"На Западе атомизация, нет душевности, все разобщены", - одна из постоянных тем антизападничества в России. Обычно так говорили и говорят довольно искренне, в том числе и люди свободолюбивые, попавшие на Запад.
За разобщённость тут принимается отсутствие властных инстанций, которые надзирают за жизнью, организуют её, решают проблемы подчинённых. Некому написать петицию, не от кого получить квартиру, путёвку в санаторий. Нет всего того, чем сильно несвободное общество - организации подданных, рабов в определённую структуру. Материальные блага тут вторичны, это может быть организация заключённых в концлагере, всё равно появляется надёжность, ясность, определённость в отношениях с другими людьми.
Свободное общество тем и отличается, что тут нет патернализма. Насколько патернализма нет, настолько оно и свободно. Связи между людьми устанавливаются людьми, а не руководством, и это процесс чрезвычайно сложный, непредсказуемый, не обречённый на успех. Для человека из несвободного общества такая жизнь психологически очень тяжела, даже если он хочет свободы искренне.
При этом в диктатуре "душевность", "коллективизм" есть абсолютные фикции, прикрывающие печальную реальность, которую можно обозначить как "серпентаризация". Это старая советская шутка о том, что такое "коллектив единомышленников", созданием которых занималась ленинская диктатура ещё до того, как Ленин захватил власть. Что Ленин создал необычную - по меркам своего времени - группу, основанную на личной беззаветной преданности Ленину, об этом заговорили уже в 1903 году. Клан Путина лишь воспроизводит этот алгоритм. А вот что не вполне очевидно: беззаветная преданность вождю разрывает горизонтальные связи между преданными. Это выгодно и самому вождю, он становится единственным эмоциональной опорой для каждого члена группы.
На практике это означает, что все советские интеллектуалы вовсе не были интеллигентами. Дореволюционная интеллигенция была "орденом", социальной группой с ярко выраженными идеалами, горизонтальными связями, отсутствием единого вождя, солидарностью. Она была уничтожена, прежде всего, физически уничтожена. Её место заняли "сотрудники госучреждений". Члены союза художников, члены союза писателей, сотрудники института философии, сотрудники института истории. сотрудники института искусствоведения и т.п.
Все эти институты и союзы были и остаются государственными учреждениями, на государственном финансировании и под государственным контролем. Государство обеспечивает заказами или хотя бы разрешает выход на рынок интеллектуальных услуг, государство контролирует, государство надзирает. Например, при Путине есть отдельный генерал Лубянки, который надзирает за "религиоведами". Его появление на конференции - признак её высокого ранга, большого карьерного потенциала для участников, перспектив в финансировании.
Система продуктивна в том смысле, что её члены боятся солидарности отчаянно. Это блистательно обнаруживается, когда государство обрушивается на какого-нибудь возмутителя спокойствия - часто лишь кажущегося. Когда власть со всей силой стала бороться с "кощунствами", сообщество художников и критиков не поддержало тех мастеров, которые оказались "под катком". То же в литературе, музыке, истории, науке.
Коллективная акции наподобие массового ухода из университета, тривиальные для до-ленинской России, стали немыслимы. Ключевский, уйдя из университета, без труда нашёл себе работу. В России Ленина или Путина он был бы обречён на репетиторство.
Хуже того. "Душевность" служит в таких государственных сообществах психологическим механизмом, который облегает существование. Её символом могут быть коллективные чаепития и тортопоедания по случаю дней рождений. Патернализация ведёт к инфантилизации, превращению рабочей команды в халтурно работающую квази-семью. Понижение уровня мысли неизбежно - ведь понижен уровень свободы. Зато уж "ответственности" - то есть, боязни наказания - хоть отбавляй.
"Душевность" тем необходимее, что реально начинает развиваться та самая серпентаризация. Не просто отключён механизм солидарности, а развивается патологическое недоверие друг ко другу, склочность, отчуждение и борьба за крохи со стола начальства всех уровней. Нравы концлагеря, а не цеха и лаборатории. Диктатура правит благодаря системе кланов-элит, и вся структура, до самого бесправного низа, воспроизводит этот же принцип: борьба кланов, личная преданность патрону, подмена солидарности большой и малой корпоративной борьбой. Проявления подлинной солидарности случаются, но они либо чрезвычайно локальны (подписать интернет-челобитную, постоять в безопасном пикете), либо наказываются так, что хорошо, если кому-то удаётся эмигрировать.