Конформизм как эгоцентризм

Конформизм неотличим от свободы, в этом его сила. Сама свобода может быть определена конформизм по отношению к Богу. Конформизм по отношению к Одному-Единственному. Настоящий же, дурной конформизм есть конформизм по отношению ко многим. Впрочем, конформизм может быть и по отношению к одному — такой культ личности, таково всякое идолопоклонство перед другим человеком. Конформизм, впрочем, есть лишь форма гордыни — на самом-то деле, человек в другом, в идоле поклоняется себе.  При этом он себя насилует, ведь эгоцентризм не знает себя.

Символом конформизма может служить белокожий человек, который во время чемпионата мира по футболу в Южной Африке стоял неподвижно среди толпы темнокожих людей. Толпа подпрыгивала и кричала от радости: команда ЮАР обыгрывала французскую. Неподвижно стоять в таких обстоятельствах требует нечеловеческих усилий или, в крайнем случае, изрядного конформизма — только духовного. Этот белокожий человек был конформен с толпой, которая в это время смотрела матч в телетрансляции у Эйфелевой башни. Смотрела, замерев от горя.

Образец же нон-конформизма — Август Ландмессер, знаменитая фотография 1936 года: в толпе людей, вскинувших руки в нацистском приветствии, один скрестил руки на груди. За Ландмессером не было никакой невидимой толпы, только любовь к жене-еврейке.

Конформист не может оправдаться тем, что он подражал окружающим. Так могла бы оправдаться обезьяна, если бы умела говорить — но если бы обезьяна умела говорить, она была бы человек. Способность говорить есть результат свободы: человек может выбирать своё окружение самостоятельно, где бы он ни находился плотью.

Конформизм — полезное явление, средство коммуникации. Конформизм, правда, формален, он даёт преимущество ближнему, точнее — толпе. Но преимущество опасно и безнравственно лишь тогда, когда его предоставляют сильному, а слабому — почему бы и нет? Толпа сильна только с точки зрения человека толпы. Настоящая личность знает, что всякая сумма людей меньше слагаемых, меньше даже одного человека. Она преходяща, она бестелесна, она фиктивна. Но именно поэтому не надо бояться толпы и коллектива, и полезно давать ему некоторую — не абсолютную, осознанно условную — фору.

Мышление — процесс всегда личный, и такой мощный, что конформизм играет роль противовеса, удерживающий не мысль, но мыслящего от крушения. Беда только, если противовес есть, а вес — отсутствует.

Причины конформизма разнообразны. Именно конформизм, насаждавшийся сверху десятилетиями, привёл к молниеносной смене марксистской демагогии на демагогию православную. Но это — нормальная ненормальность. А вот когда не конформист, оппозиционер, полагает, что нормальная Церковь — это православие путинского варианта, потому что «ну большинство» же — это ненормально. Значит, ему лень подумать. Про дважды два четыре ему не лень подумать — потому что иначе как в магазине не потратить лишнее — а про религию ему лень подумать. Так вот, не ленитесь думать.

Именно конформизм – суть описанного Орвеллом в «1984». Конформизм вынужденный, под дулом пистолета, а затем уже конформизм с пелёнок, когда дуло и показывать не надо, хотя оно всегда осязаемо.