Человек есть существо понимающее. Как я понимаю людей, которые не желают ходить в церковь! Публично молиться — всё равно, что публично заниматься сексом. Все на тебя глазеют, все думают: «Ишь, какой (какая), хочет веру свою показать, не может дома с Богом поговорить». Беда в том, что я понимаю и людей, которые в церковь ходят. Все-таки молиться — не совсем то же, что заниматься сексом. Молитва — разговор, и странно было бы пользоваться даром речи только с глазу на глаз.
Конечно, если определить молитву как разговор человека с Богом, то молиться хором нельзя. Тогда, может быть, стоит определить молитву как человеческий разговор с Богом? Тогда время от времени просто необходимо молиться хором, чтобы победить то нечеловеческое, что часто рождается во время молитвы наедине: самодовольство, сомнения, бесчувственность. В конце концов, надо же попытаться понять и Бога. Если бы Он хотел, чтобы с Ним общались только поодиночке, Он бы как-то иначе организовал человечество. Но неужели Он настолько отличается от нас, что Ему неинтересно бывать и с каждым наедине и сразу со многими?
Как я понимаю людей, которые терпеть не могут архиереев, священников и вообще всех, кто получает зарплату по церковной линии, а ещё больше тех, кто совершенно бескорыстно подчёркивает свою религиозность и проповедует, проповедует, проповедует!..
Ну почему, в силу какого идиотского закона в религии засилье полнейших идиотов, развратников, карьеристов, сволочей? Ну почему же, почему даже порядочные люди вступают в Церковь как в партию — начинают о чем-то умалчивать, что-то приукрашивать, изворачиваться? Почему именно в Церкви умные люди начинают глупить и глупеть, честные втягиваются в воровство, софистику и ложь? Почему именно там, где говорят про белые одежды, так черно от подлости и наглости, что мало-мальски живая душа, в обычной жизни просто незаметная, в Церкви кажется бриллиантом на черном бархате?
Ведь именно верующие виноваты в том, что верующих так мало. Какой нормальный человек захочет пойти туда, где, прикрываясь Богом, над ним будут измываться, ездить на нем, отыгрывать на нем свое самолюбие и вонючее тщеславие?
А как не понять тех, кто не верит во всемогущество Божие! Противно слушать, как объясняют, что Бог терпит всевозможные гадости для блага человека, чтобы не порушить мою драгоценную свободу воли. И ведь добро бы верующие только этим софизмом ограничивались: мол, всемогущество Божие есть, да не про вашу честь. Но вдвойне противно, став верующим, узнать, что, оказывается, всемогущество Божие вовсе не спрятано где-то в яйце, а оно тут, рядышком. Оно, оказывается, действует! Это оно, оказывается, мне всю жизнь изгадило, для моего же блага.
Проповедники словно вор, укравший кошелек и объясняющий, что это так и надо, чтобы у меня не было денег. Их послушать, так в мире вообще нет несправедливости и зла, и не Бог виноват, а я, если мне кажется, что меня оплевывают, обкрадывают, топчут ногами. Куда ни ткни, всюду Промысел стоит на стрёме и готов оправдать любой грех — любой, кроме моего.
Очевидно, что умение понимать означает ещё и умение не понимать. Истинный профессионал не тот, кто может что-то делать, а тот, кто может не делать того, что может. Плохой профессионал будет служить и подлости, оправдывая это тем, что служение — его профессия. Хороший профессионал скорее удавится, чем удавит.
Полной симметрии между пониманием и непониманием нет. Заповеди «Понимай!» не нужно: всякий и так умеет понимать. А вот заповедь «Не понимай!» нужна. Она есть частный случай заповеди «Не сотвори себе кумира!». Ну как не понять, что очередной Александр Македонский — Дионис, спустившийся на нашу грешную землю, чтобы объединить национальные квартиры в эллинистическом синтезе, и потому надо топать в его когорте вплоть до помывки в Индийском океане? Ну как не понять, что в певце таком-то воплотилась вся гармония мира и потому надо ездить за ним, не пропуская ни одного его концерта? Ну как не понять, что природа — мать, и потому стоит младенчика зарезать перед изображением этой матери? Кушать хочешь, а что без жертвоприношения засуха будет, не понимаешь?
Нетворение кумира, однако, есть процесс отрицательный, даже нигилистический и атеистический. Можно даже сказать, что и вторая заповедь лишняя, она вполне следует из первой: если есть один Бог, то больше никаких богов нет. Какие уж тут кумиры и концерты — верующий должен быть атеистом и скептиком о всех и о вся, кроме Бога. Собственно, только верующий и может быть действительно вольтерьянцем, и Вольтер-таки действительно был верующим — если, конечно, доверять самому Вольтеру.
Непонимание есть интеллектуальное измерение того, что библейский псалом поэтически называет «нехождением»: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Вообще ведь, это совершенно поэтическое, чтобы не сказать бредовое, утверждение. Если я не пошел на какой-то совет, откуда я знаю, что совет — нечестивый?
