Номенклатурная речь: чучело общения

Почему не нужно читать российские газеты, почему не стоит обращать внимание на рациональные тезисы и точные исторические наблюдения в речах российских вождей и номенклатурных деятелей? Вот в «полемике» о реновации Козак сказал, что не надо абсолютизировать право собственности — и теоретически это верно, можно вспомнить договорную природу собственности и прочие вкусняшки правоведения, но... Не надо вспоминать! Надо просто плюнуть и не слушать козаков.

Номенклатурная речь есть псевдо-речь, чучельная речь. Она выпотрашивает содержание слова и оставляет форму. Оставляет намеренно, чтобы создать видимость своей подлинности и требовать анализа себя, диалога с собою. Но было бы ошибкой долго разговаривать с чучелом. Это чучело овцы, и внутри — волк. По известному анекдоту 1918 года. Посетитель ресторана: «А что это за новое блюдо — лошадь с рябчиком?» — «Половина лошади на половину рябчика».

Что такое выпотрошенная речь, если рассматривать диалог как договор? Это речь в отсутствие суда. Договор это речь внутри права. Если право отменено как ненужная вещь, если суд является издевательской имитацией, то, сколь бы ни были изощрёнными и формально верными рассуждения того, кто ликвидировал суд, они, по выражению Ульянова-Ленина — издевательство.

Дискутировать с номенклатурой бесполезно. Она использует реальные доводы только как рыбак использует червяка. Это дымовая завеса для выигрыша времени. В решающий же момент шкура будет отброшена (в истории с реновацией её особо и не натягивали), в дело пойдут просто дубинки. Это и есть вся история советской речи. Но демагог в выигрыше — он получает деньги за демагогию, и деньги неплохие. А вот те, кто будет с ним полемизировать, уточнять, обсуждать дефиниции, тот в проигрыше сам, поскольку потратил время на создание чертежа кафкианского замка, и введёт в заблуждение тех, кто доверится ему как эксперту.

Договор возможен в определённом контексте. Договор возможен почти всюду, почему демагогией является фраза «невозможны переговоры с террористами». Но договор невозможен между палачом и жертвой. Ведомые на казнь не договариваются с цезарем.

Быть точным в разговоре часто означает отказываться от разговора.

На предложения номенклатурных деятелей сесть рядком и поговорить ладком,  вникнуть в оттенки формулировок и мыслей, следует ответствовать по Достоевскому: «Я в торги не вступаю». И добавлять: «Брысь под лавку. Пришёл не зван, уходи не гнан». Для этого, правда, надо назвать номенклатурную власть с её позолоченным руном — как бы выборами, как бы собственностью, как бы договорами — назвать её волчьей властью. Вот это будет точное использование точных слов.

Почему на такое не решаются — или, точнее, решаются не все — первый ответ понятен:  да дубинок боятся, а к тому же прямо или косвенно состоят на службе у этого самого волка. Собственно, факты и мысли в речах начальства изготавливаются как раз интеллектуалами, которых готовят в российских вузах специально для этих целей — для прикрытия насилия и лжи разумными и добрыми словами.

Самое большее, на что способны такие интеллектуалы, — это фрондёрство и попытка использовать начальство для строительства... Для строительства чего? Если взять историю «перестройки», то номенклатурные интеллектуалы — Юрий Афанасьев, Гавриил Попов, Егор Гайдар — пытались использовать очень дурные средства (в лице Ельцина) для достижения дурных целей. «Дурных» — потому что идеалы Афанасьева и пр. не были демократическими, они очень отличались от идеалов Сахарова. Другое дело, что Ельцин, в конечном счёте, использовать себя не дал, а вот «московских трибунов» использовал в борьбе за власть, расплатившись с ними деньгами и натурой — зданиями, привилегиями.

Вновь и вновь разыгрывается описанная Салтыковым-Щедриным драма, когда очередной победоносцев решает служить России, ведя начальство за нос к свободе, а потом обнаруживается, что начальственные носы не приспособлены к вождению и, наоборот, начальство опускает победоносцевых на вершины лакейства. Страшно сказать, но вся — вся! вся!! — российская «рамочная оппозиция», сверху донизу, от ректоров до уборщиц в библиотеках — и есть в той или иной степени такие вот победоносцевы разной степени моральной и интеллектуальной изувеченности.

Это, конечно, не только к России относится, «Похвала глупости» не о русских писана. Тысячи университетов и институтов, сотни тысяч, миллионы «гуманитариев», которое что-то пишут, о чём-то спорят, и все они — как болонки на поводке у власти. Многие лают на того, кто держит поводок. Лают, но служат. Вот здесь и поражаешься Эразму, который служил, но не прислуживал и уж тем более не прислуживался, не лаял, не вилял хвостом, а сумел найти какой-то способ сохранять свою свободу не в онанизме фрондёрства, а в браке с творчеством. Конечно, такие люди в каждом поколении встречаются, и их не так мало, как хотелось бы болонкам и, особенно, хозяевам болонок, но ведь такими должны быть не единицы, а все.