Коммуникация как милость и милосердие

Спор о том, должен ли был Папа Пий XII публично заявить о Шоа, кажется сложным. Как же: выступишь публично — Гитлер ожесточится и будет ещё пуще убивать евреев, не выступишь — может, кого и спасёшь.

Спор, конечно, не вполне честный. Ведь о Шоа молчал и Рузвельт, боявшийся американских антисемитов, да и все другие лидеры тоже. Что до озверения Гитлера, то оно шло изнутри. Любая ненависть — не от среды, обстоятельств, фактов, а от тьмы сердца.

Для христианина проблемы вообще нет. Попробуем Христос-тест. Надо ли говорить о том, что Иисуса распяли? Не ожесточим ли мы тем самым кого-нибудь? Например, преставителей прокуратуры — ведь там прокуратор приговор выносил? Или даже государство как таковое рассердится? Не лучше ли говорить о чём-то позитивном? Что христиане конструктивно предлагают? Зачем копаться в плохом? Давайте мыслить позитивно! Скольких не распяли — ура!...

Сообщение есть прежде всего разновидность общения. Обо мне говорят, следовательно, я реален. Анафема, бойкот, равнодушие, — следовательно, меня нет. «Не бойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу». В газовой камере задыхалось тело, душа задыхается до газовой камеры, когда человек понимает, что всем безразличен. Горе людям обездушенным — не бездушным, а задушенным страхом, людям, которые не чувствуют нужды в сочувствии, в том, чтобы о них знали. Таких людей в истории — абсолютное большинство.

Это животное в человеке — забиться и умереть, как животное в человеке — забить и убить. Обезьяна не чувствует потребности в общении, в памяти, в поминовении, и катастрофа, когда человек не развивает в себе этой потребности. Горе человеку, который навязывает себя другим, который не верит, что существует, если он не на виду, если он не получает подтверждений своего бытия от окружающих. Но горе и человеку, который замыкается в себе наподобие аутиста — то, что для аутиста естественно, для не аутиста противоестественно. Большинство людей — аутисты (а иногда и прямо эгоисты) искусственные. Страдание может вести к проваливанию ещё глубже в этот искусственный саморазрушительный аутизм, но может — и это будет по-человечески — из него выводить, будить жажду в сострадании.

Сострадание не всегда прагматично для тела, но оно прагматично для человека. Несчастен человек, отчаявшийся до такой степени, что он отвергает сострадание к себе. Человек же, который отказывается проявлять сострадание, не несчастен. Он просто жесток, он не испытывает сострадания — сострадание, как и любовь, не может не проявляться. Более того: человек, который ожесточён до такой степени, что не нуждается в сострадании — это человек, который может быть жесток по отношению к другим. «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели» — дух Великого Инквизитора, Великого Аскета, Великого Солдата. Беспощадность редко бывает односторонней, этим она себя оправдывает, но это не её оправдание, а приговор ей.