Нечестивым является совет, на который нельзя не ходить. Вот в церковь можно не ходить, я сам не ходил много лет, да и сейчас пять дней в неделю не хожу, а захочу — вообще не буду ходить. Сколько великих святых не ходило в церковь — Мария Египетская, которая предпочла поселиться в пустыне, к примеру, или Амвросий Оптинский, который просто так болел, что влёжку лежал. И — ничего, канонизировали. А совет нечестивых не терпит, чтобы им манкировали. Он требует понять, что ты должен на него прийти, — а Церковь понимания не требует, что часто, но совершенно не по делу, ставится нам в упрек. Ну не надо всегда всё понимать, а иногда даже нужно не понимать!
Непонимание может быть и даже должно быть очень творчеством. На понимании стояла советская власть, и даже не на понимании марксизма-ленинизма, который пониманию недоступен, а на понимании подлости. «Старик, ну ты же понимаешь, что это невозможно…», — вот самая большая военная тайна, которую берегут герои Гайдара, да и сами Гайдары.
Когда бьют и пытают — это от бессилия идеологии, а сила совка именно в уверенности, что и без всяких пыток надо идти на тысячи маленьких безнравственных сделок, потому что уши выше лба не растут и плетью обуха не перешибёшь. Как один иеромонах, провозгласивший себя на заре перестройки самым большим другом убитого отца Александра Меня, ставший игуменом и митрополичьим секретарём, ответил мне на просьбу посмотреть личное дело Меня в консисторском архиве: «Старик, ну ты же понимаешь, что это невозможно!».
Нет! Не понимаю!! Обязан не понимать!!! И я, и он обязаны были не понимать, а верить, что посмотреть бумажки эти ничтожные возможно, разве что надо было чуть напрячься и рискнуть, чтобы эту возможность реализовать, — а он понял, что напрягаться невозможно. А другие поняли, что нельзя закрыть Лубянку, а третьи поняли, что нельзя охотиться на ведьм. И вот результат: монах тот уже давно перебрался в Германию, стал католиком, да еще ругает Меня, что тот ему помешал стать католиком сразу. А другие давно уже ведут охоту на безоружных людей — с применением бомбардировщиков, танков, омоновцев, милиции (произнося при этом заклинания о необходимости понимания борьбы с терроризмом). Но мы поняли, мы вошли в положение этих бомбометателей. Мы потому и не можем выйти из своего положения, что вечно входим в чужое.
Когда я прошу объяснить, из каких таких шишей нищие служители нищего Христа ездят за границу десять раз в год, катаются на иномарках и покупают в Москве квартиры под православные университеты и библейские школы, я слышу в ответ: «Старик, ну ты же понимаешь, что в наших условиях невозможно вести нормальную открытую отчётность!». Нет! Не понимаю!!
Моя обязана твоя не понимать, потому что честность с поправкой на местные условия — это и есть коррупция. Предательство — это верность с пониманием, смертная казнь — это милосердие с пониманием, и так можно до бесконечности, но не нужно. Моя обязана держаться подальше от тех, кто не даёт отчёта в расходе денег, пусть даже жертвователи отчёта не требуют. Моя не объяснения нужны, а отчёт. Понять я могу всё без объяснений, мне нужно проверить как цифирки складываются. И ведь не радуйтесь, атеисты, в Церкви как раз меньше таких ходячих чёрных дыр, которые всё засасывают в себя и ничего не выдают наружу.
Я могу понять, почему «демократ» требует убивать «потенциальных террористов» (это даже полезно понимать, потому что ктó не потенциальный террорист, хотя бы иногда). Конечно, можно понять и предательство, и сделки. Это понимание и есть тот самый жёрнов, который тянет человека на дно. Это не означает, что всякое понимание таково, надо рассматривать каждый случай в отдельности, но ведь сатанинская придумка в том и состоит, чтобы высмеять рассмотрение, чтобы смешать всё в одну кучу — и настоящее понимание, и размышление над тем, какое из двух мохнатых плечиков поцеловать, какую из семи голов дракона оставить.
Древние римляне смеялись над древними иудеями: у тех в Святая Святых было пусто. А ведь какой был богатый выбор: и Юпитер громовержущий, и Астарта многогрудая, и козлоногий Пан, и мрачная Гекуба. Римляне всё понимали и, как и подобает людям с понятиями, разграбили и сожгли Иерусалим, и Христа распяли всё-таки римляне и именно по своим понятиям. И если от врагов Рим спасли гуси, то от римских понятий Рим спасло непонимание, отказ понимать собственных богов, верить в ценности империи, в могущество римского меча. В нынешних римских храмах алтари пусты, и пуст Пантеон. Крест перечёркивает возможность понять то, что слишком хорошо понимали те, кто наполнял Пантеон божествами. И блаженны непонимающие греха, ибо их понимает Тот, Кого поняли слишком хорошо — и распяли.
