«И говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк 1:15).
Налицо странность, о которой часто забывают даже верующие в Христа. Иисус проповедует Царство Божие или Царство Небесное, но не Царство Иисусово, не Царство Христово. «Евангелие» — это благая весть, торжественная весть не о Христе, не о Спасителе, а о чём-то другом. «Спаситель» — тот, кто вытаскивает из гибели и помещает куда-то, где всё нормально. В рай. Вытащить тонущего из воды и — на берег. Искусственное дыхание, спасённый встаёт и идёт по своим делам, ура. Спаситель идёт по своим делам или, если это штатный спасатель, садится и ждёт, когда придётся спасать следующего заплывшего за буйки.
Иисус не вытаскивает, конечно, никого. Он бросился к утопающим и с утопающимися остался. Иисус — анти-Ной, Церковь — корабль спасения, но это затонувший корабль. Подводная лодка. «Царство Божие приблизилось» означает, что райская жизнь каким-то непонятным образом втиснулась в обычное земное существование. Не отдельная «обетованная земля», не «избранники», отделённые и обособленные от всех других людей, а новое измерение жизнь. Двойное гражданство. Шпионы неба. Пятая колонна (считая первыми четырьми колоннами четырёх евангелистов).
Понятно, что при этом меняется само понятие о вере. Одно дело верить, что где-то впереди Обетованная земля, а ты — часть избранного народа, другое дело верить, что обетованная земля уже тут, хотя её никто не видит, что ты не часть, а целое, существующее безо всякого народа, зато с Богом.
Насколько различаются это Царство Приблизившееся и Обетованная Земля? Заповеди Божии одни? Да, конечно. Тогда в чём проблема, собственно? Да ни в чём, кроме того, что «Царство Божие» — это всё-таки псевдоним Бога. Бог приблизился, Ему приготовь дорогу в своей жизни. Я думал, Земля Обетованная это мой дом, в которой есть уголок — Иерусалим, а в нём местечко для Бога — Храм Соломонов. Но оказывается, «Земля Обетованная» это как забавные растворимые полотенца — бросишь шарик в воду, он превращается в кусок материи. А шарик-то исчезает! Зерно умирает — и в этом спасение для колоса! «Приблизилось Царство Небесное» — не очень хорошая новость для земного царства. Оно сейчас растворится… Оказывается, это была колыбель…
В принципе, это издевательство — или поэзия. Ну какое ж это «царство»? Это воздушный замок. Ну какой Иисус царь, если Он никому голову не может приказать отрубить? Да что там «не может» — не хочет! И мне запрещает рубить головы или хотя бы хотеть рубки.
Земля Обетованная, Царство Израиля — это понятно. Царь где-то там в Иерусалиме, меня обороняет и для меня расширяет границы и всякие торговые связи с разными савскими царицами, а я спокойно живу себе на хуторе, никто ко мне не лезет, шлепаю с любовью детей, жена мне обед готовит... А Царство Небесное — непонятно. Хутор исчезает, никто меня не защищает, более того — я должен, видите ли, нести свой крест. Даже шлёпать детей не имею права, говорит мне вдруг сердце — ну, не сразу, но лет эдак через пару тысяч после слов «Царство Божие приблизилось». Жена вообще поступает в университет, я должен сам готовить себе ужин… Что происходит?!
Происходит спасение. Настоящее спасение — не подготовка к спасению, подготовка через упаковку, замыкание, завёртывание, помещение в парник. Спасение через размыкание, деколлективизацию, фонтанирование семенами во все стороны. Любовь к ближнему из простого и понятного — и высокомерного — делания добра слабейшему оказывается хождением в мире, где не должно быть слабейших вообще. Царство Божие похоже на Землю Обетованное как Нью-Йорк похож на пещеру первобытного человека. Головокружительно! Люди те же, этика та же, но как же всё сложнее, иначе и — интереснее. Продуктивнее. Справедливее. Веселее. Человечнее. Непредсказуемее.
Меняется предмет веры — точнее, предмет оживает. Меняется содержание слова «договор», «завет». Новый Завет из договора владельца земли с батраком превращается, скорее, в договор издателя с писателем.
В наши дни выражение «новый завет» иным кажется антисемитским, воплощающим отречение христиан от веры «ветхого завета». Антисемитизмом грешат и христиане, но выражение «новый завет» к этому отношения не имеет.
