедавшего людоеда.
Какая людоеду разница, сколько будет два два? Почему людоедство всегда проповедует что-то типа дважды два семь, три, шесть и так далее? Потому что, если допустить просачивание правды в таблицу умножения, то она ж может дальше просочиться. Сегодня четыре, а завтра кушать подданных запретят, а то даже и подданные перестанут быть цифрой в меню, а превратятся в людей, и как тогда быть? Нет уж, отпор правде надо давать на дальних рубежах, и людей, лихо талдычащих про четверку, надо выбраковывать. Флегматиков и холериков не обязательно, для них четверка остается абстракцией, считать съеденных они всё равно будут по людоедской арифметике. Лихости не хватает. Как пресловутые «люди лунного света» могут быть очень, очень хороши, но детей у них не будет никогда. Своих, во всяком случае. Ориентация не та.
Лихость раздражает, конечно, и досаждает. Но надо же уметь входить в положение. Человек знает, что дважды два четыре, и десять, тридцать, пятьдесят лет говорит об этом. Вы бы не разъярились? Значит, либо вы не человек, либо вы флегматический меланхолик или меланхолический флегматик. Конечно, лихость — лишнее. Но ведь сказал же один человек лунного света, что лишь лишнее необходимо. Просто что считать «необходимым»? Медленное и методичное просвещение, чтобы три колонны просветителей неуклонно двигались по оврагам от дважда два пять к дважды два шесть? Или как можно скорее четыре, четыре, четыре? Решайте сами, только не забывайте о том, что дело происходит в стране, где считают людей, отправляемых к людоедам на тарелку. Э, да что там, не одна наша страна такая!