Побочным результатом передела номенклатурной собственности при Горбачёве-Ельцине стало появление новых рантье: человек живёт за счёт дохода от сдачи квадратных метров. В условиях антиправового государства именно квадратные метры вырвались вперёд и по доходности, и по надёжности. Даже у номенклатуры, которая живёт в мире настоящих денег, действует рефлекс нищеты: обустроить себе побольше квадратных метров, поместье, и чтобы непременно своё, с аэродромом, с морской бухтой и т.п. Конечно, миллиард в заграничном банке само собой, пара поместий в Британии само собой, но и на исторической родине. А уж квартир!
Началось это всё сразу же 26 октября 1917 года. Люди рациональные существа, они сразу всё поняли, и одни стали бросать квартиры и уезжать туда, где не было 25 октября, а другие стали коллекционировать квадратные метры. Вот что имел в виду Булгаков с «квартирный вопрос испортил их». Классы-сословия стали определяться в квадратах. У одного — дециметр у параши, у другого «квартир как грязи», по выражению одной дамы из газеты «Правда». Даже не журналистки, а редактора — но редактора после 26 октября стали хозяевами журналистов, мир перевернулся и тут, и количество квадратных метров стало прямо пропорционально количеству квадратных сантиметров на газетной полосе, которую получил в кормление тот или иной редактор.
В итоге, один москвич живёт с тремя детьми и женой на кухне, а в комнате живёт его бывшая тёща, бывшая жена и бывшие дети, а в другой комнате мать бывшей тёщи и мать настоящей тёщи, и корячится на трёх работах, но на квартплату не хватает, а другой москвич живёт один в такой же квартире, но у него две квартиры, унаследованные от редакторов газеты «Правда», и он их сдаёт.
Это рантье, рантье ленинизма. Однако, есть и анти-рантье. Люди могли бы сдавать избыточные квартиры или даже пустеющие комнаты (многие сдают именно комнаты), но — не сдают. Такие анти-рантье распадаются на две полярных группы.
Одни не сдают, потому что деньги не нужны. У человека пара миллиардов на Западе, три поместья в Британии, на Кипре и в Калифорнии, а в Москве всего лишь десяток квартир по миллиону долларов каждая — зачем ему их сдавать? Он их держит на чёрный день, для престижа, из ностальгии. При его доходах на квартплату он тратит незаметные для себя суммы.
Другие не сдают по совершенно непонятным причинам. Человек в долгу как в шелку, человек на еду не хватает, не говоря уже о лекарствах, но человек не доест, но не сдаст. Не продаст сгнившую под корень дачку в 200 километрах от Москвы, полученную прадедушкой в поощрение за раскулачивание кулаков или за фельетоны в «Красном расстрельщике». Не сдаст комнату в своей трёхкомнатной, хотя снимут за сумму, которой ему аккурат на лекарства хватит.
Почему не сдаст? Не из-за интеллигентности. Такой фактор возможен, и бывал актуален на переходе от первого Совка ко второму, в начале 1990-х, но интеллигентность внутрь интеллигента есть, интеллигентность и у параши интеллигентность, научились сдавать как миленькие, а Чехова опять стали читать под одеялом с фонариком. Не сдают из антипода интеллигентности — из гонора, самолюбия, эгоцентризма. Как это так — пустить другого в свою жизнь? Жизнь-то редуцирована к квартире.
Человек не помирает, конечно, спасибо Совку, который продолжает оставаться «военным коммунизмом», когда — при Ленине 1918 года — и проезд в транспорте был бесплатный, и квартплаты не было, и селёдка была бесплатной, и дрова. Никакие нэпы и приватизации не затронули этого позвоночника системы. Тот же долларовый миллиардер — глядишь, а у него сохраняется какая-то «льгота» ничтожная. Собственно, Москва втягивает в себя Россию именно потому, что в Москве этот военный коммунизм лучше сохранился. Надбавки, льготы, скидки. Конечно, ленинизм только заострил черты, которые были в российском феодализме много раньше. Плачется такой сын боярский, что «животишко волочу меж двор», а проверишь по писцовым книгам — ого! Пятьсот крепостных душ! Но поплакался — и выбил отмену стрелецких денег, налоговую послабку.
Это была присказка, протопритча, полуагада, а сказка вот. В душе каждого из нас есть необозримые пространства, а есть обозримые. Необозримые нам неподвластны, слава Богу, а обозримые подвластны, слава Ему же. Так вот — чтобы не сдаться эгоизму со всеми вытекающими типа ожесточённости, поглуплению, дурости, тупости — сдадим часть души другому. С большой буквы или с маленькой, это уж как доведётся. Но — другому. Нуждающемуся. Начиная с Того же, с Бога, Который стучится в нашу душу куда настойчивее, чем мы в Его, и заканчивая тёщей бывшей жены или женой мужа бывшей тёщи, а в промежутке — ой, только дай объявление «Сдаю!» — и появится, кому сдать. Ещё и выбирать придётся, чего доброго. Так ведь «чего доброго»! Всего доброго!
