Сегодня понятие «прав» размывается с двух противоположных концов. Ханжи говорят, есть лишь «права Бога», у людей же лишь обязанности, «новые атеисты» говорят о «правах материи»: права животных, права океана, права джунглей, права нейтрино, права экосистем. Права обезьян ничем не отличаются от прав человека, поскольку человек ничем качественно не отличается от обезьяны.
Тут и начинается вера как иррациональное и недоказуемое убеждение, что человек от обезьяны отличен. Это отличие — в речи. Бог есть Слово, человек есть слово. Речь порождает смыслы. Речь возникает в познании и в диалоге, у маугли речь не возникнет, но если уж речь возникла, то она порождает смысл и в полном одиночестве.
Новые атеисты типа Докинза или Харари считают эти смыслы фикцией, разновидностью клекотания или щебета, которые просто сплачивают людей, но не имеют отношения к действительно. Сказки. Самоублажение.
Человек есть настолько человек, насколько порождение смысла есть его абсолютное право, врождённое. При этом несколько неопределимое. Поэтому даже умалишённый не полежит уничтожению: человек не имеет права решать, насколько другой человек — человек, насколько смыслы, порождаемые другим человеком, истинны, практичны, осмысленны. Действует (должен действовать) принцип перестраховки. Лучше допустить бессмыслицу, чем пытаться фильтровать лучшие смыслы. Единственный способ жить по-человечески это вести диалог, в ходе диалога смыслы возникают, меняются, исчезают, творят новые смыслы и т.п.
При этом смыслы, порождаемые каждым человеком, уникальны более отпечатков пальцев. Даже цитата не есть идеальное воспроизведение чужих слов. Человек, даже если пытается, всегда чуть-чуть изменяет смысл, заимствованный у другого. Такова эволюция: вариативность нарастает от простых структур к сложным. Вариативность, непредсказуемость, творческий потенциал.
Право возникает как речь, призванная защитить право человека на порождение смысла. Право есть именно речь, диалог, коммуникация, и если убивается диалогическое начало в правовой структуре, то право превращается в бесправие и произвол. Право начинается с признанием того, что возможен суд, который полномочен быть посредником (палач — тоже своеобразный посредник) между людьми и их смыслами.
Конечно, реально существующее право — включая церковное — с такой точки зрения является очень зачаточным явлением. Как и существующие формы коммуникации. Информационная революция совершилась, возможности коммуникации многократно возросли, а нового качества пока нет. Даже простейшая мысль о недопустимости убийства — не только в виде смертной казни, но и в виде «обороны» — не является столь же аксиоматической, как мысль о недопустимости людоедства.
Чтобы право развилось до настоящей, а не поверхностной защиты прав (когда немыслимо будет ограничивать свободу слова ради «безопасности» любого рода, особенно же «общественной») необходима, естественно, коммуникация. Речь, соревнование смыслов, пропаганда смыслов, убеждение. Защита прав человека есть не оборона, а нападение — нападение на нападение, нападение через право.
По выступлению на IV Якунинских чтениях 16 марта 2019 года
В этом смысле даже церковное право — явление вполне позитивное. Отлучение отца Глеба Якунина было вопиющим антиправовым актом. Беда Московской Патриархии — и, увы, всех институтов современной России — что она остаётся в пространстве бесправия и, хуже, манипуляции правом, в пространстве циничном, и даже верующие не веруют в возможность жить по праву и в необходимость права.