На волю! всех на волю!! волю Божию!!!

«Он сказал им: когда молитесь, говорите:
Отче наш, сущий на небесах!
да святится имя Твое;
да приидет Царствие Твое;
да будет воля Твоя и на земле, как на небе;»
(Лк. 11, 2)

Между «да придёт Царство Твоё» и «да будет воля Твоя» — прямая связь. Фанатизм убеждён, что Бог зол, но во Христе Небесная Голова делает исключение для тех, кто, видите ли, изволил принять волю небес и холит её в себе. Спаситель — Небесный Самодур, воля Божия это всякие неприятности, но вдруг именно мне повезёт. В России такая система — суть жизни. Человек соглашается быть субъектом произвола, зато получает «право» быть вершащим произвол по отношению к слабейшим. На этом фоне особенно выгодно смотрится, конечно, Закон как нечто, извините за неологизм, богонезависимое. Но выбор-то не между законом и садомазохистскими игрищами. Есть ещё живой, милосердный Бог и Его Сын, Его Дух... Богонезависимость помогает не умереть, богоприсутствие помогает жить. Царство Божие — богоприсутствие, воля Божия — чтобы и мы присутствовали, а не просто числились в живых.

Библия пронизана противоречием между ханжеским «на всё воля Божия» и остервенелым «да будет воля Божия, где её нет, и поскорее, пока я не сдох!»

Библия лишь отражает противоречие, пронизывающее человека, причём не только верующего. Вера лишь помогает сформулировать то, что переживают и неверующие: мир познаваем, полон счастья, смысла, человечности, «Бог не играет в кости», говоря словами Эйнштейна — и этот же мир просто комбинация атомов, периферийное сгущение пустоты, которая и составляет основной объем мироздания.

Мироздание вовсе не мироздание, а кучка пыли. Неверующий, если поднапряжется, может сказать: «Ну, не мироздание... Я лично буду считать это мирозданием!»

Вполне себе библейская позиция. Но все равно же тошно! Верующему ещё тошнее. Пожар, землетрясение в Нурландии, ожесточившееся сердце фараона, молока на плите убежало, — на все воля Божия! Волос с головы не упадёт! Волос, может, и не упадёт, а голова упадёт. Мусью Гильотен задолго до гулагов оказался сильнее Бога, так что ли? Есть икона «Спас Златые власы» — ну, может, у Иисуса и были золотые волосы, но это не помешало Ему корчиться на кресте со всеми этими волосами. И что Он тогда думал про «ни единый волос не упадёт»?!

Путь от «на всё воля Божия» к «да будет воля Твоя» лишь на бумаге занимает тысячелетия. В душе это одномоментно. Только Авраам столкнулся с Богом, Который объемлет весь мир, каждую песчинку, отслеживает бег муравья и благословляет всякий митоз — и тут Авраам приносит Богу жертву, чтобы митоз совершался правильно, чтобы микромутации происходили благочестиво, и пятна на Солнце продолжали движение своё. И с каждым верующим это должно происходить ежеутренне. Вот просыпаешься под Богом как под капельницей, а через мгновение нужно с усилием крутить вентиль молитвы, чтобы воля Божия пролилась хоть чуть-чуть.

С точки зрения логики, все объясняется просто: в объем понятия «всё» входит и «свобода». Воля Божия на все, включая свободу. А уж из свободы вытекают и ожесточившееся сердце фараона, и протекающий столетиями кран на кухне, и геноцидозы с гулажиками.

Вот много бранят русских, что у них в языке вместо понятия «свобода» только «воля», но ведь как это чудесно — отождествить свободу именно с волевым началом в душе. Сам мир создан волей Божией, и просить «да будет воля Твоя» означает просить «да будет свобода Твоя». Что Бог назовёт важным — пусть это и будет важным. За человеком остаётся самая малость — воля, свобода увидеть Бога и принять Бога и Его волю. Без справок с печатями, без ссылок на писание-пап-предание.

