«Иисус сказал: не запрещайте ему, ибо никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить Меня» (Мк 9:39).
Как часто бывает, очень красиво на латыни: «Nolite prohibere!» Это ведь совершенно как лозунг 1968 года: «Запрещено запрещать». За этим следуют знаменитые слова: «Кто не против вас, тот с вами».
Запрет — это простейшая форма проведения границы. Вот я кладу прутик, не заходи за него. Моя кожа — это запрет другому касаться меня, так что моя кожа это граница моего тела. На самом деле, всё куда сложнее — во всяком случае, когда речь идёт о человеке. Если в полупустой вагон метро зайдут двое людей, незнакомых друг с другом, они сядут друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Так мы отмеряем наше «психологическое пространство», зону комфорта.
Ученики исходят из того, что последователи Иисуса — это общность, отличная от других общностей. У Церкви есть границы. Не надо думать, что если ученики были иудеи, то они не имели представления о границах между религиями и конфессиями. Как и в любую эпоху, как и в любое время, как и в любой религии, иудаизм не был монолитен. Он был даже более поделен на разнообразные течения, чем современный иудаизм, который изрядно сплотился, стал однороднее за века гонений.
Граница между учениками Иоанна Предтечи и учениками Иисуса, между учениками Гиллеля и учениками Шаммая — была! При этом были и другие, более обширные границы — между иудаизмом евреев, живущих в Израиле, и иудаизмом евреев, эмигрировавших в Египет, Италию, да вплоть до Китая. Эмиграция была в течение веков — Израиль маленькая страна, прокормиться там было трудно, вот и приходилось искать лучшей доли, совершенно нормальный процесс. И над всеми этими границами — граница между иудаизмом и язычеством. Это ещё атеистов не было, а то была и граница между религиозными людьми, к какой бы религии они ни относились, и атеистами, агностиками, безбожниками.
Впрочем, минуточку: конечно, были атеисты, были безбожники. Они были внутри любой религии. Говорить об этом было не принято, афишировать это боялись, но если по совести сказать — большинство людей были вполне неверующие, только формально принадлежали к «религии предков». В общем, примерно как и в наши дни. Так что границы были довольно лицемерные, такими и остаются. Хоть в Израиле, хоть в США, хоть в Болгарии — поскреби верующих, и выйдет как с лотерейными билетами, где надо соскрести напыление, чтобы обнаружить, что выигрыша-то нет в тысяче случаев из тысячи ста.
Мало того, что так называемые «границы Церкви» слишком легко вмешают в себя абсолютно неверующих людей. Лицемерие, лукавство и формализм известны с глубокой древности, это не новость. А вот что новость — так это то, что границы Церкви не вмещают в себя носителей ровно того же Духа, который делает церковь — Церковью. Это стало понятно сравнительно недавно, когда стал быстро расширяться кругозор человека. Ведь один кругозор у крестьянина, для которого даже соседняя изба — замкнутая вселенная, где с соседом поговоришь пару раз в год, а остальное время поглощает изнуряющий труд, а другой кругозор у современного горожанина (а большинство людей теперь живёт в городах), у которого работа иногда прямо требует знаний о том, как живут люди в самых странах, контактов с этими людьми. А где контакт — там вдруг оказывается, что границы-то нет, во всяком случае, такой, как представляется в архаическом обществе, что другой не какой-то злодей, режущий детей в угоду своему идолу, а такой же человек, как и ты.
«Такой же» не означает «такой же плохой». Надо быть очень дурным человеком, отчаявшимся циником или жлобом, чтобы во всех видеть дурное. Нормальный человек при знакомстве — личном, сколько-нибудь основательном — знакомстве с другим, обнаруживает, что и другой вполне нормален. А ненормальному и родной брат кажется чудаком — Каин хрестоматийный пример.
Оказывается, спасение от ненависти, боязни чужого, страха перед другим, вполне может быть не от Бога, а от знания. Не страшно войти в вагон с китайцем, индусом или даже с русским. Но, если есть возможность, всё равно сесть постараемся на расстоянии вытянутой руки — не потому что рука китайская, а потому рука человеческая. Популярно изречение: «Свобода моего кулака заканчивается там, где начинается щека другого». Но это ведь неверно — во-первых, другой с его свободой начинается за метр до щеки другого, во-вторых, нету у моего кулака никакой свободы. Есть свобода у моей ладони, у моих пальцев. Свобода гладить, свобода писать, свобода изготавливать что-то. А свобода бить — не существует вообще, «свобода бить» это «жареный лёд». Я бью, следовательно, я несвободен.
Ученики не спрашивают Иисуса о границах Церкви, они уверены, что границы эти чёткие и простые, как границы между фарисеями и саддукеями, иудеями и язычниками. Учеников беспокоит очень конкретный случай, который сегодня назвали бы «незаконное использование товарного знака». Так ведь и сегодня главная проблема не та, как относиться к отвергающим Христа, а как относиться к тем, кто ничего против Христа не имеет и спокойно включает Его в число «великих учителей человечества», «Божьих пророков» и т.п., и т.д. Кто Христа отвергает, тот сам границу Церкви и обозначает, а кто принимает — тот вроде бы нашу границу размывает. Он ведь в церковь-то не ходит, а Христа уважает, паразит.
