Исследователи часто ипользуют термин «новые религиозные движения», НРД. Он сменил термин «секта» или «культ», которые носят отчётливо оскорбительный характер. Различение «сект», которое якобы «обособились», выделились из уже существовавших движений, от «культов», возникших на пустом месте, является крайне условным, не отражет сущностных характеристик того или иного движения. Не все движения «выделяются» по своей воле (как старообрядцы), и не бывает совсем уж «пустого места». Ислам яркий пример относительности «новизны» нового религиозного движения.
Действительно, качественно новым явлением ХХ столетия стал «нью-эйдж». Но является ли нью-эйдж «движением»? Нет. Вот Бердяев — движение (православная Церковь), а Мережковский — нью-эйдж. По текстам, не по личному поведению. Очень четко различаются.
Вода в луже не двигается, вода в луже колышется, а движется вода в реке. Мережковский лужа, Бердяев река.
С нью-эйджем даже бороться поэтому толком нельзя. Потому что как с ним бороться? Это как бороться с аналитической философией или с пессимизмом. Это ведь не движения, а умонастроения. «Движение» — это не просто взял, пошел в магазин, купил книжку, почитал, поговорил о ней с друзьями. Это — подвигался. Но нет «движения покупателей книг». Ну разве что есть движение покупателей по книготорговому залу, но оно не превращается в движение последователей чего бы то ни было. Читают, а «последовать» — не следуют.
Тут обнаруживается, что «путь» — так обозначали организацию, движение в архаических культурах, метафора очень простая и продуктивная — это прежде всего совместный путь. И «совместность» — не такое простое явление. Совместное чтение Евангелия еще не делает христианства, «движения». Впрочем, Уолша, Вассулу, Даниила Андреева совместно, кажется, и не читают. Поэтому нью-эйдж часто (не всегда) паразитирует на религии (не будучи сам религией, будучи религиозным настроением — и не будучи, кстати, и набожностью), тусуется, ошивается около религиозных движений, церквей. Но сохраняет дистанцию и глубоко не влезает.
А что составляет «религиозное движение»? Соединение нескольких компонентов: молитва личная и совместная, жизнь по заповедям (ну какие заповеди у Уолша или Павлова или Андреева?), благотворительность, просвещение. А главное, наверное, целеполагание — совместный поиск единства, неудовлетворённость наличным состоянием дел. Если угодно, эсхатологичность, сознание неотмирности, отчуждённость от реальности. Вот как ни странно, в нью-эйдже этого нет. Ему и так хорошо, он вписывается в любой строй, хотя предпочитает, конечно, побогаче и повольготнее.
Конечно, всегда есть опасность, что «нормальная религия» перестанет быть «движением» и станет просто хобби. Клуб филателистов — не движение. Собственно, внутри любой церкви есть всегда и нью-эйджизм, но там это явление периферийное и, как правило, обличаемое, осознаваемое как ненормальность, легкомыслие, поверхностность. Фанатизм, фундаментализм пытаются бороться с легкомыслием нью-эйджизма, организуя «движение внутри движения» так, чтобы исключить пассивность. Но это ложный путь, человеческий. Замена Бога правилами. А нормальный путь — путь людей к Богу с Богом. Что автоматически превращает норму в бред с точки зрения материализма, но уж такова специфика религии.
Нью-эйдж, конечно, лишь формально «новое движение». На самом деле, в любую эпоху существовала и будет существовать расплывчатая религиозность, даже не религиозность, а слабый интерес к «непонятному». Просто в другие эпохи такая религиозность не оставляет следов, с ХХ же века она порождает тексты и потребляет тексты, она стала фиксироваться исследователями. Вторая разновидность нью-эйджа прямо противоположного рода: остаточное явление, эхо, отголосок полноценного религиозного движения. Веры в Зевса уже нет, но Гомером и Гесиодом ещё интересуются не только как литературными памятниками. Религиозная терминология метафоризируется, становится «симулякром», потому что это метафора, не имеющая исходного объекта. Говорят о «великой праматери», не веруя в великую праматерь, а только придавая некую словесную оформленность своей жизни.