С точки зрения теологии, все объясняется ещё проще: в объем понятия «всё» не входит то, что в быту составляет 90% жизни — смерть, грех, идиотизм бытия и хихикающее торжество небытия. Это все фикции, буквосочетания без смысла и запаха. Нету этого! Есть наше желание, чтобы это было, есть наши старания сделать гадость былью, а ничего-то не выходит. Поэтому слава Богу за все — не потому, что надо прославлять за гадости, а потому что гадости это самонаведенная иллюзия. К землетрясениям, эпидемиям и взрывам сверхновых это тоже относится.

Понятно, что при этом происходит какое-то такое надругательство над словом «реальность», что нормальный человек только плюнет и пойдёт своим путём. Но ведь на этом пути как раз и лежит проблема, которую пытаются разрешить логики и теологи.

Свобода — не ответ, если свобода есть возможность выбить зуб. Свобода — не ответ даже в том случае, если она есть возможность сделать протез вместо выбитого зуба. Свобода — ответ, если можно остановить вышибание зубов. Эта остановка — по требованию. Она возможна в любой момент. Все в воле Божией, не потому, что невозможен кариес, и не потому, что возможно не жрать сладкого — зубы выпадают не только от конфет, а потому что возможно не бить ближнего. В любой момент возможно. Остановка по требованию.

Потребуй от Бога, чтобы была Его воля — и ты не ударишь ближнего по щеке, даже если ближний уже ударил тебя или твоего любимого человека. Человек — недостающее звено между Творцом и творением. Человек не входит в понятие «все». Человек вставлен между волей Божией и бытием, чтобы творение из гиперсложной игрушки стало реальностью. Естественно, человек может не быть человеком (иначе бы он был заурядной частью творения) — и тогда рвётся связь, реальность превращается в набор имитаций, и неважно, идет ли речь о смерти или о рождении, о холере или о воскресении. Бесчеловечное воскресение возможно, оно и есть ад.

Нельзя принять болезнь и смерть, не только свою, но и чужую, потому что человечество едино, и горе не делится как собственность. Принять нельзя, а прожить и пережить — можно. Можно пережить даже саму смерть, и это и есть воля Божия — чтобы человек переживал, а не заглушал себя иллюзиями., пусть даже благочестивыми. Переживал не как перепиливают бревно, а переживал как переходят пустыню.

«Да будет воля Твоя» не Богу говорится — Бог все знает прежде, чем мы заговорим. Это себе говорится: «Да будет воля Его». Не вместо моей воли, упасибог, а вместо моего безволия. Да придёт Царство Божие — а не бесцарствие серого бездобра. Царство Божие — все, а то, что мы считаем всем и ради чего предаём самих себя — это тьфу. Когда мы говорим «Все против меня», это шаманство заклинание, а не религия и не наука. Мир не бывает против человека — человек бывает против мира, это совсем другое.

Расплачиваются, увы, окружающие и окружающее. Но свобода — не предмет личного обихода, за пользование которым каждый расплачивается сам. Бесчеловечность потому так и называется, что от бесчеловечности страдает не кто-то один, а все человечество, только не все это страдание переживают — большинство отрастили мозоль, роговой нарост на сердце, и Бог не возражает. Он и это использует для торжества человечности — ведь мозоль ещё не означает, что человек палач. Можно и бессердечно накормить голодного и напоить жаждущего, достаточно интеллект раскинуть. Важнее всего результат, и результат этот — что воля Божия, которая во всем происходящем, начинает совершаться и в том, кто не происходит, кто произошёл один раз, очень давно, выполняя указания Дарвина, и с тех пор сам — источник происхождения света, мудрости, любви.

* * *

Словом «воля» человек обозначает самый стержень своей жизни. Поэтому можно сказать о себе «я безвольный». Это никогда не всерьёз, это всегда шутка. Даже у человека, лежащего в коме, какая-то воля есть, именно она и в коме. Шизофреник и аутист, алкоголик и наркоман, расист и бомж, — у всех есть воля, и проблемы этих людей не в безволии, а в чрезмерно сильной воле, которая умудрилась победить то, что большинство людей терпит.

Когда человеку кажется, что ему мешает слабость воли, ему мешает именно сила воли: воля не хочет того, чего хочется сердцу, глазам, уму. Воля хочет напиться. Воля хочет верить, что во всём виноваты американцы или евреи. Впрочем, иногда воля правее разума и даже сердца. Грешит не воля, грешит прежде всего сердце. Тогда безволие — это саботаж, бойкот, тормоз, помогающий избежать худшего. Если бы Адам был безвольным человеком, он бы отмахнулся от Евы.