Парадоксальным образом, выражение «новый завет» даже старше Ветхого Завета, старше самой Торы. «Ветхий Завет» — обозначение целого комплекса книг, написанных в течение первого тысячелетия до рождества Христова. Из этих книг самые древние — это сочинения пророков, а выражение «новый завет» употребил именно пророк, Иеремия. Конечно, Иеремия прекрасно знал об Аврааме, Исааке и Иакове, но знал он устную традицию, записанную спустя десятилетия. Это нормально — Илиада тоже бытовала веками, заученная наизусть, и ко всем великим книгам древности это относится.
«Завет», конечно, это всего лишь «договор». В русском языке «договор» не так возвышенно и величественно как «завет», но в языке Библии такого различия нет. Более того, «договор» для еврея было понятием очень возвышенным. Всё-таки «избранный народ» был, как он отлично знал, избран не за высокие достижения в культуре. Скорее, евреи были выбраны Богом как в сказках цари назначают строптивой дочери в женихи первого встречного — а первые встречные обычно нищие, попрошайки. Архаика, бедность… Письменность была несравненно более распространена в Египте и Вавилоне — могучих соседях Израиля, великих цивилизациях. От них остались сотни договоров — на папирусных листах или глиняных табличках. Без письменного брачного договора у вавилонян союз мужчины и женщины вообще не признавался браком, у евреев же такие договоры были редкостью, уделом богачей.
Письменный договор — это из обихода элиты, что-то из международных отношений, простые люди ударят по рукам и зарежут барашка в знак нерушимого согласия. А договор с Богом был именно написан, причём на камнях — это по нынешним временам как подписать договор между Россией и Америкой перьевой ручкой за 100 тысяч долларов, сплошь в золоте и алмазах.
Договор Бога с Израилем тем более походил на международный, что это был договор неравных сторон. Ближайший аналог из русской истории — приглашение немцев в Россию императрицей Екатериной. Императрица давала нечто абсолютно ценное — землю и свободу (немцы-то были из меннонитов, которых на родине давили и гнобили за пацифизм). От немцев требовалось, собственно, ровно то же, что от евреев — жить по заповедям. Не убивать, не воровать, не прелюбодействовать…
Договор Бога с Израилем, как и подобает международным соглашениям, был составлен в двух экземплярах — «две таблицы» это не две страницы в одном документе, это один документ в двух экземплярах. Хранились они, правда, в одной коробке — и знаменитый «ковчег завета» это всего лишь упаковка для договора. Зато хранились в Храме — точнее, где они хранились, там и была Святая Святых.
Доски договора — «скрижали завета» — погибли во время разрушения Иерусалима за шесть веков до Христа. Для Иеремии, однако, эти доски были осязаемой вещью, и довольно увесистой. Именно этой каменной увесистости он и противопоставил «новый договор», который высечен в сердце. «На сердцах их напишу», — говорит Бог.
Тут уже, конечно, совсем другие ассоциации. Может, в анатомии не очень раньше разбирались, но что «написать на сердце» — значит, кровь пойдёт, это всегда разбирались. Тут уже не барашка зарезать, тут себя зарезать. Вот оно где — «кровь нового завета». И это, между прочим, не только кровь Христа, это кровь христианина. Хочешь любить — изволь истечь кровью. Та ещё Ромео с Джульеттой.
«Новый договор» оказывается не договором двух государств — Царства Небесного с царством Израиля, а между Богом и человеком. Не раз в год повспоминать — было дело, заключили договор, а каждый день ходить, схватившись за сердце. Что такое «кровь Христова», какая связь с вином, — это совершенно второстепенная проблема в сравнении с моей собственной кровью, которой, оказывается, написано «не убий», «не кради», «не завидуй».
Тему договора хозяина с подёнщиками Иисус любит. Тут и о работниках, которых нанимают за час до конца рабочего дня, тут и притча о талантах, и сразу несколько притч про работников, нанятых для сбора урожая. Да, вся история человечества с точки зрения вечности — как один день. Однако, есть тут и оборотная сторона, поприятнее: один день может быть как вечность.
Пророки имели наглость сравнить отношения Бога и Израиля с отношениями отнюдь не двух государств, а мужа и жены. Жена изображалась похотливой бабой, которая алчно жаждет сексуального гиганта — египтянина или вавилонянина, сидит, раздвинув ноги… В общем, текст в оригинале абсолютно непристоен.
Однако, если муж так ругает жену, то уж верно потому, что хочет её? Любит Бог, любит, а когда любишь — один день начинает светиться светом вечного бытия.
Вот потому в «ветхий» Завет добавили «Песнь Песней», где, между прочим, ни слова о браке, только о любви.
