Не верю я, грешный, что вера противоречит знанию и несовместима с наукой. С наукой пьянство несовместимо, так оно и с верой несовместимо. Не верю я, что наука доказала, будто Бога нет или что Бог есть. Учёные умные люди и не занимаются тем, что вне их компетенции.
Не верю я, что назвать верующего невротиком — доказательство небытия Божия. Невротики существуют, Бог существует, невротическая вера бывает, но цинизм не наука, а ещё один невроз.
Не верю, что если есть невротики, фанатики, учёные, изобретатели, то Бога нет. Даже существование инквизиции не доказывает несуществования Бога. Всё это доказывает, что человек способен и на творчество, и на агрессию, то есть, на свободу. Так и слава Богу!
Не верю я, что называть Бога Отцом означает всего лишь проецировать на небо своё тяжёлое или счастливое детство. Не верю я, что люди не понимают условности всякого сравнения, как не верю, что: если человек может быть отцом, то отцом не может быть Бог. Иногда сравнение это всего лишь сравнение.
Не верю я, что богов много. Желающих быть богами — да, много, идолов — выше крыши (буквально, вечно норовят на крышу поставить). Не верю я и в то, что люди, поклоняющиеся разнообразным божествам, непременно идолопоклонники. Они просто слишком внимательны к эху — отражению голоса Бога от многочисленных препятствий. Не верю я, что Бог не услышит их молитв — уж Он-то знает, где эхо, а где настоящий голос человека.
Подавно я не верю, что Бог сердится на настоящих идолопоклонников, которые вообще не молятся, потому что их боги — собственное пузо и то, что повыше и пониже, их молитвы — цинизм и отчаяние. Не верю я, что Бог даст им пропасть.
Не верю я, что мир случаен, потому что верую в Бога Творца. Подробности творения вторичны, но что Бог именно творец — это реальность, как светлость света. Творение — главное невероятное, главное чудо, все остальные чудеса вторичны. Верно шутил Златоуст о воскресении: зажечь потухшую свечу меньше чудо, чем создать свечу из ничего. Я верую, что главное чудо — что Бог не злоупотребляет чудесами, вопреки нашим молитвам.
Не верю я, что троичность Бога это такой уж бином Ньютона, как не верю в то, что эту троичность можно понять и описать. Я бы предпочёл, чтобы слово «троица», «триада» осталось в древнегреческой философии и не путалось под ногами, но я не верю в то, что понятно лишь упрощённое, тем более не верю, что любить можно только простейшее и понятное, так и до амёб можно деградировать.
Я не верю в то, что у Бога может быть сын — но ещё больше я не верю в то, что Бог не может быть и Отцом, и Сыном, и Духом. Мы должны слушать Божье «можно», а не Бог — наши «нельзя».
Я не верю в то, что бывают полубоги, что женщине возможно рожать от Бога или что человеку возможно быть Богом. Именно поэтому я не верю, что Иисус — полубог, незаконнорождённый Бог, человек, избранный Богом, сделавшийся Богом, отмеченный Богом и всякое такое.
Правда, я не верю и в то, что Иисус — великий мудрец, с которым случилось великое несчастье: не сумел ни учеников подобрать без Иуды, не сумел наладить отношения с нужными людьми, не сумел создать тайный союз мудрецов, чтобы те просвещали и направляли мир. Герои третьеразрядных сериалов про всякие мистические организации типа масонов это умеют, а Он, видите ли, выходит сплошной Чацкий с Гамлетом?!
Не верю, что Иисус не сделал того, что хотел, как не верю в то, что Он хотел не того, что хотел Бог.
В общем, не верю я в то, что Бог может стать человеком. Я верю не в «может», а в «стал». Я верю не в возможное или невозможное, а в реальное. В реальности Иисус — тот же Один Бог. Вера это и есть знание реального, хотя и невозможного. В возможное реальное и веровать не надо, его просто надо знать и изучать.
Не верю, что Иисус Бог потому, что Он что-то умное с добрым говорил и за это пострадал. Много, к сожалению, таких страдальцев (впрочем, почему «к сожалению»? к сожалению, их всё же меньше, чем обывателей с конформистами).
Не верю, что доброта и сострадание могут сделать Богом, как не верю в то, что сострадание Иисуса — человеческое, сострадание товарища по несчастью, а не Божие, сострадание Творца счастья, меняющее всё в мире и, что важнее, во мне.
Кстати, я не верю, что Иуда сделал что-то ужасно важное. Грех ужасен, но не важен. Важно не грешить.
Не верю я, что существование тысяч лже-мессий доказывает, что Иисус мессией не был. Существование поддельных драгоценностей не означает, что драгоценностей не бывает. Не верю я и в то, что можно без веры отличить ложного мессию от настоящего. Даже антихристу нужна вера, только антихрист за нашу веру платит, а Христос за нашу веру расплачивается.
Не верю я, что Христос пришёл уничтожить религию, оставив одну религиозность, я вообще не верю, что пошлость — лучшее лекарство от насморка, ханжества и прочей дряни. Верю, что возможна бездушная религия и бездуховная духовность, но Духа Божия это не отменяет — вдохни и дыши, а не оправдывайся тем, что другие не дышат.
Не верю я и в то, что церквей много и все хороши. Хороша лишь единая Церковь, как человечно лишь единое человечество.
Не верю я, что эта единая Церковь вроде невидимого союза умных и добрых людей. Умные и добрые знают, что союзы умных и добрых не спасут мир. Не верю, что такой единой Церкви нет, хотя выдавать явки не стану, сами найдёте, кто всерьёз ищет.
Не верю я, что люди всерьёз согласны жить до смерти и ни минутой больше. Не верю я и в бессмертие благодаря прогрессу медицины. Медицина-то прогрессирует, а душа — отнюдь. Бессмертная мёртвая душа… Да лучше смерть! Мёртвые души придумали ад, а Христос ад передумал.
Не верю я, что Бог не хочет рая для всех, как не верю в то, что Бог не сделает, чего хочет, хотя не понимаю, какой может быть рай для того, кто устраивает окружающим ад. Так вера и начинается там, где кончается понимание. Ад понятен, ад практичен, на него похожа наша жизнь, и большинство притерпелось. Так ведь рай не для большинства и для всех, а для каждого. Жизнь вечная это единство одного с каждым, и не верю я, что в каждом человеке не найдёт Бог этого одного.