Подчинение себя чужой воле — акт чрезвычайно волевой. На этом стоит монашество, воспитывающее волю через послушание. На этом стоит любовь — так любовь, которая брак. На этом стоял нацизм и на этом стоит российский деспотизм.

Разница между послушанием жене или Богу и послушанием диктатору — в том, что зло требует от воли подчинения, а любовь просит освобождения. «Да будет воля Твоя» означает не умерщвления своей воли, а означает приглашение воли Божией, воли Отца в свою жизнь. «Да будет воля Твоя» не означает «убей мою волю», а означает «освободи мою волю от страха и боли».

В Гефсиманском саду Иисус молится: «Да будет не моя воля, но Твоя» — и именно тут Его воля совершается по-настоящему, соединяясь с волей Отца. Он и апостолам предлагал тоже, выражая Свою волю: соединитесь со Мной, напрягите волю, не спите. Они и напрягли — только они соединили свою волю не с волей Иисуса, а с волей соседа. Вот и заснули. Это сон летаргии, болезненный. Несколько волевых человек, не умеющих отдаться воле Божией, блокируют друг друга. Так бревна, сплавляемые по реке, образуют затор, причём чем длиннее и толще бревна, тем прочнее затор.

Тоталитарные системы часто ломали людей простым софизмом: высшее проявление своей воли в послушании чужой воле. Ты коммунист? Тогда ради блага партии признайся, что ты антикоммунист, партии сегодня нужен показательный процесс. Ты христианин? Тогда смирись с антихристианским в Церкви, сотрудничай с антихристианством, потому что послушание выше поста и молитвы.

Какое же счастье, что Бог есть, и что Бог — не струйка дыма, что тает вмиг в сиянье дня, что Иисус не требует молиться: «Пусть будет только воля Твоя, а не моя, которая всегда не совпадает с Твоей!». Иисус только Сам молится именно так: «не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 42). От всех других этого не просит, а ведь именно у всех других воля не совпадает с волей Отца и в мелком, и в крупном. Иисус же, даже когда просит о том, чтобы смерть Его миновала, разве идёт вразрез с волей Отца?

Можно подумать, что Отец хочет смерти Сына. Как грехопадение людей — не по воле Отца, а вопреки ей, так и спасение человечества через Крест — из-за нашей воли, а не Божией. Каждый день продолжается это несовпадение, каждый день воля человеческая насилует, наваливается, надавливает на других, потому что воля оторвалась от любви и утверждает себя через обладание, а не любовь.

Каждый день есть история миллиардов карликовых царств, полагающих смысл жизни в расширении себя за счёт сужения другого, и каждый день это преодолевается одним — молитвой о том, чтобы наше царство не было уничтожено Божиим, но вернулось в Божие, чтобы моей воля не была уничтожена Божьей волей, но вернулась к Богу и там стала моей волей не как сейчас, когда моя воля марионетка у бесчеловечности, а стала вполне моей как сам я вполне человек только в объятьях Бога.

Не надо тратить время, измеряя свою волю — сильная она нынче или слабая, притоптывает от нетерпения или кашляет и чихает. Не надо и просить у Бога силы воли. Надо просто просить Божью волю стать рекой, уносящей волю собственную, какой бы та ни была.

К сожалению, молитва может быть отравлена эгоизмом. Благодать может быть отравлена эгоизмом. Бог даёт нам дух, а мы отравляем его своей гнилью, и удивляемся, что люди от нас шарахаются — а как не шарахаться, если наше дыхание — чистый, свежий воздух — воняет после прохождения через наши лёгкие. Это не лёгкие, это тяжкие. В духовном смысле. Мы молимся, словно молитва — это еда. Подзаряжаемся, подкрепляемся. Благодарственная молитва — за то, что подкрепились. Созерцательная — а это мы созерцаем Того, Кто подкрепил.

Ужасно, что может и нравиться такая молитва. Впрочем, когда человек перестаёт молиться, потому что ведь неправильно — эгоистически молиться — тоже ужасно и должно быть неприятно организму. Перестать быть Церковью, потому что в Церкви эгоисты (эгоистическое обвинение) или потому что собственный эгоизм в Церкви получает поощрение (нормальное обвинение) — тоже ужасно. Куда ни кинь, всё клин.

