Эмигрантка с традиционным послужным списком — РГГУ, школа на Воробьевых — ведет зум-семинар «как люди протестуют, когда не могут протестовать». Из Парижа, но немецкий исследовательский институт, если я правильно понял. Так вот: когда люди не могут протестовать, они никак не протестуют. В лучшем случае, они имитируют протест. Изучать эти имитация означает заниматься имитацией науки.
Имитаций науки всегда больше, чем науки, о чем докладывал основоположник и учитель Э.Роттер-Дамский. Имитаций протеста всегда больше, чем просто протеста.
Ключевое слово — «не могут». Что значит «не могут»? К примеру, не бывает «я чувствую невыносимую боль». Если боль действительно невыносима, человек теряет сознание и ничего не чувствует.
Могла Новодворская разбросать листовки, зная, что ее посадят? Конечно, не могла. Могла Горбаневская... Мог Сахаров... Не могли же!
Имитационный протест есть всегда, только в нормальных условиях он не заметен, потому что есть настоящий протест. Вот когда настоящего протеста нет, тогда обнажаются псевдоморфы. Остроумнее всего это описал Николай Эрдман в «Самоубийце» 1928 года. Год не случаен, это был переломный год, после которого уже настоящей оппозиции не было (на свободе). К несчастному, о котором прошел слух, что он собирается застрелиться, обращается один из тех, кто не может протестовать:
«Вы стреляетесь. Чудно. Прекрасно. Стреляйтесь себе на здоровье. Но стреляйтесь,пожалуйста, как общественник. Не забудьте, что вы не один, гражданин Подсекальников. Посмотрите вокруг. Посмотрите на нашу интеллигенцию. Что вы видите? Очень многое. Что вы слышите? Ничего. Почему же вы ничего не слышите? Потому что она молчит. Почему же она молчит? Потому что ее заставляют молчать. А вот мертвого не заставишь молчать, гражданин Подсекальников. Если мертвый заговорит. В настоящее время, гражданин Подсекальников, то, что может подумать живой, может высказать только мертвый. Я пришел к вам, как к мертвому, гражданин Подсекальников. Я пришел к вам от имени русской интеллигенции. […] Только правда не ждет, гражданин Подсекальников. Погибайте скорей. Разорвите сейчас же вот эту записочку и пишите другую. Напишите в ней искренне все, что вы думаете. Обвините в ней искренне всех, кого следует. Защитите в ней нас».
Это еще полуимитация. Это всего лишь попытка манипулирования другим. До таких имитаций, до каких дошло в 1970-е (и из-за каких Надежда Мандельштам называла тогдашних «эвакуировавшихся» в Штаты подонками), до таких имитаций, как в наше время, было далеко. Причем, сегодня это имитации абсолютно сознательные, демонстративные имитации, рассчитанные на то, чтобы и свободолюбцем прослыть, и под суд не попасть. Это не так-то просто, и некоторые все-таки попадают и страдают за имитации. Имитационное правосудие отправляет в тюрьму за имитационные протесты. Настоящего только тюрьма, но это не превращает имитацию в реальность.
Что плохого в имитации? Разве не лучше хотя бы имитация, чем ничего?
Имитация есть искажение, порча коммуникации. Тут справедлива максима: часы, которые стоят, показывают истинное время дважды в день, а часы, которые отстают, не показывают истинного времени никогда.
Имитация опасна тем, что подтверждает сказанное диктатурой: протестовать бессмысленно и опасно. Имитировать протест тоже бессмысленно, но неопасно. Во всяком случае, опасность тут заведомо ничтожная. Когда человек все-таки попадает в кутузку, он возмущается и симпатизирующие его имитации возмущаются: это же была имитация, за что ж вы его.
Имитация не только принимает волю власти как высшую волю. Имитация создает свой жаргон, свое семантическое пространство, и обязывает других жить именно в этом пространстве. Не хочешь учить язык имитации? Ты не сочувствуешь свободолюбию! Ты провокатор!! Я иду по улице с воздушным шариком — потрудись узнать, что символизирует воздушный шарик и почему за него можно попасть на каторгу. Я изучать, что такое демократия, не намерен, потому что демократии в России никогда не будет, да и дурная это штука.