Нового в евангельском договоре как раз то, что он больше похож на брачный договор. В эпоху Иисуса, естественно, такие договора были куда более распространены, чем во времена Моисея. Составлялись они, между прочим, в интересах женщины, и прежде всего — чтобы предотвратить развод. Теоретически мужчина мог развестись с лёгкостью, достойной лучшего применения, безо всяких объяснений — кстати, как и завести вторую жену. Практически брачный договор оставлял единственную возможность развода — если доказана измена жены. Во всех остальных случаях муж должен был платить бывшей жене столько…
Впрочем, Иисус даже не рассматривает возможность развода Бога с Израилем. Дело в том, что развод возможен только после того, как муж и жена соединяются, а вот брачный договор вступает в силу до этого. Прямая противоположность тому, как это делается сегодня. Ситуация не совсем понятная современному человеку. Нам нужно подробно разъяснять о договоре то, что две тысячи лет разъяснялось именно выражением «договор».
Брачный договор в древности был не частью помолвки, он был браком. Именно поэтому были возможны браки с детьми. Никто не собирался укладывать в постель годовалую девочку, но, если отец девочки заключал договор о её браке, то брак считался заключённым. Именно в этом драма Марии с Иосифом: Мария не просто невеста Иосифа, она его жена. Они не спали вместе, но договор был заключён, и теперь Иосиф имеет право на развод. Это не расторжение помолвки!
Вот почему такое значение приобретало целомудрие невесты — это было целомудрие не до брака, а в браке. Девушка жила с родителями, в определённый момент переезжала в дом жениха, но и до переезда она числилась женой.
Так что именно о Новом Брачном Контракте говорил Иоанн Предтеча, когда сравнивал себя с другом Жениха. Именно о Новом Договоре говорит притча о царе, который женит сына и созывает гостей. Именно о Новом Завете притча о глупых подругах невесты. Бог даёт человечеству в мужья Своего Сына.
Этот образ не только объясняет, чем реальный мессия отличается от мессии, которого хотели видеть. Хотели видеть всего лишь того, кто выполнит Божьи обязательства по Синайскому Договору — обязательства насчёт землицы. Вот почему Иисус — шок. Вы рассчитывали получить квартиру, а Вам предлагают выйти замуж. Господи, спасибо, конечно, но мы же не просили, так?
Просили, не просили, но у Бога такая точка зрения, что первый Договор включает в себя второй, «ветхий» включает «новый». Он должен был предупредить? Ну, во-первых, Бог никому ничего не должен — этим Он похож на Свой образ и подобие. Во-вторых, Он, кажется, полагает, что люди должны были понимать, о чём речь. Ах, мы воображали себя мужчинами, у которых одна проблема — чтобы жёны исправно рожали? Так это наша проблема. В отношениях с Богом и мужчина — всего лишь невеста.
«Невеста» — более точный термин, если переносить древнее выражение в современность. Всё-таки сегодня статус «жена» отсчитывают с момента первой брачной ночи, а не с подписания какой-то бумаги, о скольких бы миллионах в ней не говорилось. Важнее другое, есть в отношениях с Богом, даже, точнее, в отношениях с Христом, некая дополнительная точка, дополнительный этап. Как в отношениях Исаака с Ревеккой, когда Ревекка считалась женой Исаака с момента заключения брачного контракта, но первая брачная ночь наступила лишь через семь лет.
Понимать его можно по-разному. Можно беспокоиться о Втором Пришествии как о конце света. Можно радоваться этому пришествию как началу настоящего света. Можно радоваться тому, что до Страшного суда будет тысяча лет прямого правления Иисуса на Земле. Но это всё мужские, мачистские, даже прямо-таки солдатские мечтания. Иисус явно имеет в виду другое, какую-то встречу с Ним, подобную встрече жены, никогда не видевшей своего мужа, с этим самым мужем. В наше время не то что подобную жену — подобную невесту не найти, во всяком случае, в той части мира, которая не так давно нагло позволяла себе именоваться христианской. Вот пока именовалась — бывали заочные браки, которые теперь ничего, кроме омерзения, вызвать не могут. Так что теперь христианства, возможно, не больше, чем в Средние века, но уж псевдо-христианства точно меньше.
Новый Договор — это всё тот же договор Отца Небесного, что был высечен на камне три тысячи лет назад. Десять заповедей просто напросто записали не на камнях, а на сердце Иисуса — и хранить этот договор в здании уже никак нельзя, только в собственном сердце. Это уже договор не о земле, а о человеке на земле. О каждом человеке. Да, этот договор по-прежнему можно сравнить с деловым предприятием, разве что это уже не закрытое акционерное общество, а открытое.
