С заповедями та беда, что их десять. Если заповеди — дело хорошее, то их должно быть больше, — и, действительно, есть религии, в которых заповедей несколько сотен, и всё (почти всё) ясно. Если много заповедей плохо для усвоения — а наука установила, что больше трех уже нужно напрягаться, и кто пытался выучить десять заповедей, тот знает, как это верно, — итак, если много заповедей плохо, то пускай будет какая-нибудь одна. Действительно, были богословы, которые показывали, что и «блаженны плачущие», и «не прелюбодействуй», и еженедельное посещение церкви — всё следует из заповеди о любви к Богу.
Христос хитрый. На вопрос о том, какая заповедь главная — то есть как бы всё это благочестие взять да обобщить, — ответил: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон» (Мф 22:37-40). То есть, что главная заповедь одна, но есть парная, и она точно такая же. Вроде как два подсвечника из одной формы, но разные. Здесь уже заложены все затруднения с пониманием богочеловечества самого Христа. Понять, как это один — и в то же время два, не легче понимания того, как может единица равняться троице.
Отказаться от понимания Троицы или богочеловечества легко, и большинство, как известно, отказывается, не задумываясь. Обобщить все это дело, и с концом. Обобществление это: извращенное единобожие (един Бог, а что там этот единый Бог со своим Сыном и Духом делает и говорит, нас не касается); расизм (все евреи — жиды, все русские — свиньи, все немцы — фашисты); коммунизм (этому удалось обобществить землю, и он всё норовил стереть границы между городом и деревней, головой и кулаком, мужчиной и женщиной). И прочие не менее неприятные вещи, которые можно объединить академическим названием «неаналитическое мышление» либо грубым «вселенская смазь». Смазь, впрочем, все-таки точнее: взяли и смазали все разнообразие мира пятерней и ржут при виде получившегося пятна — вот, мол, вы это называете красотой мироздания?
Можно ли сказать, что вселенская смазь производится мышлением? Ведь не ладонью же в буквальном смысле — но и мыслью нельзя назвать утверждение вроде того, что не надо сносить памятник Ленину, потому что так мы в конце концов все памятники посносим и останемся вообще без исторической памяти. Это совершенно неправомерное обобщение, противоречащее наблюдаемым фактам. Люди очень даже умеют вовремя останавливаться, и за всю историю человечества еще никто ни разу не выплеснул вместе с грязной водой ребенка, вопреки заявлениям некоторых философов, которые, очевидно, выдумали это изречение, глядя на помывку со стороны.
Мышление по определению есть борьба с обобщением, анализ, расчленение, всматривание в детали. Дедукция и индукция равно вторичны по отношению к этому вглядыванию, они оперируют с уже увиденными частностями. И бороться приходится именно с обобщением, потому что вселенской смази больше — не в мире, в человеке. Коммунизм действительно молодость мира — не детство, то был рай, а молодость, с укоммунизденным яблоком в руках.
Если говорить о том начале, которое у каждого в душе, весомое, как ржавая гиря, а не о том, которое кажется мифом и бабушкиными сказками, — мы все обобщатели. Чтобы быть расистом, коммунистом, циником или балдой, не нужно прилагать никаких усилий. Плёвое дело — объявить всех интеллигентов известно чем, всех верующих известно кем, всех людей известно какими — критиканствующими расчленителями того, что должно составлять сверкающее блистательное целое во главе со мной, любимым.
Не обобщай ближнего твоего, жену его, осла его и дом его. Не обобщай даже заповеди о необобщении. Все-таки Иисус потому и Спаситель, а не идеолог, что не обобщил все многочисленные ветхозаветные заповеди до одной, а притормозил в миллиметре — на двух. Обобщи любовь до любви к Богу — выйдет религиозное ханжество. Обобщи любовь до любви к ближнему — выйдет безрелигиозное ханжество. Так что не обобщай — люби.
