Молчать слишком хорошо, и поэтому молчать плохо. Всё слишком хорошее заимствуется, передразнивается, опошляется. Человек не отвечает на оскорбления, и это молчание свято, но невинного можно и оскорбить молчанием. Молчание переходит в отмалчивание, замалчивание, а отсюда уже и до мочиловки недалеко.
С течением веков христианство, на первых порах чрезвычайно говорливое, научилось молчать. Недержание речи стало признаком христианства периферийного (не по отношению к Богу, было бы слишком дерзко об этом судить, а по отношению к большинству). Молчун, может быть, молится или думает. Кто не отвечает на обвинения, тот, может быть, до такой степени невиновен, что даже не может это доказать. Горе тем, кто окажется рядом с молчуном, когда тот заговорит, — чаще всего выясняется, что ничего хорошего он сказать не может.
Никакое молчание, однако, не порочно так, как разрешение молчать или, тем более, приказание молчать. Вот один из вождей России, а кстати и чекист-контрразведчик Юрий Примаков, лично ответственный за развитие международного терроризма как орудия российского экспансионизма, писал, уже после формального «падения социализма», защищая ленинизм, отстаивая «многострадальный опыт» социализма в России, пишет: «Учение о социальной справедливости, о гармоническом обществе, о равенстве прав и возможностей не предполагает обязательным концлагеря, геноцид, господство номенклатурной плутократии».
Для ясности Примаков сравнил социализм с верой: «Нельзя путать вероучение и судьбы религии. Христианство не отвечает за религиозные войны, нетерпимость, инквизицию. Ни Христос, ни его апостолы к этому не причастны» («Московские новости», 3 августа 1997).
Это сказано было коммунистом, который много лет был гонителем христианства и после крушения коммунистической утопии христианином не стал. Говорил он это с простой целью: в обмен на снятие ответственности с христианства объявить, что и коммунизм ни за какие свои грехи не отвечает.
Беда в том, что разрывают связь между христианством и грехами христиан часто вполне бескорыстно. И тогда кто-нибудь подымается и говорит: «Не могу молчать!».
«Не могу молчать» — замечательно, но правда в другом: «Нельзя молчать!»
Нет, Христос и апостолы причастны к инквизиции! Христианство отвечает за религиозные войны!! Религия и нетерпимость спутаны вместе, хотим мы того или нет!!!
Другой вопрос, что из этого следует для веры. Христос знал, что из Его учения сделают идеологическую базу для костров, и все же учил. Что, Он был дурак или подлец? Нет, просто Он знал, что костры будут разводить с базами и без баз, знал и то, что если Он промолчит, то костры не погаснут никогда.
Иисус знал, что религиозные войны были, когда верили в ракитовый куст и когда верили в Мардука, что всякое обретение истины побуждает человека агрессивно навязывать эту истину окружающим. И все же Он дал людям абсолютную истину, истину о Боге Распятом и Воскресшем, дал не потому, что хотел абсолютной агрессивности, а потому, что знал: абсолютная истина приведет к окончанию религиозных войн. Не сразу — но это именно так и случилось, в христианском мире религиозных войн становилось все меньше и меньше, и они все более осуждались именно с точки зрения Евангелия.
Не отвечать за зло, связанное с религией, заявить, что это всё были «извращения», «под прикрытием»… Как удобно, как часто — и как же зря. Конечно, извращения, конечно, лишь прикрывались христианством — но христианством ведь прикрывались, не чем-нибудь. Призыв спасать души — неужели нельзя было обставить его внятным и однозначным запретом убивать людей, если те неправильно думают о Боге? Повеление идти и проповедовать Евангелие среди всех народов — неужели нельзя было тут же, через запятую дополнить запретом проповедовать Евангелие насилием?
Здравый смысл, однако, подсказывает: а откуда мы знаем, что насилие в религии — плохо? что нельзя убивать людей? Может быть, это следует из того, что Бога нет? или из того, что человек произошел от обезьяны? из того, что человек такое же биологическое существо, как таракан? Не следует. А вот из Библии, между прочим, следует, и не столько из Ветхого Завета, сколько из Нового.
Заповедь «Не убий» ещё можно истолковать как относящуюся только к соотечественникам, и только к бытовым убийствам, а не к смертной казни и не к войне. Но не перетолковать слова Христа: «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; … а кто скажет: `безумный', подлежит геенне огненной».
Как можно убить вот этого мерзавца и подонка, если Иисус предпочел его не убивать, а умереть за него, дав ему отсрочку?
Христианин должен говорить — когда спрашивают, а иногда (иногда!) даже раньше — обо всех грехах, совершенных христианами. Христианин отвечает не самоубийством, не самороспуском, не проваливанием сквозь землю от стыда, — а просьбой подумать. Подумайте, а как можно было бы это сделать иначе?
Кто придумает, как ещё можно было внести в мир абсолютную истину любви и предотвратить кровавую кашу, которую сварили из этой истины, — скажите Богу. Он Всемогущий, Он всё переиграет по-вашему. Не верьте в Бога, но хотя бы проверьте: неужели атеизм, или любая другая религия, или пофигизм-агностицизм лучше? Нет, они ведут к еще большей крови, а главное — они ведут в тупик, в могилу и здесь, и там.
Христианство отвечает на упреки не тем, что стряхивает с себя кровь и грязь, а тем, что берёт на себя еще и чужие грехи, взваливает чужую грязь, тем, что искупает их покаянием христиан, истинностью Иисуса, воскресением Христа. Как русский православный, я беру на себя ответственность за сожжение протопопа Аввакума. Как член Вселенской Церкви, я беру на себя ответственность и за сожжение Яна Гуса и Джордано Бруно. Как верующий в Единого Бога, я ответственен за резню, которую учинили три тысячи лет назад в палестинском городке Сихем двое сыновей праотца Иакова, — учинили под религиозным предлогом защиты чести своей сестры, использовав религиозный обряд, обрезание, чтобы ослабить «врага».
Только и здесь останавливаться рано: я же не только верующий, я еще и человек, и как человек я отвечаю, я должен отвечать за все зло мира. Для того и Бог стал человеком, чтобы ответить за грехи людские Своей жизнью. Разница в том, что я должен отвечать за грехи человечества, да это у меня не получается, и ни у кого из людей не получится, а Христос не должен, а отвечает.
Ни один человек не может заплатить столько, сколько стоит весь физический и моральный ущерб, нанесенный миру людьми. Ни один человек, ни целое человечество, ни деньгами, ни жизнью. Денег столько не напечатано, да и жизнь даже целого человечества слишком ничтожна, чтобы дать счастье хоть одному плачущему. А Бог — отвечает, отвечает Своей бесконечной жизнью, Своей смертью, Своим воскресением, которое Он предлагает разделить с каждым, и это и есть христианство. Христианство отвечает безответностью, готовностью умереть, но не убить, погибнуть, но не погубить, простить другому всё, не прощая себе ничего, и что не таково, но и не христианство.