«Закрытое» — когда все акции у избранного числа акционеров, посторонние не допускаются, отвечают совладельцы. «Открытое» — когда акции выставляются на продажу кому угодно, и теперь уже их стоимость зависит лишь от успешного ведения дела. Возможности у такого бизнеса больше, но и риски выше — причём, риски не только тех, кто ведёт бизнес, но и тех, кто участвует в бизнесе через акции. Новый Завет — общество, в котором акции есть даже у тех, кто о Боге давно забыл, где рискует один Бог — и в чём этот риск, напоминает Крест, а прибыль… Как сказал один христианин, Церковь — единственный кооператив, созданный для блага тех, кто в нём не состоит.
Можно сравнить это и с двумя разными типами семьи — и не случайно эти разные типы встречаются в очень разных обществах, в индустриальном и в архаичном, патриархальном.
Патриархальная семья — как закрытый бизнес. Всё делает муж, а жена — кулинарно-стирально-посудомоечный комбайн. Таково домостроечное понимание отношений с Богом. Люди с готовностью берут на себя роль жены — исполнительницы, жены, которая и на костре еретиков сожжет, как сжигает мусор, и крестовый поход закатит, как закатывает огурцы в банки, а Богу — почётная роль Мужика, который приносит получку и ни во что более не вмешивается.
Современная семья — о, тут нету «ролей», нету и их «распределения». Тут не механика, тут нечто настолько сложное, что никто понять не может, но жить, любить и творить — вполне получается. Хотя, конечно, может и наперекосяк всё пойти.
Может всё пойти наперекосяк и в Церкви — в семье человека и Бога. Только вот чудо — перекашивается-перекашивается, но не всё. Красной нитью продолжается Новый Договор. Вновь и вновь происходит чудо встречи, скрытой ото всех, но очевидной для того, к кому пришёл Тот, Кого уже давно любишь, но ещё не открывал Ему своё сердце. Ничего вроде бы не меняется — заповеди прежние, слова прежние. В то же время меняется всё. Иногда быстро, иногда медленно. Иногда в детстве, иногда за минуту до смерти, а иногда по десять раз в день. Что ж, бизнес или брак, но где договор дороже денег, там и интерес не денежный, а настоящий.
По договору с Авраам человек даёт Богу веру, Бог даёт человеку потомство настолько многочисленное, что окружающие народы никогда не смогут это потомство истребить, следовательно, Аврааму гарантируется бессмертие в потомках.
Довольно атеистические потребности были у Авраама, что греха таить. Современные неверующие люди готовы ограничиться именно этим — памятью потомков. Они более совершенные, потому что готовы усыновить всех, кто будет жить на земле после них, готовы считать себя живыми, пока в подлунном мире жив будет хоть один пиит, мореплаватель или плотник, помнящий о них.
Договор Иисуса — и с одним человеком конкретно и со всем человечеством вместе.
Бог даёт человеку веру, от человека требуется разве что не расплескать. Бог даёт человеку вечную жизнь не в чьей-то там памяти, а в Своём собственном бытии.
Человек даёт Богу... Всё, что человек пытается дать Богу, Бог вежливо и твёрдо переадресует вниз, другим людям.
От человека по Новому Договору требуется одно: считать залогом своего бессмертия не потомство и даже не Бога, а человечество в целом. Ради потомства или ради Бога можно убить. Ради человечества — нельзя.
Поэтому евангелисты упоминают Варавву. Не народ сделал выбор, Бог сделал выбор — пусть лучше Я умру, но не умрёт человек, вполне достойный смерти (а кто недостоин?!). Иисус бы с удовольствием был распят в одиночку, но у человеческого милосердия есть свои чётко очерченные границы. Ну любим мы симметрию — этого убить, и сбоку ещё двух развесить и убить, оно красивее, величественнее.
Соответственно содержанию Договора, меняется и обстановка. Никакие египтяне не гибнут. Никаких казней творящим зло. Никто никуда не уходит и никакую землю не получает. Кончилась Обетованная Земля, началось Небо Обетованное.
Меняется и центральный символ. Резание баранов отменяется. Ни один кролик не должен пострадать. Хлеба и вина достаточно, потому что происходит совпадение цели и средства. Иисус это и средство воскресения, примирения с Богом. Иисус и цель — Бог.
Разница двух договоров (как и их единство) лучше всего видна из того, что древнее спасение началось с прохождение через воды Красного моря, а нынешнее — с омовения ног ученикам. Там чудо было в том, что вокруг вода, а людям сухо. Тут вокруг сухо, а ноги мокрые. Там мы опускались на колени перед Богом, тут Бог перед нами. И довольно категорично указал поступать так же с другими людьми. Не себе искать, где бы пройти к своему счастью и не замочиться, а другим помогать выловить Рыбку.
