«Путешествие на Запад» в классической древности — путешествие в дикость, варварство. Сегодня путешествие на Запад из России — путешествие не в «цивилизацию», а в подлинность. Москва — имитация Запада. Имитация мёртвая, кукла. Есть люди, которые предпочитают кукол из секс-шопа. Резиновые красавицы не спорят, не обижаются, не дуются. Правда, сдуваются.
Нормально для человека, росшего в морозилке деспотизма, освободившись ехать вовсе не на Запад, а в миры любимых писателей. В морозилке книги Диккенса, Честертона, Дюма были раскалёнными шарами, каждый из которых — особый мир, мир реальный, более реальный, чем мир Ленина-Брежнева. Нормально было, получив возможность вырваться, ехать не в Лондон Лондон, а в Лондон Конан Дойля, в Париж Бальзака. Конечно, при этом было чувство удивления и немного разочарования. Мир Теккерея жутковатый, но страстный, а уж чего в реальном Лондоне — да и на реальном Западе — нет, так это страстности. И слава Богу! Теккерей был бы только рад — он этого и хотел.
Путешествие на Запад сменяется путешествием в Запад. Так Колумб совершил путешествие из воображаемого Китая в реальную Америку. Из нежити в жизнь. Эта жизнь совершенно не идеальна, но она жизнь. От неё не веет сладковатым тлением. Она тяжёлая, эта жизнь — именно этой тяжести более всего не понимали и не понимают живущие в концлагере, как надзиратели, так и заключённые. Тяжесть свободы. Эту тяжесть несут по-разному, но её несут не под крики надсмотрщиков. Внешне различия могут быть незаметны. Кассир всюду кассир. Тем не менее, различие есть, именно из-за него одни стремятся в Запад, другие, побывав там, скорее возвращаются в морг.
Оказываясь в нормальной жизни, человек из морга, если он верующий, спрашивает себя, есть ли место вере в этой нормальной жизни. Становится понятно, почему так популярен у нормальных людей взгляд на веру как на невроз, обусловленный нехваткой — нехваткой свободы. Ну какой Бог, тем более, Сын Божий, если никого не распинают, если есть жёсткие нормы, предотвращающие всякие безобразия — нормы, не заповеди. Правовая жизнь во всём её прихотливом разнообразии.
Конечно, нетрудно в нормальной жизни найти ненормальную (обратное утверждение неверно). Нетрудно найти тревожных, обремененных, невротичных, боящихся потребительства, абортов, правительства, и — вперёд, религия! Только вера-то не об этом, она совсем о другом. Об истинности. Тем и велик нормальный мир, что он, не претендуя быть посольством Истины — как претендует мир несвободы, мир имитации, нежити — как раз истинности и открыт, только открыт абсолютно ненавязчиво, как море открыто для плавания, хотя никого к плаванию не обязывает. Почему только море и можно по-настоящему плавать, даже не «плавать» — это и в бассейне рабства можно — а совершать плавание.