«Он сказал им в ответ: вы дайте им есть. И сказали Ему: разве нам пойти купить хлеба динариев на двести и дать им есть?» (Мк 6:37).
Евангелие от Марка не содержит призывов давать милостыню. В нём есть о любви к ближнему, но там, где в евангелии от Луки любовь к ближнему иллюстрируется притчей о милосердном самарянине, у Марка — дыра. Нету у Марка и «малого Апокалипсиса» Матфея с призывами кормить голодных и поить жаждущих, потому что через них у нас просит Бог. Нету в евангелии от Марка и рассказа Иоанна о милосердии — «иди и больше не греши». Правда, этот, о грешнице рассказ вставлен в евангелие от Иоанна через два века после его написания, но вот Иоанн такой, что там эта вставка органична, а у Марка смотрелась бы странно.
Всё потому, что у Христа не было никакого особого отношения к милосердию и милостыне. Особого в сравнении с Его современниками, да и с теми, кто жил задолго до Него или после Него, зная о Нём или не зная. Во всех религиях помощь людям — одна из аксиом. Не потому, что религии хорошие, а потому что люди — человечны. Атеисты и агностики тоже любят и умеют помогать ближним. Человек может переменить религию, но не этику. Понижения и повышения морального уровня происходят в душе одного человека, а все мировоззрения одинаково альтруистичны. О, конечно, можно встретить атеиста, призывающего убивать неполноценных детей, но ведь это эпатаж, стёб. Опасны не стёбщики, опасны альтруисты в рамках.
Рамки альтруизма хорошо известны. Все призывы помогать нуждающимся не привели к исчезновению нужды, нищеты, разрыва между богатыми, не очень богатыми и просто отчаянно нуждающимися в куске хлеба и в глотке воды. Благотворительность поддерживает некоторое равновесие в обществе, но не более того.
Самое паршивое, что добрые дела могут быть очень бесчеловечными. Именно поэтому великий и добрый Лев Толстой, да и не менее великий и добрый Антон Чехов занимались филантропией, но недолюбливали её и критиковали. Слишком часто филантропия превращает людей в вещи, предметы. Нужно накормить голодного — и неважно, человек голоден или попугай. Нужно напоить жаждущего — и неважно, человеку нужна вода или цветку. Нужно помыть — и неважно, сиротку или окно. У меня есть, у другого нет — и другой превращается в объект моего попечения. Вот почему самые бесчеловечные деспоты, самые звероподобные насильники и садисты часто очень сентиментальны и щедры на благодеяния. Ведь они тем самым утверждают о себе, что они люди, а об объектах своей доброты, что те — объекты. Вроде коллекции марок, о которой нужно заботиться.
Благотворительность может быть бесчеловечной и в свободной стране. Бюрократической, государственной. Но это отнюдь не худший вариант, часто это лучший вариант — куда лучше, чем благотворительность религиозная. Это бесчеловечность уважения к другому, когда другой получает необходимое просто потому, что соответствует каким-то критериям. Никто не лезет в душу, просто выдаёт талоны на питание. За этой простотой такой горький опыт христианского милосердия — с работными домами, с настоящими пытками в обмен на продовольствие, физическими пытками и моральными… Даже и в наши дни полно добрых христиан, которые возмущаются тем, что государство «плодит иждивенцев», поощряет лодырей и пьяниц. Милосердие должно быть требовательным! Что уж говорить о такой благотворительности, которая всерьёз рассматривает страдание как средство улучшить человека. Благотворители прислали обезболивающие таблетки, а они портятся в подвале, потому что, видите ли, страдание необходимо больным, оно их к Богу приближает.
При этом само христианское милосердие часто оказывается разновидностью наркомании или даже бизнесом с гарантированным доходом и безо всякого риска. Наркоманией в смысле бегания по кругу. Нищету ведь очень трудно ликвидировать, почему она и существует тысячелетиями, став постоянной тенью цивилизации и прогресса. Ликвидировать трудно, а подкармливать как рыбок в аквариуме легко. А сколько крадут на благотворительности те, кто берёт у богатых пожертвования и отдаёт бедным! Но даже если не крадут, даже, если жертвуют свои и жертвуют собой, всем своим временем и жизнью, — как часто это впустую. Сколько людей жертвуют то, что могут, а не то, что нужно, и это ещё лучший вариант.
