Защита армии обычно начинается с метафоры инфантилизма: армия это отец, вырывающий ребёнка из рук преступника.
Затем метафора чуть расширяется: к ребёнку приравнивается любой человек в сложных обстоятельствах, а к преступнику любая сложная ситуация. Если человек на улице замерзает, я отвечаю за то, чтобы его спасти. Вот уж нет! Сперва я должен его спросить, нуждается ли он в помощи. Сам по себе замерзающий на улице человек вовсе не вопрос ко мне. Он может шпион, может быть киллер, может быть аскет, может быть морж, ожидающий наводнения.
Отец превращается в полицейского, а полицейский в военного. Как полицейские расправляются с преступниками, так армия...
То есть, в идеале единое человечество армии иметь не будет, а будет лишь полиция.
Таково мироощущение буржуа. Он — всемирный полицейский.
Это психология империалиста. Он спасал индусов от преступных душителей-тхаги, пуштунов от талибов, африканцев от колдунов и племенных царьков...
Путь к единству человечества это и путь к жизни по заповеди «не убий». Единство человечества несовместимо не только с войной, с вооружённым полицейским, но и со смертной казнью. Война, в конце концов, есть всего лишь клонированная смертная казнь, и все аргументы против смертной казни являются и аргументами против войны. Не случайно США и Западная Европа так различаются в отношении не только к войне, но и к смертной казни.