Иисус отвечает на очень конкретную ситуацию, но ответ Его в высшей степени странен и универсален. Странен — потому что критерием оказывается всего лишь имя. «Всего лишь» — это с точки зрения тех, для кого имя так, условность. Имя — не рука и не нога, и не какая-то, как очень неприлично выражается Джульетта, «другая часть мужчины». Обменяй своё имя на моё тело!
Иисус утверждает нечто прямо противоположное. Он нимало не отрицает условности имени, чем отличается от легиона людей, которые из имени сделали идола. Он «всего лишь» совершает нечто, аналогичное тому, что Он совершил на Тайной вечери. Он словно говорит: «Это имя — Тело Моё и Кровь Моя. Если другой произнёс это Имя, другой стал частью Меня». Исчезает ли граница, когда двое любящих сближаются так, что уже нет «протянутой руки»? Конечно, нет — как не исчезают хлеб и вино во время литургии. Граница остаётся, но изменяется так, что она не разделяет, а соединяет. Идеальный пример такой границы — бревно. Если бревно положить поперёк — это будет баррикада, препятствие. Если воткнуть — это прямо орудие казни вроде кола. А если перекинуть бревно через ров или пропасть, то это уже не бревно, а мост. Граница Церкви — это старая добрая граница между разными традициями, но граница повёрнутая через пропасть, не отгораживающая, а соединяющая. «Запрещено запрещать» — значит, запрещено использовать бревно для отгораживания, для изготовления шлагбаума. Если у тебя есть бревно в глазу — сделай из него мост!
На самом деле, всё ещё хуже для фанатиков, потому что и те, кто отвергают Христа, могут быть во Христе. Ведь Иисус говорит о тех, кто «против вас». Он не говорит «против Меня». Если человек поносит Христа — он действительно поносит Христа? Ну, во-первых, даже если действительно, в лоб, именно поносит Христа — и это простится, об этом Иисус отдельно сказал. А если «простится» — значит, человек уже внутри Церкви, внутри спасённого человечества. Во-вторых, ну кому вдруг взбредёт в голову ругать Христа как Христа? Ругают Христа как символ. Для кого-то Иисус — символ предательство единобожия, привнесения в иудаизма политеизма, ложного мессианства. Для кого-то Иисус — символ крестовых походов, инквизиции и прочих излишеств нехороших. Так ведь это ругань в адрес Христа, исходящее от бурления в человеке именно Духа Христова. Человек вырос в мире, где обитатели помойки называли свою помойку розой, и теперь ненавидит розы, ругает их, кто бы их ни упоминал. А настоящей розы не довелось видеть — но не он же в этом виноват! А может, он сам садовник и розы выращивает, только называет их иначе — именно об этом слова Иисуса, что немыслимо сотворить чудо помимо Бога. Где жизнь, где добро, где человечность — там и Христос, пусть под другим именем, и надо стремиться не только к тому, чтобы знать, как звучало имя Иисуса в устах его Матери, но и к тому, чтобы узнавать имя Иисуса в делах мусульман, индуистов, буддистов, да просто любого доброго человека. Иной говорит «Иисус», а выходит — «Ленин», а иной говорит — ну, не Ленин, конечно, Ленин это запредельно, а, предположим, Ницше — но выходит Иисус.
Впрочем, что значит «Ленин это запредельно»? За границей, отделяющей Церковь от ада? Так ведь и этого нет. Ленин не был членом Церкви, потому что его сделали членом Церкви насильно, заставили учить Библию и сдавать экзамены по заповедям. Но даже Ленин был ченом Церкви, потому что и Ленин знал любовь, и Ленин жаждал справедливости. Хотел хорошего, как сказал Фазиль Искандер, но не успел. Не в ту сторону поехал, крюка дал — и на этом крюке повисли и погибли десятки миллионов людей. А всё же — человек, и поэтому образ Божий был и ему не чужд.
Много было хулящих Иисуса, но был ли, возможен ли хоть один человек хулящий Духа и этим ставящий себя за пределы рая? Да нет, конечно. Самый злодейский злодей злодействует во имя Духа, даже если строит из себя бездушного циника. Духом Божиим жив человек — и если жив, то и носитель Духа. Даже те, кому Иисус пригрозил — мол, если будете хулить Духа, то ой-ой-ой — даже они хулят не Духа, а хулят, как им кажется, ложное понимание Духа. Иисуса распяли для защиты Духа Божия — почему Он и сказал, что «не ведают, что творят». Но есть творят нечто прямо противоположное тому, что им кажется.
Иисус много раз запрещал нечистым духам жить в людях, владеть людьми. Но нигде и ни разу Иисус не запрещал Духу Святому жить за границами Церкви — потому что такой запрет противоречил бы Его Миссии, Его делу — создать Церковь, в которой граница не разделяла бы людей, а соединяла, и этой границей стал Он Сам. Кто видит эту границу изнутри веры в Иисуса, счастлив, но кто не видит — не проклят, а всего лишь в листе ожидания, а ждать Бог умеет — у Него вечность, и Он знает, как ею поделиться, не нарушая самой нерушимой границы — границы человеческого «я», человеческой свободы, человеческого разума.
