Религиозная потребность, безусловно, существует — она настолько существует, что даже большевики в «своё время» закрепили право верующих на удовлетворение этой потребности. Запретили проповедь, чтение Библии, писание богословских книжек — только удовлетворять религиозную потребность разрешили, потому что иначе бы оскандалились, как оскандалились бы, если бы запретили удовлетворять потребность в еде.
Потребность в высшем, в объекте поклонения, в руководящем начале — кому она незнакома? Кто только, как только, где только и с кем только ее не удовлетворял! В ламаистской молельне, во дворце съездов, перед алтарем предков и перед эстрадой. В полном молчании, неподвижности — и под рев динамиков, в конвульсиях, под убаюкивающий речитатив докладчика. Но ведь и в христианском храме встречаются люди, всего лишь удовлетворяющие религиозную потребность. И даже — как ни избит подобный оборот, скажу — каждый из нас, обращаясь ко Христу, норовит справить свою маленькую или большую религиозную нужду.
Эта нужда появилась сразу после грехопадения и была частью грехопадения, его следствием: человек заботой об удовлетворении своей религиозной потребности заслонил одну-единственную подлинную, глубокую, заслуживающую внимания и борьбы нужду и потребность: потребность Бога в человеке. Не Господь должен удовлетворять нас (да человеку, к счастью, невозможно удовлетвориться Богом, как невозможно выпить океан). Мы должны удовлетворять Того, Кто так хочет нас, что жил с нами, стал одним из нас, принял от нас казнь, победил нашу смерть, открыл нам дорогу к Воскресению и Своему Царству. Христос требует нас, а нам нечего требовать: Христос всегда рядом. Скоро две тысячи лет, как религиозная потребность человечества удовлетворена раз и навсегда.
А сколько тысяч лет человечество не удовлетворяет потребность Бога, причем из благочестивых чувств, считая, что в Абсолютном Совершенстве не может быть места нужде, что она унизила бы Его? Разве Иисус — Абсолютное Совершенство? Нет, точнее Его назвать — Абсолютной Нехваткой человека. Более того, Бог был бы унижен, если бы потребность в человеке была у Него одной из многих нужд (как у человека религиозная потребность есть лишь одна из многих). Она у Бога — единственная, и Он возвышен. Унижены мы, ставящие Бога наравне с заботами о калорийности пищи и телевидением.
Мы сделали Бога потребностью. Даже христианские требы все еще напоминают требования. Язычник бьет идола, не обеспечившего ему улов. Русский народ — не потому ли крушил храмы и жег иконы народ? Допустим, те, крушившие, автоматически совлекли с себя ризы православных, но мы, живущие, каковы? Мы опять ищем удовлетворения себя, а не Бога.
Пока мы печемся о своей религиозной потребности, мы всегда будем удовлетворены, хотя бы нас изгнали из катакомб — не только что из кремлевских соборов. Если же нас будут заботить потребности Христа, сделанного для Него всегда будет мало. Даже водружение креста на Святой Софии покажется тогда пустяком — тем более что пустяком, по совести, оно и явилось бы.