Систему нужно менять, систему. Чтобы не просто накормить-напоить-вылечить, а дать возможность полноценно жить. А то сколько же жертвователей внимательно следят, чтобы жертвуемые не выходили за рамки. Вылечат ребёночка от рака, ребёночек вырастет взрослым — и в армию, без вариантов. Вылечат наркомана, а свободного интернета ему не дадут, и бесцензурной печати ему не дадут — из милосердия, конечно, чтобы не метался. Доброта в железных рукавицах.
Вот тут мы и подходим к тому единственному случаю, когда Иисус сделал что-то, похожее на кормление голодных. Сходство, конечно, поверхностное — да, люди хотели есть. В Кане, кстати, не сказано, что люди хотели пить. Вино, знаете ли, не для утоления жажды. Хозяева хотели щегольнуть, что «не хуже других» — это да. Понятно, почему Иисус с больной неохотой напоил гостей вином — правда, отличным, видимо, Бог иначе как отлично работать не умеет. Был (и в каком-то смысле остаётся) казус, когда Иисус кормил апостолов, можно сказать, с руки, как голубей — «Примите, ешьте, это Тело Моё». Но там точно никто не был голоден и вовсе не жаждал даже вина. Дело было под конец трапезы, довольно плотной, праздничной. А тут — с «умножением хлебом», тут да, голодные налицо.
Ученики, предлагая сбегать в деревню и купить хлеба на 200 динариев, шутят, и довольно саркастически. Откуда в деревне хлеба на пять тысяч человек? К вопросу о юморе в Евангелии. Есть он, есть. Чем меньше еды, тем больше юмора, это космический закон. Да и не хватит двухсот динариев для пяти тысяч, динарий — это плата подёнщику, 200 динариев — хлеб для двухсот, ну, для тысячи человек.
Похоже, что как раз 200 динариев, — всё, что у Христа с апостолами в пресловутом ящике для пожертвований, который носил Иуда. Немного, прямо скажем. Хотя всё равно встаёт вопрос о двойном стандарте — ведь Иисус однажды, посылая апостолов на первую самостоятельную проповедь, велел не брать им с собой денег вообще. А Сам-то, Сам-то… Ну вот — впритык, но имел.
Имел, но был! Проблема с милосердием та, что человеку легче поделиться тем, что он имеет, чем самим собой. Чтобы поделиться самим собой, надо быть самим собой, а кто же это умеет?
Бог это умеет. Это и есть Евангелие. Бог поделился с нами Самим Собой. Кто предпочитает наличными или едой — свободны. Вон, Иисус накормил слушателей и отпустил. Евангелист не утверждает, что хотя бы один из них стал подался в ученики или хотя бы задержался поблагодарить. Только объедков накидали. Ну, Бог не против, Ему и объедки сгодятся.
В сухом остатке всё просто. Голодных не прогонять, не попрекать ленью или пьянством, а кормить. Больных лечить. Не ждать, пока они попросят — искать, особенно искать тех, кто уже не в силах просить или стесняется. Не думать, что лучший способ поделиться собой — это распахнуть душу голодному, чтобы ел и слушал. Так можно самый лучший аппетит испортить. Милостыня, милосердие, благотворительность — это общение, значит, надо не только кормить, но и общаться. Вон, Иисус сперва общался, потом кормил — но делал это исключительно с согласия слушателей, которые ведь пришли Его послушать, специально пришли. А с креста Иисус не проповедовал, туда люди пришли не слушать Его, а распинать Его.
Очень часто пообщаться с человеком — высшая филантропия. Слава Богу, всё-таки какие-то зачатки государственного обеспечения стариков есть. Слава Богу, государство всё-таки не пытается выдавать сочувствие. Да и не сочувствие нужно человеку, а просто — быть человеком, разговаривать на равных. Не все это умеют, конечно, даже и в молодости или в зрелости, так вот и надо давать, чтобы человек пошёл во вкус.
Конечно, надо участвовать в коллективной благотворительности — включая и ту, которая и есть государство. Конечно, надо давать на хлеб просящему на дороге. Причём, с государства строгий отчёт, а с просящего на дороге — ну какой отчёт-мотчёт? Подозреваешь в обмане, не давай, но в душу не лезь. Но между «поручить государству» и «дать в руку бродяжке» — огромное пространство, и это пространство надо исходить вдоль и поперёк с верой в Бога, с верой, что мы не просто укрепляем социум, не просто упражняемся в альтруизме, а летим в неизведанное. Потому что сейчас, как ученики Иисуса, мы раздаём, а завтра, как ученики Иисуса, получаем по шее, — и в обоих ситуациях сохраняем чувство юмора, чувство пропорций и чувство юмора.
