Летописец в Средние века написал: «Не в силе Бог, а в правде», а Дмитрий Лихачев в советское время пояснил: «На современном языке это означает: побеждает правый». Что вызывает в памяти цитату из школьного сочинения:
«Девушка сидела на берегу озера и доила корову. В воде же всё отражалось наоборот».
Насколько причудливо было бы зрелище коровы, которая доит девицу, настолько же причудлива душа, для которой слова «не в силе, а в правде» точно отражены словами «сила за правдой». Дух рябит, как озеро в ветреный день. Старинная пословица — заурядный христианский парадокс, как «свет во тьме светит». «Перевод» же его на современный язык оказался гранитной банальностью и похоронил под собой христианство вообще и древнерусское благочестие в частности.
Конечно, средневековые братья по вере предпочитали, чтобы сила и правда пребывали вместе. В душе русского православного в 1970-е годы, когда Лихачев переводил христианство, было нетрудно найти мечту о принудительном переводе советских издательств на печатание православных трудов и чаяние увидеть выход государя императора из Успенского собора.
Через четверть века все эти мечты сбылись. Как и всегда, большой радости это не принесло. Глава государства, выйдя из Успенского собора на Пасху, поздравил всю страну в прямом телевизионном эфире с днем рождения Христа. Потом пришел другой, который ничего не путал. При обоих денег из казны капало немало. Но даже те православные, которых замочило, не повеселели, а иногда стали даже более печальны и тревожны, чем во времена подполья. И дело не только в том, что чем больше дают, тем больше хочется. Совесть мучает.
Христианин не может не чувствовать разницы между крестом нательным и крестом на шапке Мономаха. В Евангелии говорится о том, что христианин получит венец, но все-таки имеется в виду отнюдь не царская корона, а, как ни странно, спортивная награда. По сравнению с вечностью то, чем в основном занята голова здесь, — в лучшем случае спорт. Так, Москва по сравнению с Небесным Иерусалимом — в лучшем случае Вавилоновка (а в худшем — Вавилонская башня).
«Побеждает правый» означает: «Кто победил, тот и прав». А дальше все зависит от нашего горизонта. Если ограничиваться миром сим, то побеждают часто неправые — и даже чаще побеждают неправые, как бутерброд чаще падает маслом вниз. А если не ограничиваться миром сим… Но там уже нет ни боя, ни соревнования, там просто правит Правда, никого не удосуживаясь побеждать, не поражая и не поражаясь.
Летописец заглядывал за горизонт. Переводчик летописца писал о земном и потому, объясняя, как это правый всегда побеждает, когда на самом деле вовсе не так, пояснял:
«Победа его [правого!] не всегда внешняя, но всегда моральная».
Увы! «моральная победа» — это слишком много. Разумный человек в здравом уме и, главное, в здравой памяти не заявит, что он кого-либо морально превозмог и все искушения отразил.
Мораль — всегда отвес. Проверить им прямизну стены можно, но нельзя построить из отвесов дом и в нем жить. Нравственный человек всегда — ванька-встанька, снова и снова падает и восстает с надеждой на прощение. Впрочем, нет безнравственных — есть падшие и есть падшие, пытающиеся подняться. Ваньки-встаньки и ваньки-лежаньки.
Хорошо, когда есть вера. Христианство как спасительный груз в «ваньке» не дает окончательно свалиться самым пассивным верующим. Какая уж там «моральная победа», когда в любой момент тебя могут ткнуть носом не только в собственные грехи, но и во все грехи всех христиан, вплоть до Торквемады. И не отвертишься — соборность включает в себя коллективную ответственность, как голова включает в себя шею.
«Моральная победа», однако, — и слишком мало. Что это за победа, о которой знаешь ты один, которой один упиваешься? «Внутренняя победа» может стать очень подлой штукой, когда уверенный в своей внутренней победе человек внешне подличает, лебезит и склоняется перед теми, кто победил его морально. Если такой человек — христианин, он спокойно принесет жертву хоть Зевсу, хоть Афродите; ведь внутренне он все равно победил грех.
Нет уж, увольте! Волк в овечьей шкуре или без нее — благороднее овцы, в глубине души жаждущей крови. Морально, возможно, такая овца и победительница, но уж очень она противна.
За Христом идут не потому, что Он морально победил Своих палачей — Он с ними и не сражался, — а потому, что Он победил смерть, и с тех пор бессильны все палачи мира. Вот такая победа — это христианство!
Моральная победа — зачем она нужна? Морально, может быть, казнившие Иисуса были победителями: перед ними был диссидент и богохульник. Но победа над смертью, победа над грехом и злом в мировом масштабе — вот это для нас!
Конечно, не отражать — трудно. Строго говоря, даже невозможно. Бывают неотразимые люди, не бывает людей, которые никогда не отражают. Это ведь животный фундамент человека сам, без нашего вмешательства, отражает любое нападение.
Правда, животное знает, когда нужно не сопротивляться, а упасть и лапы кверху, а дальше уж как повезет. Человек — более жесток, он может сформулировать принцип «лежащего не бьют», может и нарушить этот принцип. Вот почему даже слабые, ничтожные люди все-таки предпочитают отражать нападение. А вдруг победим?
Тем не менее христиане, с одной стороны, просто разумные люди, с другой стороны (не говоря уже о том, что среди христиан встречаются разумные люди, а среди разумных людей встречаются христиане, причем это четыре совершенно разных человеческих типа), все-таки предпочитают не отражать.
Возможный проигрыш в случае победы больше возможного выигрыша. Понятно, что можно выиграть, победив: жизнь, квартиру, богатство, славу, Курильские острова, свободу. А проиграть можно собственную жизнь, превратившись из субъекта в надутый, светящийся от самодовольства объект. И неважно, моральная победа, военная победа — любая победа развращает, абсолютная победа развращает абсолютно. И лучше не отражать, чтобы никогда не кичиться собственным отражением.
