Мне бывает пакостно, поэтому я существую. Пакостно бывает на душе, следовательно, у меня есть душа. Мне бывает пакостно от того, как ведут себя люди, следовательно, я человек, а не скотина.
Конечно, мизантропия редко бывает действительно мизантропией — человеконенавистничеством как таковым. Это любить все человечество легко, а ненавидеть сподручней мелким оптом — потому что любовь ко всем это выдумка и самообман, а ненавидится всегда от всей души, в этом деле заниматься самообманом смешно.
Вот и ненавидишь: близких — за то, что они ведут себя как дальние, дальних — за то, что лезут в душу как близкие. Собратьев по профессии ненавидишь, если они халтурят, потому что как можно халтурить, а если они работают лучше тебя — ненавидишь, потому что как они смели. Глупая штука человеконенавистничество — намного глупее человечества в целом и его худших представителей, из которых наугад перечислю верующих и филателистов.
На душе пакостно не потому, что церковные верхи ведут себя как парткомовские, а потому, что церковные низы ведут себя как филателисты. Во власть не лезут, зато подменяют веру изучением веры, даже не веры, а изучением изображений веры. Филателисту все равно, жив Ленин или нет, а важно, что вот марка с изображением Ленина с зубчиками, а вот — Ленин без зубчиков. Помещающие в свои альбомы только негашеные марки презирают собирающих и гашеные. Православные, считающие истинным лишь православие, отстающее от мира хотя бы на тринадцать дней, презирают православных, живущих по более-менее приближенному к астрономической реальности календарю.
Что филателисту кляссер, то обрядоверу оклад. Что коллекционеру марок коллекционер винных этикеток, то коллекционеру особенностей одной религиозной группы — другая. Какие-то бесчисленные дробления на кружки, маловразумительные и совершенно неинтересные для нормальных людей склоки. Проектируют Новый Иерусалим, а выходят Нью-Васюки. Непонятно, что противнее в «коллекционерах»: ненависть к тому, кто коллекционирует не так и не то, или ледяное безразличие к реальности, которая не укладывается в альбом, — а что же это за реальность, которая укладывается в альбом или в споры о догматах?
Горько мне, горько от всего этого…
А впрочем, почему? Наоборот, весело. Нет, то есть кричать «горько!» надо — авось в конце концов все эти «филателисты» помирятся, приемлющие Христа с зубчиками обымут христиан без зубчиков. Насколько, однако, легче жить, когда поймешь истинный размер церковных склок. Они не страшнее прочих человеческих склок, как это кажется с первого взгляда — еще бы, вроде бы ведь Самого Христа делят, даже не Христовы ризы.
Раз не Христа делят филателисты от религии, а марки с изображениями Христа, то что бы они ни писали, на веру, на жизнь в Церкви, на мои отношения с Богом влияет не больше, чем выставка марок с паровозами на расписание пригородных электричек. И хотя выставка выглядит внушительнее перрона, все-таки первична электричка, а не марка с ее изображением и уж тем более не споры о том, можно ли наклеивать марки в альбом или только вставлять.
Филателисты — печальное, но закономерное следствие существования марок, фанатики — след за кормой веры. Но, в конце концов, даже фанатики-филателисты пишут письма, наклеивая на них марки, и даже фанатики-религиозники посылают какие-то сигналы Богу и людям, пускай неуклюже и болезненно для Первого и для последних. Агрессивность фанатизма все-таки плодотворнее пофигизма, хотя несравненно болезненнее для окружающих. Всё лучше, чем отсутствие всего, и даже зло лучше, чем ничего, если только это не одно и то же.
