Описание мира всегда — метафора, потому что «описание» это слова. В этом смысле художник или математик (то есть, все «естественные науки») не описывают мир, они его «исследуют». «Исследование» создаёт «след», а не описание. Этот след — часть мира, и поэтому то, что создают художники и математики само по себе есть объект для описания.
В политике тем больше описаний, чем меньше свобода. Политика есть действие, и только там, где действие затруднено, политика вырождается в описание.
В современной России большинство населения, включая правящую элиту («номенклатуру»), не действует — потому что война не есть действие. Война есть разрушение, включая саморазрушение. Зато это большинство увлечённо описывает политический мир, раскрашивая ядовитыми цветами крайне примитивную картинку: кольцо врагов вокруг одинокого святого добряка.
Меньшинство населения описывает Россию иначе: страна, оккупированная злыми безумцами.
Это меньшинство устроено точно так же, как верующие России, и численность схожа. Людей, которые причисляют себя к свободолюбцам (либералам, европейцам) около 15%. Но как из верующих только ничтожно малая часть верует осознанно, так из «оппозиции» лишь ничтожно малая часть интересуется теорией и практикой либерализма. Большинство «верующих» просто исполняют обряды, чтобы поддержать у себя и окружающих представление о себе как о верующих. Так и либералы исполняют обряд хода во имя демократии, не очень представляя себе, что такое демократия. Как большинство верующих путает Бога с попом, так большинство оппозиционеров путает свободу с жизнью без нищеты и коррупции.
Это ещё раз подтверждает, что никем Россия не оккупирована. Зло в России исключительно внутреннего происхождения, за её пределами такой дряни не сыскать — разве что там, где выходцы из России хранят её в своих сердцах.
Сама идея, что российская несвобода импортная — часть российской несвободы. Это ведь всего лишь видоизменённая вера в жидо-масонский заговор, в лондонских изгнанников, в марксизм, которые отравляют русскую душу.
Какие оккупанты?! Оккупанты откуда-то приезжают, неся чужую культуру. Путин, что, из Дрездена путинизм привёз? Питерская команда Москве навязала казнокрадство, тайную политическую полицию и переставила Царь-пушку от Исаакиевского собора к Успенскому?!
«Оккупированная Россия» — метафора, показывающая деградацию российской оппозиции. Деградация не сегодня началась, а сразу после революции, когда закричали о том, что «с Россией кончено», «занавес закрылся». Плакали-то не о России, а о самодержавии, и когда самодержавие вышло из гробницы в виде Ельцина, а потом Путина, сильно пованивая, преклонились перед ним. А кто не преклонился, стал кричать об оккупации.
Помилуйте, наши дяди и тёти, наши папы и мамы, братья и племянницы, — они что, оккупанты? А ведь они — основа путинизма, порождающий его чернозём. Они, а не Путин, в своих семьях ведут постоянную агрессию против друг друга, не давая ближнему жить, как он хочет, поучая, вмешиваясь, ограничивая. Они, а не Путин, препочитают дешёвую успокаивающую полуправду, экономят на свободе, чтобы потратить сбережённое на «творчество», «поэзию», «науку» — и выходит средненькая наука, плохонькая поэзия и творчество, от которого мухи дохнут. Мухи-то дохнут, а люди не дохнут, люди приспособились, сидят на «творческих вечерах», участвуют в «круглых столах»... А всё это фуфло, пустые формы и пустая трата своего и чужого времени.
Спросите у любого «верующего», как он насчёт подставления щеки, — удивлённо выкатит глаза и начнёт объяснять, что сие не надо понимать буквально. Угу, как про любовь — так не надо понимать буквально, а как про кнут и кого-нибудь пнуть, что-нибудь опрокинуть — так это надо именно буквально понимать! Ну, не совсем буквально — никто никаких торговцев ни из каких храмов не выгоняет. Что, оккупанты мешают? Ну-ну...
Девять десятых российских «оппозиционеров» и «либералов» не понимают, почему нужно отменять закон против экстремизма, почему нужно избавляться от ядерного оружия, почему нужно выводить войска из Таджикистана, Абхазии, Крыма.
Так что, звать этих псевдо-оппозиционеров оккупантами, которые заняли чужое место? Можно, конечно, но встаёт вопрос: а откуда вообще люди берутся? Аист их приносит? Когда б вы знали, из какого... Впрочем, вы же знаете из какого неудобоназываемого места происходят люди. С трудом происходят.
Иногда говорят, что идея об оккупации России создана, это чтобы не каяться. То есть, либо я должен каяться за путинизм, либо я оккупированный. Очень странное противопоставление, показывающее довольно архаическое представление о жизни вообще и покаянии в частности. Концепция коллективной ответственности в чистом виде. Какая разница, оккупирована Россия или нет?! Каяться в чужих грехах не нужно по любому, в своих — непременно, а главное не забыть между покаяниями поработать. А то как бабки-суеверки. Каются, каются, а ужин приготовить им некогда. Или ворчат-ворчат на оккупантов, а ужин опять же приготовить некогда... Гвардия погибает, но не работает! И под ужином я имею в виду не подписывание электронных челобитных, а повседневную занудную кропотливую политическую деятельность.
Людоедская Россия результат не внешней оккупации, а постепенной деградации, так и нормальная Россия будет результатом постепенной эволюции, а не оккупации американскими дядями и европейскими тётями. У деградации и у эволюции один механизм — язык. От языка своего деградируешь и от языка своего эволюционируешь, перефразируя Господа (Мф. 12, 37). Другое дело, что в процессе деградации язык утрачивается, остаются кулак да каблук, а эволюция как раз обратный процесс. Почему, собственно, свобода слова — абсолютная, безо всяких «за исключением общественного порядка и безопасности» — и есть основа свободы. А кто не верует, что его слово победит людоедское, тот, извините, скрытый людоед...
На всякое рычание — а разговоры про то, что, если не ограничить свободу слова, то всё человечество запишется в подданные калифа Аль-Багдади, это не разговоры, а рычание — на всякую проповедь несвободы надо отвечать не охами и ахами, а проповедью свободы. Rак проповедующий несвободу уже раб, а иногда уже и рабовладелец, так проповедующий свободу уже свободен и уже обладает тем, что кажется недостижимым идеалом.
