У войны две печальные особенности — точнее, у защищающейся стороны, у жертвы агрессии. Во-первых, любая война ограничивает свободу. Это технически неизбежно. Ограничение временное теоретически, но практически та несвобода, которая есть в мире, вся — накопленные временные несвободы от разных войн.
А если потерпеть поражение в войне и стать рабом, разве свободы прибавится?
Нет. Только это ложное противопоставление. Свобода не от победы, свобода от творчества. Не наоборот. Победителей много, творцов мало — творцов уничтожают победители, не побеждённые. Творят не побеждённые и не победители, свободны не победители и не побеждённые, а тот, кто открыл в себе человека.
Вторая беда от войны — взрыв лжи. Военная пропаганда вся на фальцете. Враг не просто плохой, враг сатана, людоед, каннибал, монстр. Язык превращается в рычание, визг. Человека с невысоким уровнем образования шокируют в Библии описания массовых убийств при завоевании Святой Земли. А должно шокировать то, что эти массовые убийства — выдумка. Конечно, убийства были, завоевание же, но геноцида не было. Филистимляне и хананеи, амореи и набатеи никуда не делись, их потомки живут, просто называются иначе.
Начало XXI века блистательно это показало. Сперва была большая ложь об исламском терроризме как глобальной опасности — вот-вот две тысячи фанатиков завоюют планету. Это было воспроизведение большой лжи о террористах-анархистах, распространявшейся элитами в XIX веке. С 2022 года эту ложь сменила большая ложь о России как глобальной опасности: из-за неё и эфиопы голодают, и колумбийцам нечем удобрять поля, и вообще сейчас устроят ядерный апокалипсис. Как и ложь о терроризме, эта истерика призвана была мобилизовать, взбзднуть, сплотить. Между тем, вторжение России в Украину было такой же гнусностью, как любое насилие, но ничего глобального в этой войне не было. Обычная локальная война, только она косвенно затронула наиболее зажиточный регион планеты с наибольшими информационными возможностями, вот и подняли, как говорится, гевалт. Кстати, «гевалт» это в идише из немецкого, а означает именно «насилие». В данном случае, языковое. Насилие не может не истерить. Сила — настоящая, умная, разумная, добрая — не устраивает запоздалых гевалтов, сила начала бы давать отпор милитаризму Кремля уже в момент, когда Ельцин в ноябре 1991 года пытался послать десант в Чечню. Но не дали отпор ни тогда, ни во время убийства полумиллионов чеченцев, ни во время вторжения в Молдавию и в Грузию, и вот — накопилось — истерикой пытаются прикрыть своё потакание агрессору.