«В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом.» (Деян 2:5).
Странно звучит: «иудеи из всякого народа под солнцем». Ясно, что тут «народ» означает «страну». Что не сразу ясно: эти евреи не говорят по-еврейски. Они не говорят ни на иврите, ни на арамейском, суржике того времени. Они евреи лишь по религии, но иврит для них как латынь. Религия выше языка. Выше, а не ниже, вот чего не понимают те, кто считает невозможным молиться на непонятном языке. Конечно, лучше понимать язык молитвы, но «лучше» не означает «обязательно», потому что всё равно молитва — общение с Богом, у Которого нет языка, но Который умеет объясниться на любом языке.
Бог выше языка, люди — нет. Вот почему грех не знать языка людей, среди которых поселился навсегда. Только оккупант, считающий себя богом, считает ненужным учить язык завоёванной страны. Иные всю жизнь проживут в Украине без украинского, в Эстонии без эстонского, в США без английского.
Христиане должны знать язык Божий, потому что, крестившись, мы поселились в Царстве Божием. Край Христа. Философы говорили о жизни «на краю» как условии познания, а для верующего всё наоборот — познание Бога приводит на край, в край бесконечный, лишь отчасти соприкасающийся с миром конечного.
Мы в Краю Божием не чужие, как испанский еврей не был чужаком в Иерусалиме, но наш родной язык, на котором мы теперь интуитивно формулируем свои мысли, идеалы, решения, это язык Христа. В обычном языке есть три времени, в языке Царства Христова есть вечность. Вместо точек — воскресение. То, что в обычном языке подлежащее, в языке Божием -прилагательное. Существительное стало обстоятельством образа действия, не более того. Язык верности, надежды, любви.
В обычной жизни мы меньшинство, но сознание-то у нас должно быть как у большинства, ведь Край Божий больше любой галактики и населён плотнее. Не бояться никого и ничего, только бояться потерять связь с небесной родиной, не быть её достойным.
Во время войны мощными прожекторами ловили самолёты противника, ослепляли лётчиков и те сбивались с пути. С христианином наоборот. Христос — свет, и вера вводит нас в этот свет, и мы начинаем ориентироваться — не в этом мире, тут мы не мудрее ребёнка, а в мире Божием. Поэтому иногда мы не делаем невинных на первый взгляд вещей, а иногда нарушаем необсуждаемые запреты. Этот свет — язык Божий.
Люди издревле мечтали знать язык зверей, чтобы животные нам подсказывали, где золото, где опасности. Не звериный язык, а язык Божий надо знать, надо учить, учить всю жизнь, чтобы знать не то, откуда опасность, а то, откуда жизнь и свет в этом мире. Обычный язык говорит о свете, язык Божий сам есть Свет. Это Свет, который сиял на Голгофе, когда всё померкло в глазах наблюдателей, сиял так, что палач увидел и воскликнул: «Это — Сын Божий». Вот куда звал за Собой Господь.
Взять крест, донести до Голгофы, положить и посмотреть на мир глазами Распятого и воскликнуть: «Воистину люди — сыны Божии, дочери Божии!» Палачи учителя, родные и оккупанты, враги и благодетели, — всех мы увидели в истинном свете, в свете Истины убитой и воскресшей. Все — боги! Поэтому мы прощаем зло, которое эти дети Божьи творят в своём ослеплении, каемся в зле, которое сами совершаем, и уступаем Свету Божию Христу через нас светить, прощать и любить, чтобы, как на Пятидесятницу, люди слышали нас, а слушали — Бога.