Юность весенне нервична и трепетулечна в предвкушении разных кушаний, побед и одолений. Впереди что-то восхитительное неизвестное, и ты с друзьями...
С друзьями? Первый симптом того, что все эти трепания дешёвка. С друзьями и в 90 лет недурно, а в юности и без друзей отлично. Второе, важнее: юность трепещет не от неизвестности, а от шведского стола будущего. Столько всего можно попробовать!
Дешёвка в том, что юность выбирает из имеющихся продуктов, да уже и приготовленных. Генералы всегда готовятся не к предстоящей, а к отгремевшей войне, а юность всегда выбирает из блюд, приготовленных до их рождения, иногда ещё в нижнем палеолите.
Старость — для верующего, для христианина — куда более восхитительное время. Впереди — за смертью — абсолютно неизвестное. Восхитительное — все разговоры про попадание в ад мило, необходимо, но ведь в глубине души всякий надеется совсем на Другое, поскольку верует в Другого — восхитительное неизвестное. Не то, что я сам себе приготовил — фи, какая пошлость. Я, конечно, заварил кашу, и ещё сварю, сколько успею до Альцгеймера, но впереди — не каша, ведь старость это не путь, а трамплин.
Конечно, трамплин — тоже вполне себе путь, узкий, прямой, но это путь, который никуда не ведёт, даже в никуда, потому что он не ведёт, он просто прогибается под тобою, прогибается — и в итоге ты стремительно катишься вниз (ау, ямщик седой, лихое Время), но ты знаешь — насколько веруешь и насколько не полный тупица, что бывает — что ты катишься вниз, чтобы взлететь. А там...
«Не видел того глаз, не слышало того ухо», сказано в Новом Завете, да и руки не щупали, и зубки не надкусывали, и пенилитор, между прочим, тоже молчит — ну что клитенис может сказать о вечности! Что знает виагра о фуагре! А всё существо, однако, дрожит и млеет, больше, чем в юности — потому что впереди не шведский стол, впереди неизвестность, а только неизвестность достойна человека, и только человек достоин неизвестности — будет, где разгуляться на воле.