А ты не кидайся, ты проси, чтобы «была воля Твоя» — это было не про «исполни все мои желания, которые сочтёшь возможными, а остальное попозже, в рассрочку», а «чёрт с Тобой, делай что, хочешь, сдаюсь, ни хрена не понимаю, всё бессмысленно и идиотизм, начинай Сам, только уж не делай мне очень больно!»

 

* * *

Какие же мы все сволочи, если под словами «да будет воля Твоя» подразумеваем: «Твоя взяла, ладно... Бей меня, издевайся надо мной, мучай меня... Ну что поделаешь, если Ты такой садист, что всё хочешь сделать не так, как я хочу».

Это — в лучшем случае, в худшем мы вкладываем в эти слова такое: «Боженька, зазомбируй меня, внуши мне то, что хочешь, сделай меня паинькой!» «Паинька» — замечательное слово, до того детское, что бесполое.

Мы-то именно так и живём. «Воля» — значит моё свободное вторжение в свободу другого. Свобода другого никогда не может быть открыта для меня, в другого надо вламываться. Мысль изреченная есть внушение. Слова в простоте сказать невозможно, слово непременно содержит в себе насилие, преодолевающее неизбежное сопротивление. Раз другой — значит, будет сопротивляться, и я сопротивляюсь всему, что извне, я так сохраняю самосознание.

Ой, всё не так! Воля Божия — не в том, чтобы нас уничтожить, перевоспитать, грехи испепелить, внушить нам святость. Воля Божия в том, чтобы поговорить с нами, пообщаться. «Да будет воля Твоя» должно содержать в себе «Добро пожаловать! Посторонним вход воспрещён, но Ты — не посторонний, Ты — Любимый».

К людям, между прочим, это тоже относится. Они же образы Божии. Другое дело, что даже по отношению к себе стоит поостеречься предлагать «примите волю мою», потому что за свою волю человек обычно принимает волю обстоятельств, от вспышек на солнце и склок чиновников до несварения желудка. А у Бога нет обстоятельств, Его воля — ничем не подменена, поэтому можно её не бояться. Люди — вот единственное, что Бог согласен считать Своими обстоятельствами.

* * *

Кто уступает чужой воле — ненавидит, кто считает чужую волю своей — любит. Об этом прелестный еврейский анекдот: «Мама, что я сегодня хочу на обед?» Вот знаменитый этюд О’Генри «Дары волхвов» не о ненависти, конечно, но и не вполне о любви, он — о влюблённости. Знать желание другого дело не любви, а наблюдательности. Любовь же, по выражению апостола Павла, «не знает своего» — то есть, в совершенно точном психологическом смысле любящий не имеет своей воли, не желает ничего, кроме того, что желает любимый. Поэтому невозможно ответить на вопрос, о чём молился Иисус в Гефсиманском саду. Ну не о том же, чтобы остаться в живых, жениться и завести детишек. Не о том, чтобы остаться в живых, довести учеников до ума, создать могучую школу, которая бы со временем объединила все дельные умы мира как роза объединяет лепестки, извините за пошлость.

Влюблённые играют в угадывание желаний друг друга, любящие  живут друг другом. Конечно, привкус игры (кстати, и игровой агрессии, этого милого эротического петтинга) сопровождает любовь постоянно, как хвостик собачку, но вкус любви в том, что воля становится общей. Ильфа и Петрова спрашивали, как они пишут вдвоём — тоже мне проблема! Как жить вдвоём –нерешаемая задача, но как приятен сам процесс, если к нему подойти с юмором и любовью! (Помните анекдот о женщине, которая любила длинные ночные сорочки, потому что муж у неё был учёный и ему был важен не результат, а поиск). Постоянно происходит чудо рождения меня в другом. Моё желание приходит ко мне не с витрины магазина, не из рекламного каталога, а из другого — и это именно моё желание, а не другого. Здравствуй, дорогое моё желание, рад с тобой познакомиться! Так вот ты какая, моя воля, а я тебя представлял совсем другой. Ну, за плодопринесение!