Поскольку имитационное поведение создает особое семантическое пространство, постольку оно заведомо непродуктивно. Оно инкапсулировано, его цель — поддержание своей идентичности, особости, но поддержание неявным образом. В итоге стране может быть 140 миллионов как бы диссидентов, от диктатора до могильщика, но страна — исправно функционирующая диктатура. Глава тайной политической полиции тайно политически фрондируют, но понять, что он фрондирует, может он и... И, наверное, более никто. Глубоко законспирированный протест. Впрочем, западные «аналитики» — некоторые — зарабатывали на жизнь тем, что определяли по взглядам и телодвижениям людей на мавзолее, кто из них в оппозиции к господствующей линии. Всегда при этом ошибались — никто не был ни в какой оппозиции, просто ежились от ветра.
Непродуктивность это еще не проблема. «Скрытые протесты», однако, контр-продуктивны. Они посылают мощный сигнал: иначе нельзя. Диктатура навсегда, автократия навечно, кукиш в кармане тоже. Так диктатура добивается главной цели: расчеловечивания. Человек — это слово. Если слово подменяется псевдо-словом, то и человек расчеловечивается. Не может обесцениться одно слово, имитация как инфекция, отравляет всю речь. Все скрытые оппозиционеры надеются, что их кукиши развалят систему, но их кукиши разваливают их самих.
Кстати, вот отец Александр Мень кукиши в карманах не держал никогда. А вот диссиденты — в том числе, отец Глеб Якунин — почти всегда что-то имитировали. Протестовали, но не вполне добросовестно. Требовали исполнять законы, но не говорили о том, что государство анти-правовое, что законы имитация. Именно поэтому диссидентское движение и вызывало скепсис и настороженность. Вроде бы радикальное движение, не имитационное, а все-таки радикализм с оглядкой на то, как будет воспринято — не властью, а «народом».
Попытка подделаться под «народ» приводит к поддельности речи. Но у диссидентов хотя бы идеи-то были, и идеи демократические, а у оппозиции 2011-2021 годов и идей особых не было, противостояние с властью было по второстепенным, мелким вопросам.
Священник РПЦ МП не молится о победе над Украиной? Это имитация протеста, имитация миролюбия в надежде «проскочить». Эта имитация вызывает восторг только у тех, кто принимает правило «разговаривать в рамках системы». Не молиться о победе — одно, а осудить войну, милитарное устройство страны, — совсем другое.
Вот молитва о мире Николая Сербского, которую сейчас некоторые священники осмеливаются читать. Она мне не нравится. Ну, для начала, мне не нравится Николай Сербский, который был националистом и отнюдь не был пацифистом. Молитва расплывчата, конкретна разве что фраза «И вот человеческий род стоит в преддверии новой войны, нового Каинового греха, нового Иудина предательства, — той войны, в которой будут попраны все Твои заповеди, Твое святое имя подвергнется хулениям, Твоя жертва будет осмеяна и Твоя святая любовь к нам, грешным, станет предметом презрения» — и тут сам пафос ложный. А что, бывают хорошие войны? По Велемировичу — да, он написал стих:
«Помози нам, Вишни Боже,
Без Тебе ништо не може,
Ни орати, ни спевати,
Ни за правду воевати».
За правду — не воюют! Правду говорят.
Но Велемирович не был имитационным человеком. Имитационный человек — плод тоталитаризма, а он 1880 года рождения. Вот воззвание трехсот в феврале 2022 года было порождением имитационных душ:
«Мы, священники и диаконы Русской Православной Церкви, каждый от своего имени, обращаемся ко всем, от кого зависит прекращение братоубийственной <Роскомнадзор> в Украине, с призывом к примирению и немедленному прекращению огня».
Помилуйте, да от кого ж это зависело? От Байдена? От Зеленского? Огласите весь список.
Про роскомнадзор — так в оригинале. Тоже мне, «скрытый протест». И, кстати, «братоубийственной войны» — очень плохая риторика, поскольку украинцы давно объявили, что они русским не братьям. А тут выходит имитация протеста против войны, но идеологию войны — якобы к братьям поехали на танках — принимают.
А совсем позорная фраза: «Мы уважаем богоданную свободу человека и считаем, что народ Украины должен делать свой выбор самостоятельно, не под прицелом автоматов, без давления с Запада или Востока».
Запад зачем припутали? Он тут ни при чем вообще.
«Мы призываем все противоборствующие стороны к диалогу». Призывать можно лишь Кремль к тому, чтобы он прекратил войну. Только Кремль начал, только Кремлю и прекращать, а Запад и Украина тут ни при чем, иначе выходит имитация, граничащая с подлостью.
Впрочем, все это письмо, возможно, было просто спецоперацией, нужной для прикрытия агента Илариона Алфеева — создания ему на Западе репутации диссидента. Кажется, никто из подписавшихся в тюрьму не попал.
