Была рыбная Россия. Разнорыбье было впечатляющим: и стерляди во дворцах водились, и вяленые воблушки по лавкам, и щуки в участках, и премудрые пескари в учреждениях. Сомы в сенате, осетры в госсовете, — в общем, может, и не лучше, чем у соседей, но уж и не хуже.
Была Россия рыбная, стала Россия раковая. Из великого запаса народной мудрости, где на каждую пословицу была прямо противоположная, новый, ленинский деспотизм оставил всего парочку: «В стране слепых и кривой король» да «На безрыбье и рак рыба».
Царский деспотизм мог повесить, но глаз не выкалывал. Новый деспотизм — которому в обед 104 года будет — вешать вешал, расстреливать расстреливал, но всё-таки предпочитает как раз выкалывать глаза. Железный занавес, цензура, борьба с экстремизмом, — называть можно по-разному, суть одна. Если король крив и гол, подданные должны быть слепы. Не обязательно физически, глаза лишь отправляют в мозг сигналы, которые тот обрабатывает. Или не обрабатывает.
Впрочем, поскольку мозг инструмент капризный и может разглядеть, что король гол, оказывается востребовано и про раков.
В наши дни этих раков стали называть спойлерами, во дни Софии Августы Фредерики фон Ангальт-Цербской раков называли «потемкинские деревни». Спойлер, конечно, точнее. Потемкинские деревни имитировали благодушие крестьян, спойлеры имитируют возмущение крестьян. Возмущаются, даже кричат «король голый», «долой банду преступников и воров», но делают это с таким откровенным идиотизмом, что присоединяться к ним просто стыдно. Или опасно.
Андерсен когда-то написал антиутопию, в которой все вывески оказались не на своём месте. Реальность много хуже: не просто на булочной написали «Баня». Под вывеской «Булочная» какая-то склизкая вонючая будка, продающая такую же склизкую вонючую массу. Под вывеской «Баня» попросту огромная лужа. А что, на безбанье и лужа баня, так ведь? На бесхлебье и лебеда хлеб, так?
Нет.
Между раком и рыбой пропасть. Сколько рак ни рачится, он рыбой не станет. Из ста раков не сделать одной рыбы. Пошутили предки про безрыбье, горько пошутили.
Россия как нормальная страна исчезла 25 октября 1917 года. Великая Безроссия. В несколько этапов извели рыбу. Освободившееся пространство заполнили раками, под тем самым лозунгом: «На безрыбье и рак рыба». В Безроссии и Ленин царь, и Путин император. Берия в ней трагически погибший благородный реформатор, Горбачёв великий борец с тоталитаризмом, которому мешал Сахаров.
Пошло уже четвёртое поколение людей, которое и не подозревает, что раки — не рыбы. Поездки на Запад не помогают, всегда можно убедить себя, что рыбы, населяющие Запад, — это такие уродливые, больные раки.
Что делать?
Неправильно поставлен вопрос.
Чего не делать.
Не считать, что рак это рыба на безрыбье. Рак и не безрыбье всего лишь рак и ничего более. Имитация есть псевдоморфозах есть подделка есть подмена. Надежда на то, что подмена при долгом и умном применении превратится в рыбу, есть надежда глупая. Согласие использовать раков вместо рыб приводит лишь к тому, что раки разрастаются и превращают безрыбье из временного катастрофического состояния в постоянное. Онкология онтологии.
Самый хрестоматийный пример рака, конечно, Жириновский. Рак, запущенный в реку, чтобы выжить всяких рыб вроде Новодворской или Ковалёва. Выжили. Так запускают всё новых и новых раков, чтобы у каждой социальной группы был свой рак и не было своих рыб.
Это была присказка, а сказка впереди.
Православный демократ вроде меня может подытожить итоги жизни бессмертным «Шёл в комнату, попал в другую». Шёл в Церковь гонимую, хранящую правду в условиях почти катакомбных, а попал в Церковь огромных гламурных капищ, в Церковь людоедов и кощеев. Шёл в демократию, которая заботится обо всех, мирная, кроткая, сострадательная, а оказался в демократии воровской, хищнической, лживой.
Так что ж, повеситься?
Не дождётесь, извините за грубое слово!
В конце концов, сам виноват. Все мы вышли из сюртука Ленина, да и не вышли особенно. Мы все мыслили тоталитарно, как раки, мы все были мегаломаньяки. Если Церковь — то даёшь самый большой храм, к которому ведут все дороги. Если демократия — то никаких парламентских говорилен, никаких хасбулатовых и баррикад. Демократия должна быть тотальной, миролюбие с кулаками, вера с царством кесаря.
Согрешил, Господи, прости меня, грешного.
Согрешил и согрешил. А теперь займёмся обустройством в нормальном, реальном мире. Где демократия — очень рисковое дело, где вера — удел маргиналов, социальных фриков, где small is beautiful, то есть, где рыбой считается рыба, пусть даже очень маленькая, а не рак, пусть даже очень большой. Шел в комнату, попал в другую? Выйди из этой другой в нужную комнату, а если этой вожделенной комнаты нет, создай её.
Запад поможет? Нет, Запад не поможет. А Западу кто-то разве помогал стать Западом? Никто не помогал, только мешали. Всё было закатано в асфальт, всё было безрыбье, всё было онкология — но вот же, стало рыбьё.
Гарантий никто не даст, нет даже гарантий, что Запад останется Западом, а не обезрыбится — на будущее гарантий не дают, разве что мошенники — но разве интересно жить с гарантией? Если с гарантией, это не жизнь, а холодильник, а коли человек — идёшь в комнату, так иди, и куда ни попадёшь, зарыбляй и радуйся, радуйся и зарыбляй. Быть или не быть рабом, обычно не от человека зависит. Зато от человека быть рыбой или раком, оригиналом или фальсификатом, зубом или зубным протезом, и лучше быть рабом, но рыбой, чем рабовладельцем, но раком, потому что если ты пятишься от свободы в уловки, то конец предрешён, а если ты плывёшь к свободе, хотя бы ты в аквариуме среди раков или в океане среди акул, то ничего не решено и шанс есть.
