Мои наблюдения над расизмом это наблюдения над собой. История вообще один из путей самопознания. Это я неосознанно впитывал и разделял гомофобию, это я неосознанно впитывал и разделял викторианское высокомерие по отношению к чёрным, жёлтым и т.п., видя в них милых, хотя иногда опасных детей. Очень хорошо об этом комплексе имперца писала — анализируя себя, выросшей в Средней Азии — Людмила Петрановская. Единственно, у меня не было социального расизма, потому что отец сидел, мы были изгои в той среде, где мать работала, а я учился, и этот опыт изгойства был очень полезен.
В конце концов, расизм белых по отношению к чёрным это далёкая для меня проблема, а вот расизм русских еврейского происхождения — вроде меня, мы все ассимилировались в совков, мы все в 1970-е начали лепить из себя русских, евреев, армян и т.п. самым натужным образом — расизм русских, которые сконструировали из себя евреев и евреек, по отношению к арабам, этот расизм близкий.
Конечно, есть антиарабский расизм и русских русских вроде Понасенкова.
Причём, в Израиле, где реально в клинче два этноса, такого расизма нет, там совсем другая ксенофобия. А вот в России или у русских эмигрантов в Израиле (о, конечно, у всех у них бумажка про еврейство) — есть. Потому что, извините, нам «заняться нечем». «Вата» — очень меткая метафора. Несвобода порождает чудовищ. «Жить не дадут, но и умереть не позволят» (Керсновская) — что тут означает «жить не дадут»? Не дадут издавать газету, держать газетный ларёк, чистить ботинки, пилить дрова, продавать цветы. Всё возьмут на себя, тебе сунут пайку, пододвинут парашу, — жуй и смотри, дрожи, ведь на проклятом Западе ты бы и этого мог не иметь.
Вот почему так органичен расизм у тех эмигрантов из России, кто добился. Они доказали себе и миру, что они не вата, не иждивенцы, не паразиты никогда. Появляется чувство превосходства по отношению к западным беднякам всех цветов. Что ж они-то, не преодолевавшие овиров и гебей, не хлебнувшие эмигрантского лиха? Мы — впрочем, и тайцы, и китайцы, и конголезцы — смогли, а они что? Так и в Израиле: я, эмигрировавший, начавший с нуля («нуль», впрочем, очень и очень условный, люди реально не понимают, как многое они получили в России), — я смог, а «эти» не смогли.
Они не смогли. Я им симпатизирую уже потому, что и я не смог. Я лузер, фрик. Я на своём примере знаю, что такое расизм — как работают его механизмы. Не только на своём: моего научного отца, ученика Зимина, великолепного историка, написавшего подлинную историю Смутного времени, Александра Станиславского, гнобили за еврейство. Но со мной была такая ещё точка бифуркации, в 1992-1993 годах.
Начались гранты Сороса. По религии эти гранты получали бывшие деятели научного атеизма. Я не получил, хотя несколько раз подавал. Потому что для гранта требовалась рекомендация человека со степенью. Научные атеисты, ставшие «исследователями религии» — ну, следователи присобачили себе приставку «ис», дело нехитрое — друг другу такие рекомендации давали. А мне не у кого было взять. Вот что такое «системный расизм», маленький пример.
Конечно, я бы, наверное, смог многое — смог бы и в США эмигрировать, смог бы в кремлёвские проповедники пробиться, смог бы в тележурналисты или в правмир. Я даже точно знаю, что надо было бы сделать. Алгоритмы-то не секрет.
Другое дело, что я благодарен Богу за то, что не стал академическим исследователем, не стал казённым священником, не стал тем, не стал сем. Но это моё и Бога дело, а механизм расизма — изделие человеческое, которое надо демонтировать.